Эльза Лейтан-Михайлева. «Латыши прощаются с Сибирью» (Очерки. Субъективный взгляд с борта парохода «Латвия»)
Середина Енисея. Река демонстрирует невиданную мощь. В некоторых местах наблюдается странное «кипение», воронкообразное взбулькивание, словно вода в этих точках попадает в заколдованный круг.
Наиболее впечатлявшее зрелище «кипящей воды» видели мы в устье Подкаменной Тунгуски, знаменитой шишкинской Угрюм-реки, куда, сойдя с маршрута, заходили по возвращении. Шли километров двадцать против течения до порогов, там и произошло: на площади в несколько сотен квадратных метров вода вдруг превратилась в тысячи маленьких гейзеров, то вспучивалась, пузырясь, то уходила воронкой вглубь. Почему происходило это вращение воды, никто не знал, никто так и не смог дать ответа.
Думаю, все дело в рельефе дна, что там, под «воронками» либо ямы, либо острые камни, либо из-под земли бьют ключи. Как бы там ни было – зрелище было незабываемое.
Но еще великолепней, еще незабываемей было другое: Северное сияние – знак благоволения к нам Богов, ибо по времени его еще не должно быть было, было слишком тепло – и подарок редактора ленинградского журнала «Арс» Геннадия Петровича Петрова.
Дело же было так: мы давно спали, а Геннадий Петрович (на пароходе мы звали его попросту «Арс») по причине ли своей влюбленности в молодую ташкентскую художницу с глазами Ундины или по какой другой, бодрствовал, и бодрствуя, в два часа ночи увидел на небе нечто необыкновенное – живой, двигающийся от неба к земле и от земли к небу свет. Не решаясь поверить, что это и есть северное сияние, но изумленный и завороженный им, он решил удостовериться и разбудил Аскарова. Бывший политзаключенный «Норлага» наверняка знал, наверняка не раз наблюдал это чудо. Выйти на палубу Юсуф Алимжанович наотрез отказался, но, выглянув в окно, подтвердил предположение: «Северное сияние, не сомневайтесь».
В обалдении от восторга Арс бросился всех будить.
– Северное сияние! Вставайте!! – кричал он, проносясь по коридорам первого, второго и третьего класса, тарабаня что есть силы во все подряд двери.
Люди просыпались, вмиг выметнулись на палубу. Кто мог не отозваться на такое событие? И кто потом с жаром не пожимал руку Арса, благодаря за чудо?
Но когда мы с Катей выбежали на палубу, простоволосые, кое-как накинув пальто, в сапогах без чулок, то первым нашим чувством было разочарование. Никакого сияния! Белое небо. Светлее обычного, конечно, но и только. Сработал стереотип. В представл¬нии людей, никогда не бывших на Севере, знающих северное сияние только по описаниям, образ его похож на что угодно: на радугу, на широкое галло, но только не на северное сияние.
В зените над головой светили крупные, не наших латвийских размеров, звезды: Полярная звезда, созвездия Большой и Малой Медведицы, по небу был разлит холодный, смахивающий на лунный, свет. Вдруг оттуда, из этого белого неба, хлынул, пролился, воссиял другой свет, не белый, а голубой, сиреневый, нежно-розовый. Собственно, не «пролился», не «хлынул» и не «воссиял», все это не определяет явления, так как предполагает наличие истопника, а скорее, просто отмылся, стал виден в образовавшееся в небе отверстие, материализовав пространство и превратив пустоту в восхитительный, движущийся, колеблющий-ся голубовато-розовый тончайший световой занавес. Короче, это было похоже на ощущение в стереоскопическом кино, когда перед носом вдруг начинают качаться ветви цветущей яблони. Короче, северное сияние, это когда вы, находясь на земле, имеете возможность заглянуть на небо.
Эта оптическая иллюзия или, напротив, оптическая реальность движущегося и сияющего нежными тонами светового пространства ни с чем несравнима, потому дает право назвать ее, как почувствовалось, а почувствовала я именно так: небо разверзлось, и к нам проникло другое, в надзвездные двери заглянул зазвездный мир.
– Ну, как? Ну, как? – вопил возмущенный Арс. – А ведь хорошо! А ведь чудесно?!
– Чудесно! Чудесно! – вторили мы, и на первых порах еще долго не замечали, что ветер и холод, что лица наши и наши голые ноги давно окоченели. Задрав головы, переходили мы с места на место, кричали, звали друг друга, показывая, что здесь еще лучше, еще красивее, что краски небесного занавеса становятся все ярче, голубее и розовее, и всем нам, без исключения, казалось, что если немного постоять, подождать, то произойдет что-то уж совсем-совсем необыкновенное и прекрасное. А человек, подаривший нам это ночное чудо, продолжал руководить, приглашая то туда, то сюда, ибо чувствовал себя дарителем, распорядителем, волшебником и магом. В эту ночь он ушел с палубы последним. Катя ушла в три, я в начале пятого, но можно полагать, что тот, кто демонстрировал нам божественное небо с этой самой высокой точки земного шара, демонстрировал его до утра, до самого восхода солнца.
Когда-то давным-давно в руки мне попал портфель из крокодиловой кожи. Мать тщательно хранила его, прятала в потаенные углы. В нем находились бумаги отца и среди них на тонких папиросных листочках мелким бисерным почерком: белые стихи о северном сиянии. По каким-то каналам тайным отец переправлял их матери. Потом эти стихи, как все бумаги и все документы отца, как и сам портфель из крокодиловой кожи куда-то исчезли, пропали! Полагаю, что их изъял и уничтожил мой первый муж Михайлов, работник райкома комсомола. Он боялся разоблачения, что жена его дочь врага народа. Пропали все документы, касавшиеся моей семьи, но более всего я сожалела об этих стихах, они были, как мне казалось тогда, исполнены какой-то тайны. И вот теперь я прикоснулась к ней.
Спасибо, спасибо тебе, уважаемый «Арс».
На оглавление Пред. страница След.страница