Свидетельствует Финк Генрих (1925 г.р.).

Своё свидетельство Финк Генрих представил, как он справедливо желает, чтобы о том, что произошло с российскими немцами на Крайнем Севере Таймыра узнало как можно больше людей. Дело в том, что как показывают встречи на семинарах или при обмене мнениями между немцами из России и местными людьми, многие из их числа не верят и не представляют себе о той жестокости, которую пережили российские немцы на Таймыре. Ведь надо себе представлять, что речь идёт о доставленных туда женщинах с детьми и подросткового возраста (16-18) и стариках (свыше 60 лет)-(все российские немцы-мужчины ещё в начале 1942 года были мобилизованы в трудовые колонны НКВД («в трудармию»). Эта из женщин и детей «рабсила» попала в нечеловеческие условия жизни и пребывания (без жилья и тёплой одежды, холод, голод, цинга и гибель людей). Об этом сообщает Финк Г., попавший в самый северный район Таймыра-Усть-Енисейский.

После насильственного переселения из родных мест Поволжья 13 сентября 1941 года наша семья: отец Финк Иван Яковлевич, мать Беата (Бокк), сестра Эмилия и я - Генрих прибыла в деревню Камчатка Новосёловского района, Красноярского края, где работали в колхозе «Победа». К нашему приезду все хлеба были скошены, но не обмолочены, все наши мужчины из немецкой деревни Блюменгейм были направлены работать в транспортную бригаду. Нашу семью поселили в дом с глухой хозяйкой и больным мужем. Учиться в 9-м классе мне не разрешил председатель колхоза, направив работать на ток обмолачивать хлеб. Мне было очень жаль терять эту возможность, т.к. в селе Светолобово была МТС и средняя школа. Как и в других местах, после нового 1942 года всех мужчин мобилизовали в трудовые концлагеря НКВД и направили на Урал и в Кировскую область. Далее 1-го мая 1942 года вся наша оставшаяся семья была мобилизована и через Красноярск, ж.д. станцию «Енисей», лихтер № 2 и караван во главе с лихтером № 15 и мощным дизельным буксиром «Куйбышев» 4-го июня 1942 года тронулась по Енисею на Крайний Север. Перед отъездом мне удалось слышать разговор двух представителей Крайисполкома и Краевого управления НКВД. Один спросил другого: можно ли с этим народом рыбу ловить? Другой ответил: не только рыбу, но и волков! Это было явное издевательство над нашими людьми. Мы плыли мимо Енисейска, Туруханска, Курейки, Игарки, проплыли мимо Дудинки и Усть-Порта и вот 3-го июля 1942 года, наконец, наш лихтер № 2 от каравана отцепили и бросил якорь в 500 м от берега у станка «Воронцово», где уже начинается Енисейский залив шириной до 60 км. На берег с лихтера было высажено 150 человек, которые должны были быть распределены в селения: Троицк, Курьер, Казачий, Кореповск и Орловка. Эта масса людей вынуждена была на открытом песчаном и с камнями берегу в возрасте от 12 до 60 лет без жилья начать устройство постелей, костров для варки пищи. Ни какой медицинской помощи не было. Люди были предоставлены сами себе, получив при высадке с лихтера на июль и август продукты питания. Постепенно на мотоботе «Нордвиг» начали развозить людей к местам рыбной ловли. Через неделю дошла очередь и до тех людей, которые направлялись в Орловку в составе 5 бригад, т.е. 75 человек, из них 2 бригады были немцы с Поволжья из деревни Шиллинг, кроме этого были немцы с Кавказа и Ленинграда. Каждая бригада для ловли рыбы получила по 4 ставные сети. В Орловку все 5 бригад были доставлены 10 июля. Здесь мы попали в дом рыбаков Красноярских предприятий, которые для своих коллективов каждый сезон для заготовки рыбы приезжали сюда на 2 месяца. Дом имел тамбур, отдельно баню, всё было занято нашими людьми - по 0,5 м на каждого на нарах. Однако всем под крышей места не хватило и они у дома смастерили навес и под ним устроили постели. Из администрации никто не остался, предоставив всем 5-ти бригадам полную свободу. Никто не имел представления как рыбачить сетями. Только один человек был знаком с рыбацким промыслом - это Генрих Шрайбер. На берегу имелись несколько весёльных лодок и парусники, но без парусов. Бригады привели в порядок лодки и стали ставить сети. Для еды рыбы ловили достаточно, а для сдачи государству надо было бы выдать 50 сетей, т.е. в 10 раз больше и по неводу каждой бригаде. Когда на реке был шторм, все шли в тундру собирать морошку и бруснику, которые были дополнительными продуктами питания. В тундре были дикие олени и гуси, но ружей у нас не было, чтобы заготовлять мясо. Никто из нас не знал останемся мы здесь зимовать или вывезут на другое место. 25 августа 1942 года опять к нам пришёл «Нордвиг» и забрал половину находящихся в Орловке людей, которых доставили в Сопкаргу для строительства там домов. Остались в Орловке 22 Шиллингцев: Шрайбер Генрих, его жена Доротея, дети: Елена, Теодор и Роберт; Шрайбер Эмма и дети: Яков и Вильма; Шрайбер Эльза; Нейн Эрнстина с детьми: Клара и Отто; Шадт Эмилия с детьми: Мария и Кербер Роберт; Нейн Минна с детьми: Роберт и Мария; Фильберт Эмилия и сестра Меркал Эмма; Фильберт Анна. Теперь в Орловку вообще из местной администрации никто не показывался. Когда из Воронцово нас отправляли в Орловку, то сказали, что следующее продуктовое снабжение на сентябрь мы должны получать в Дорофеевске, которое находится на левом берегу залива против нас на расстоянии 60 км. Более глупое чем это решение придумать трудно. Люди должны на вёслах 7-8 часов грести при тихой погоде, а при ветре и без опыта плавания по «морю» плыть без мотора на вёслах не возможно. И вот пятеро молодых людей согласились плыть за продуктами: Шрайбер Теодор и Яков, Нейн Роберт и Отто и Кербер Роберт. 2 сентября 1942 года был безветренный день и рано утром 5 юношей из Орловки поплыли в Дорофеевск. В начале за вёслами были четверо и один за рулём на корме лодки. Однако через 2 часа силы за вёслами истощились. Правда, кто знает сколько прошло времени, ведь часов ни у кого не было и ориентировались только по Солнцу. Решили, что двое будут грести, а двое отдыхать, потом поменялись. Когда до Дорофеевска осталось приблизительно 10 км, поднялся шторм и стала вода через борт попадать в лодку. Но ребятам повезло - ветер дул им в спину и они быстро достигли берега, от больших волн они оказались полностью мокрыми. Администрация предоставила им помещение, но без печки и с земляным полом, что позволило им развести для сушки одежды, обуви и погреться прямо на земляном полу костёр. На следующий день они получили все продукты. В ведре они себе сварили суп и чай. Но шторм от дня ко дню становился всё сильнее. Об обратном возвращении не могло быть и речи. Спали ребята, расположившись вокруг костра. Со временем они почувствовали, что их одежда полна вшей. Ни вымыться ни сменить одежду они не могли к тому же становилось всё холоднее. 15 сентября мороз стал 10-15 градусов и они поняли, что обратно на лодке они уже вернуться не смогут - залив замёрзнет. Поэтому придётся вести продукты на санках. Ребята представляли себе, что если не будут доставлены в Орловку продукты, то люди умрут от голодной смерти, ведь прошло уже 2 недели, как они в пути. А вши их здесь буквально съедали. В Орловке в доме, где люди жили были две печки - одна для отопления, а вторая для готовки пищи. Не все имели тёплые одеяла и тёплую одежду, поэтому, имея всего 0,5 м ширины спального места люди в этой тесноте грели друг друга. Дров было достаточно - их пилили пилой и кололи колуном. Все инструменты привёз с собой опытный дядя Генрих Шрайбер. В Орловке люди имели надежду, что их посланцы скоро вернутся с продуктами и жизнь встанет на своё место. Только дядя Генрих Шрайбер правильно оценивал обстановку - он понял, что ребята должны ждать замерзания залива. Он был участником первой мировой войны на турецком фронте, много пережил, в том числе и голод 1921 и 1933 годов. Тяжёлая жизнь научила его уметь пережить эти годы. Так и сейчас он обратил внимание, что дует восточный ветер, не образующий большие волны у их берега.

Совместно с Эльзой Шрайбер поставил 4 сети и два раза в день стал их проверять. Елена Шрайбер и Ира Нейн должны были грести, чтобы лодку ветер не угнал от берега. Пойманной им рыбы хватало всем 17 едокам и на уху и на жаркое. Это был выход из грозящей голодовки. Люди от безделья много пели молитвенных церковных старых песен, читали молитвы, как это обычно в немецких семьях делалось. Тётя Ернстина Нейн и Эльза имели хорошие голоса. Жизнь шла с надеждой, что скоро ветер стихнет и ребята с продуктами вернутся. Но, когда 15 сентября утром все встали и увидели шугу в заливе вся надежда пропала. Сети льдинами были снесены, в которых оказалось меньше рыбы чем обычно. Старому дяде Шрайберу было ясно, что он последний раз смотрит сети. Тем не менее он ставит две уцелевшие сети ещё раз. Пойманную рыбу он справедливо поровну делит на всех людей. С девчатами он сделал хороший запас дров на случай длительной снежной пурги. Он дал всем добрый совет больше лежать, чтобы меньше расходовать энергии.

18 сентября была сильнейшая снежная пурга. Теперь всем было ясно, что ребята или в заливе утонули или на его льду замёрзли. Теперь в доме варился только чай. 25 сентября произошло совершенно неожиданное событие. Приехала на оленях с ненецким каюром секретарь партбюро Воронцовского рыбкоопа Некрасова, которая возвращаясь из райцентра Караул домой, остановилась в Орловке проездом. Ненец увидел на снегу человеческие следы и сказал Некрасовой, что здесь есть люди. Она вошла в дом. Все лежали на своих местах и только один старый Шрайбер встал. Он ей объяснил их положение, потеряв всякую надежду возвращения ребят. Некрасова с пониманием и сочувствием отнеслась к услышанному и твёрдо пообещала как можно скорее доставить из Воронцово (60 км) продукты питания. Но предупредила, чтобы по прибытии продуктов люди их потребляли постепенно и проявляли осторожность, т.к. если досыта сразу наешься, то может наступить смерть от обильной еды. Начать нужно с жидкой каши. 26 сентября утром ненец уже привёз хлеб, сухари, муку и немного жиров. Все были очень довольны, удовлетворив частично голод, затем жарили на сковороде муку, а затем варили кашу, таким образом люди постепенно привыкали к еде и никто «животом» не заболел, точно выполняя всей командой указания дяди Генриха Шрайбера. Люди опять ожили, начались песни, чтение молитв и затопили баню, для чего у берега вырубили во льду большую лунку, чтобы брать для пищи, стирки и мойки воду.

29 сентября, наконец, залив полностью покрылся льдом, по которому можно было свободно без опаски ходить. Пять молодых людей пешком из Дорофеевска шли в Орловку (без продуктов) полностью уверенные, что там никого в живых нет, что все умерли голодной смертью. Поздно вечером при лунном свете они подошли к берегу Орловки. Они увидели лунку во льду и человеческие следы. Сам Бог послал им в трудный час Некрасову, обеспечившая всех голодающих в Орловке продуктами. К тому же среди них был такой активный и всёзнающий человек как дядя Генрих Шрайбер, который в селе на Поволжье был руководителем оркестра и умел играть на скрипке, на цимбале и на духовых инструментах.

Как только ребята вошли в дом радость людей была настолько велика, что все плакали, так как в Орловке думали, что они утонули, а ребята думали, что все умерли. Дядя Генрих немедленно начал топить баню, чтобы уничтожить вшей, которых ребята принесли. Ребята должны были как следует вымыться и переодеться. Затем вся завшивленная одежда и бельё было повешено в бане и поднята температура с паром выше 100 градусов так, что вши все изжарились и лопнули. Затем вся одежда была вынесена на мороз 36 градусов. Одежда была настолько грязной, что пришлось её стирать повторно. Ведь ребята целый месяц жили в помещении, где отопление у них было по «чёрному» - с дымом и пылью. Всё, что мной сказано невозможно поверить, что это нами пережито, но это было, это правда.

Дядя Генрих изготовил 4 санок, чтобы из Дорофеевска привести продукты. 2 октября был опять солнечный день, когда в Дорофеевск каждую санку должны были тянуть по 2 человека и получить продукты на 2 месяца - октябрь и ноябрь. В Дорофеевске эти 8 путешественников отдыхали один день и возвратились с продуктами в Орловку обратно. Никто из администрации не интересовался о судьбе живущих и не работающих в Орловке людей, которые только занимались: выпечкой хлеба, варкой еды, приёмом пищи, мытьём, топкой двух печей и бани, уборкой снега у входной двери во время пурги. В общем занимались самообслуживанием. В конце ноября нужно было опять обеспечиться продуктами на декабрь 1942 года и январь 1943 года, однако Генрих Шрайбер решил идти не в Дорофеевск, а в Воронцово, т.к. дорога туда идёт вдоль берега и на пути имеются для ночёвок два посёлка: Кареповск и Казачий. К тому же с 15 ноября солнце уже больше не светит. Когда нет пурги и небо безоблачное, то хорошо светит Северное сияние и вдоль берега залива видимость становится до 5 км. Именно в один из таких дней в путь тронулись с четырьмя санками 8 наших путников. Переночевав в Казачьем, рано утром прибыли в Воронцово. Некрасова их хорошо приняла, предоставив для отдыха свободную комнату. Теодор с Эльзой сразу же пошли к председателю рыбкоопа Заматскому просить в счёт будущей оплаты выдать продукты, ведь деньги у людей все кончились. Он отказал. Тогда Некрасова созвонилась по телефону с председателем Усть-Енисейского райисполкома Кобзевым, который с пониманием отнёсся к нужде людей в Орловке и дал согласие на авансирование.

На обратном пути был тоже хороший день. Наша «восьмёрка» опять переночевала в Казачьем. Однако утром следующего дня началась пурга с «позёмкой», чистым небом и сильным северо-восточным ветром, самым всегда холодным на Севере, но он дул нашим снабженцам, помогая в спину. Все, кто в Казачий прибыл на лихтере № 2, те поднялись и вместе с нашими пошли в Орловку. Многие имели ватные одеяла, которыми укрывались в пути. Мороз с ветром сильно действовал на людей, болели все косточки, ветер продувал одежду насквозь и колол как иголками. На следующий день после завтрака все поднялись идти в Орловку. К обеду они пришли «домой», где сразу обнаружили, что все «гости» полны вшами. Немедленно началась топка бани и чистка одежды. В этот раз снабженцы были в пути 6 дней. Дядя Генрих уверенно понял, что нужно в борьбе с цингой каждый день заниматься физической работой. Он установил: все должны утром дружно вставать, завтракать и браться за работу: принести с берега воду, заготовить дрова, стирать бельё, готовить пищу, убирать снег и т.п.. 5-го февраля 1943 года впервые выше горизонта вышло Солнце, а затем возникла сильнейшая пурга.

Теперь опять наступило время идти в Воронцово за продуктами. В этот раз наши 8 человек в пути были только 5 дней. 26 февраля 1943 года по пути из Воронцово в Караул в Орловку опять на оленей упряжке заехала Некрасова. Она сказала, что в Орловке люди являются безработными, часть из них выглядят больными. Поэтому я, сказала Некрасова, предлагаю вам перебраться в Лайду, где организовался недавно колхоз и вступить в него, чтобы получить работу и иметь возможность себя содержать. Для принятия решения о вступлении в колхоз, дядя Генрих снарядил на разведку в Лайду своего сына Теодора с Эльзой. При этом Эльза переживала из-за отсутствия у неё хорошей зимней одежды, которая для пешего перехода 60 км в сильные морозы очень нужна. Тем не менее её одели сообща, т.к. она очень хотела выполнить ответственное поручение дяди Генриха и благодарила его за проявленное к ней доверие. Полярные дни всё удлинялись, Солнце стало светить 7 часов, а светлый день достиг 10 часов. 2-го марта наши «разведчики» тронулись в путь. В Казачьем они переночевали, а 3-го марта после обеда они достигли Лайду, где немедленно направились в контору колхоза. Председатель Демидов был рад, что получает новых членов колхоза, даже не спросил юные они или старые. Эльза вместе с Теодором, стоя перед председателем колхоза стеснялась, что была одета в старую, вся в заплатках ватную фуфайку и в юбку, сшитую из мешка, а на ногах ватные рукава от старой фуфайки и серый на одной ноге, а на другой - чёрный старые валенки. Из колхоза она тут же от председателя получила новую ватную фуфайку и ватные штаны. Так что в обратный путь Эльза была тепло одета. 6 марта наши «разведчики» за один день явились в Орловку.

Теперь все стали готовиться к переходу в Лайду. 8-го марта рано утром, имея 7 санок своих вещей, весь дом тронулся в путь из Орловки в Лайду. В Казачьем на 3 часа была сделана остановка и поздно вечером того же дня достигли Лайды, где тут же было предоставлено жильё в доме № 2 и № 4. Радости не было предела, настроение у людей поднялось. Тётя Доротея сильно заболела. Путешествие она тяжело перенесла и тогда 10 марта дядя Генрих с Робертом довели её до Воронцово (несколько километров), где её госпитализировали в больницу для ненцев. В общем, из Орловки в Лайду прибыл 21 человек и в колхозе стало с вновь прибывшими из Сопкарги, Ошмарино всего колхозников 101 человек, из которых рыбачить могли только 60. Поэтому остро встал вопрос чем занять людей, чтобы могли получать рабочие продуктовые карточки.

Председатель колхоза Демидов, член КПСС, бывший милиционер, проблемы колхоза решать вообще не представлял себе и не имел понятия, как в данной ситуации трудоустроить людей. В колхоз он принимал всех желающих, но при этом не задумывался какую работу человеку предложить. Этот вопрос его не беспокоил. Однако для себя от бухгалтера Амалии он требовал двойной оклад, зная, что колхоз не имеет доходов и денег на счету в госбанке нет. Амалия сама договорилась с директором Ошмаринского рыбзавода о заготовке колхозниками для рыбоприёмного пункта (РПП) в Лайде льда, за что рыбзавод немедленно перечислил на счёт колхоза деньги и тут же Демидов потребовал от Амалии дополнительной себе зарплаты. Она ему отказала и ушла с работы. Приняли другую женщину, которую отправили на курсы бухгалтеров в райцентр Караул. Теперь руководство колхозом фактически взяли на себя в руки Федин, Герр и Ильмаз. Случилась беда -половина людей в основном от недостатка питания заболели цингой. Директор рыбзавода отправил в Дудинку две оленьи упряжки за хвойными ветками, из которых отваром поили по стакану в день каждого больного. Слабым людям в столовой готовили уху и жареную рыбу. Поваром назначили тётю Альбину. Молодёжь через месяц поправилась и стала работать в мастерской на починке сетей и делала насадку их на верёвки.

Марчук, Смитюк, Дмитрук, Мякота и Сальфельд изготовили сани для перевозки льда к РПП и подвозки моха для защиты льда от Солнца. Для работы вне помещений нужна тёплая одежда. Тогда Герр поехал в Воронцово и договорился с председателем рыбкоопа Самарским о заготовке для них дров 200 куб.м и под эту работу авансом выписал фланель и ситец для пошива фуфаек и ватных штанов, брезент и шкуры нерпы для рукавиц. У Любы Марчук оказалась швейная машинка и работа закипела. Ильмаз курировал заготовку в тундре мха, Герр - заготовку льда, а молодой Марчук Иван - заготовку дров для рыбкоопа. На рыбную ловлю я остался один. И вот Демидов устроил за мной слежку. Он Федину сказал, что я больше рыбы домой несу, чем сдаю на РПП и решил мне в помощники дать кандидата в члены КПСС Вальтер Фриду, которая вообще ещё не рыбачила и главное - не имеет зимней одежды. При проверке сетей она упустила «ныряло» и 4 сети. Поэтому я её прогнал домой. Федин понял, что будет, если об этом узнает Демидов. Когда я вечером вернулся с рыбалки, они уже Федину на меня пожаловались. Я Федину сказал, что с Фридой рыбачить не буду. И я остался один с собакой, которая мне помогала в перевозках, т.к. часть моей рыбы шла в столовую. Рыбу домой я тайно доставлял, идя по реке Лайде, а затем круто к дому. Так Демидов меня с рыбой и не поймал.

Весной в заберегах хорошо сетями ловился муксун, по 20-30 кг за день. Началась подготовка 8 неводов к новому рыбному сезону. Всех рыбаков распределили по бригадам и звеньям. В бригаде Федина было первое звено в составе: Федин, Максименко и Гесс Эмилия, которые получили 10 ставных сетей и парусную шлюпку. Второе звено: Финк Эмилия, Финк Генрих, Куну, Данновольф Анна, Сальфелд Лидия. Третье звено: Бехерт Ольга, Гамбург Ольга, Ганн Минна, Шпенглер Эмануил, Шефер Август и Шнайдер Эмма. Последним двум звеньям дали один невод и рыбацкую лодку с вёслами. К счастью нам достался прошлогодний правильно построенный невод для лова рыбы. У других звеньев невода оказались неудачной конструкции, у которых или крылья складывались или мотня запутывалась. Пришлось звеньям объединяться и рыбачить по 16 и 20 часов. Однажды была штормовая погода и на берег волнами оказалась выброшенной лодка, которая на песке не была разбита. Мы её очистили, высушили находившийся в ней парус и стали теперь под парусом сдавать в ней на РПП рыбу. Демидов хотел у нас эту лодку отобрать, но мы и Федин возразили, тогда он согласился с нами. 5 августа 1943 года, когда Солнце первый раз садилось за горизонт, начался лов туруханской сельди. Мы успели в этот день вечером забросить невод 2 раза и получить улов рыбы 6-7 тонн, поэтому часть рыбаков занялись сдачей рыбы на РПП, а остальные при большом костре продолжали забрасывать невод, дополнительно поймав ещё 2 тонны рыбы.

Демидову нужно было все бригады перевести из Сылтюковки в Зверевск, чтобы не упустить сельди уйти в море. Но он это не сделал и конечно часть «нашей» рыбы ушло в море. Однажды я отнёс домой матери для ухи 2 ведра рыбы. Демидов пришёл к нам и увидел, как мать готовит рыбу, подошёл к матери и забрал всю уже потрошёную рыбу и сдал её на РПП. Федин был за этот поступок на Демидова очень злой. К середине лета привезли на склад колхоза «Норд» американские ботинки от 42 до 46 размера, комбинезоны и другие вещи. Демидов хотел распределить обувь и одежду тем рыбакам, кто выполнит план. Но Федин и Герр настаивали на том, чтобы отдать все вещи тем рыбакам, у кого нет ничего. На этот раз Демидову пришлось согласиться. По ходатайству Федина из колхоза были уволены: Шрайберы Георг, Доротея и Роберт - в связи с переходом в Воронцовский рыбкооп, Гоппе (мать с дочерью) - в рыбзавод, Герры Валентина и Александр-в рыбзавод, Кунц Альвина - в Игарку, Фоос Фридрих и Фильберт Анна и Баконян - в Караул. В сентябре наступило время подготовки к зимнему подлёдному лову рыбы, но нашего Демидова это не беспокоило. Мало того он нашёл себе сожительницу, в колхозной конторе вообще стал редко появляться.

Половина рыбаков не имела зимней тёплой одежды, чтобы выходить на лёд. Не решался вопрос об обучении людей подлёдному лову. 10 сентября наступили морозы до 10 градусов и невода пришлось сдать на склад. На зимний лов в Зверевске остались: Кноль Андрей и Маргарита, Флейшманн Лилия, Гамершмидт Мария, Шрайбер Елена и Фёдор, которые все жили в одной старой рыбацкой избушке; Финки Беата, Амалия и Генрих; Кунц София; Ганц Минна; Шефер Август; Сальфелд Лида и Теодор - в другой старой рыбацкой избушке, а Сальфелд Александр, Фриц Амалия, Филберт Амалия, Меркер Эмма, Найн Ида, Гамбург Ольга и Шпенглер Эмануил - в новом доме. Остальные рыбаки остались жить в Лайде, где в наш дом были распределены: Кунц София, Данневолф Анна, Финк Амалия, Сальфелд Теодор и Лидия, Шефер Август, Ганн Минна, Гамбург Ольга и я Финк Генрих. Каждому звену было выдано по 6 сетей, что было бесконечно мало, т.к. только, имея уже прошлогодний опыт я мог бы один обрабатывать 20 сетей. С таким малым количеством сетей годовой план добычи рыбы будет провален. Свои сети мы поставили в заливе в районе Зверевки на расстоянии 6-8 км от берега. Улов был хороший, но ради 6 сетей на таком большом расстоянии от берега хождение не оправдывало себя, т.к. появились жертвы: Шефер Август в первый день отморозил себе большой палец на ноге и не мог больше рыбачить. В течении первой недели 30 % рыбаков отморозили себе пальцы на ногах и руках. Это был результат плохого у нас руководства.

3 января 1944 года из райцентра Караул прибыл представитель райисполкома, который собрал общее собрание колхозников колхоза «Норд» и предложил снять с поста председателя Демидова и избрать на его место Герра К.А.. Собрание единогласно сделало переизбрание председателя. Герр сразу же изменил всю хозяйственную политику. На рыбзаводе закупил для неводов дель и стали строить невода, а рыбакам раздали столько сетей сколько каждый хотел. В конце января 1944 года наше звено перешло рыбачить на банк (фарватер Енисейского залива), куда к сетям идти пешком 12-13 км и мы сильно уставали, но хорошие уловы оправдывали наш труд. На банке ловился крупный муксун, для которого ячея сети соответствовала. При сдаче на РПП рыбы присутствовал Герр К.А., который узнав от нас места хорошей ловли рыбы немедленно из Сильтюковки перевёл рыбаков на банк и вновь прибывшие рыбаки стали больше нас ловить рыбу. Особенно отличались Герр Адольф, Марчук Иван и Мякота Евнух. Но беда была в том, что половина рыбаков были обморожены и тем не менее план за первый квартал колхоз выполнил, что конечно для нового председателя Герра К.А. было престижно.

В апреле и мае подлёдный лов рыбы ещё продолжался, а в июне её было мало и рыбачить стало невыгодно, т.к. расстояние до сетей достигло 15-17 км. К тому же из-за болезней из 92 человек рыбачили только 31, план второго квартала был не выполнен. Герр К.А. старался одеть людей, но это было уже поздно, т.к. этим нужно было Демидову заниматься ещё летом 1943 года. В качестве транспортных помощников мы стали приобретать собак, которые могут привезти рыбака к сетям (15 км) за 30-40 минут и обратно рыбу доставить на РПП. Весной 1944 года образовали новую организацию - моторно-рыболовную станцию (МРС), выполняющую роль, как в сельском хозяйстве МТС. Директором МРС был назначен Кобзев (бывший начальник участка в Гальчихе, а Понаморенко (опытного рыбака из Инокентьевска) - его заместителем. Они предложили Герру К.А. в качестве инструктора по строительству неводов опять астраханца, который предложил Герру К.А. построить невод длиной 1000 м для выполнения за летний период им всего колхозного плана. Это предложение Герр К.А. принял. Правление колхоза решило этот невод выдать бригадиру Ильмазу, имевший 15 человек, а остальным бригадам выдать столько неводов, сколько звеньев. Меня назначили звеньевым в бригаде Федина и я получил вновь построенный невод длиной 350 м.

Также правление колхоза решило из каждой бригады одно звено направить рыбачить на противоположный берег залива между Троицком и Волчьим логом. Эта переправа пала на моё звено в составе: Салфелды Теодор и Александр, Гамбург Ольга, Трауш Мария, Фильбердт Амалия, Меркел Эмма, Мякота Евтух, Герцог Август и я ещё по льду на санях успели перейти Енисейский залив (28 км) в 65 км южнее Троицка, где установили брезентовую палатку, сделали нары, установили вешала для невода. В Троицке была бригада гослова от Ошмаринского рыбзавода с бригадиром Митюшиным, который был спецпоселенцем (из числа раскулаченных в 30-е годы), который до войны каждый год бывал здесь с бригадой для заготовки рыбы Красноярским предприятиям. Я подружился с ним (жена у него Анна была немкой из Ленинграда и работала приёмщицей рыбы на РПП). Пока шёл ледоход можно было охотиться на гусей и оленей, но нам спецпоселенцем не разрешалось иметь ружья и карабины. Я взял у Митюшина две сети, чтобы в заберегах для кухни ловить рыбу, которую готовила освобождённая от рыбалки Трауш Мария. 25 июня Енисейский залив полностью освободился от льда и сразу мы забросили невод, но он оказался пустым, т.к. после того как мы потянули мотню, то нижняя его часть свернулась и вся рыба ушла. Я попросил Митюшина проверить мой невод, который по его оценке подлежал переделке, т.к. построен неверно. Вместе с ним, получив в колхозном складе дель для 250-метрового невода, он скроил со мной невод, который после насадки на верхнюю и нижнюю тетиву получился точно таким, какой я видел в Лайде у ненцев. Я был очень благодарен Митюшину, который не откладывая в долгий ящик тут же настоял невод испытать. Он сел за руль и по своему сделал заплыв притонения. Какова же была наша радость, когда мы вытащили невод с гораздо большим количеством рыбы, чем у других звеньев. Я рыбачил уже третий сезон, а всё до сих пор познавал искусство забрасывания невода.

Через 2 недели ход рыбы кончился и Митюшин мне сказал, что теперь только в начале августа появится туруханская селёдка. Благодаря новому неводу моё звено на много больше сдало рыбы на РПП чем другие рыбаки. Это была заслуга специалиста рыбного дела Митюшина. Не теряя время, я поехал в Зверевск, где бригадир Федин был не доволен, что я бросил рыбалку. Однако совпало так, что председатель колхоза Герр К.А. одновременно с нами тоже прекратил рыбалку в Сальдыковке и перевёл всех рыбаков в Зверевск, т.к. имел ввиду из Лайды всех в Зверевск перевести, для которых бригадой строителей: Морчук, Смитюк, Дмитрук и Сальфельд, начали строительство большого 8-ми квартирного дома. В бригаде Ильмаза с 1000-метровым неводом произошла неудача. Инструктор-астраханец погрузил этот невод на две лодки и на расстоянии примерно 800 м от берега одну из лодок Ильмаз направил к берегу, а астраханец, выбросив мотню, поплыл ещё дальше от берега, а затем повернул к берегу и пока до берега доплыли, течением воды оба крыла невода оказались сложенными. Двумя лодками растянули невод вдоль берега, затратив в течении 6 часов массу сил и нервов, оставили невод в воде до следующего дня, в течении которого продолжали растягивать его крылья, но рыбачить этим неводом так и не удалось, т.к. в конце 2-го дня на расстоянии около 1 км от берега произошёл зацеп за какой-то тяжёлый предмет, которым считали брошенный якорь какого-то судна. Герр К.А. распорядился резать невод и отдельными частями вытаскивать его на берег. Примерно 300 м осталось в воде, а остальные 700 м можно использовать для строительства нового невода. Так бездарно оказалась судьба этого большого невода, на котором астраханец хотел выполнить годовой колхозный план лова рыбы.

Моё звено за осень хорошо заработало рулоны на продукты и деньги. Принято было решение в большой дом заехать к 1 октября, поэтому все штормовые дни рыбаки работали на стройке. В сентябре пошла карская сельдь, которая крупнее туруханской и на ней закончили рыбацкий сезон 16 сентября 1944 года, когда начал выпадать снег и вода стала «густой». Но наше звено ещё не прекратило рыбалку т.к. на середине залива появились дельфины, а рыба вся прижималась от них к берегу. Стали хорошие уловы со средним муксуном, осетрами, стерлядью, сигами. Эту ценную рыбу нельзя было упустить, поэтому рыбачило моё звено до самого ледостава. 23 сентября стройка нового дома закончилась и люди вселились по распределению правления колхоза. Герр К.А. для людей приобрёл достаточно оленьих шкур и тёплой обуви.

В этом году с новым руководством колхоза всё стало по новому - в одной из комнат стали собираться на танцы, пение песен, т.к. молодёжи было достаточно. Найн Роберт и Шрайбер Теодор были настоящими музыкантами, играя на цимбале, скрипке и гитаре. Причём цимбалу сделали сами, используя для струн проволочки от стального троса. Оркестр образовался в следующем составе: скрипка - Найн Роберт, Шрайбер Теодор; цимбал - Найн Роберт, Шрайбер Теодор; гитара - Найн Отто, Алтерготт Иван; балалайка - Финк Генрих; барабан - Мякота Василий. Теперь по вечерам рыбаки приходили с работы, быстро поужинали и скорее на танцы. В целом 1944 год для нашего колхоза «Норд» был удачным, но и работали до предельных возможностей. Первый раз отметили встречу нового года. Сменился директор Ошмаринского рыбзавода - вместо Бруева стал Попов, а с лета 1944 года вместо Попова стал астраханец Зимовин. И вот на встречу нового 1945 года он на собаках к нам приезжает в Зверевск, захватив с собой ящик спирта. Было очень хорошо, что Зимовин и Герр К.А. два руководителя дружили между собой. Застолье получилось весёлое с песнями на немецком и русском языках и танцами «до упаду». Оркестр был приглашён по субботам играть в клубе Лайды.

Демидов, работая милиционером, добился, чего хотел - посадил в тюрьму 5 спецпоселенцев. Правление колхоза решило в Зверевске построить ещё один большой дом с квартирой для председателя, с колхозной конторой, клубом и мастерской. Все рыбаки зимой по заливу ездили до сетей и обратно на собачьих упряжках, значительно повысив этим производительность труда. О дне Победы мы узнали только 10 мая 1945 года. Все с надеждой ожидали, что нас отпустят на родину. Но пришло другое распоряжение - готовиться к отлову морского зверя-белухи (дельфина). Зимовин добился, чтобы нам спецпоселенцам разрешили иметь ружья и карабины и каждый мог бы по желанию их купить и иметь возможность охотиться на диких оленей, гусей, уток и куропаток. Пока охота за морским зверем разрешалась только вдоль берегов Енисейского залива, т.к. по фарватеру ещё не было произведено разминирование. Поэтому по распоряжению «Таймыргосрыбтреста» зверобои из Дорофеевска и Инокентьевска подлежали отправки мотоботом «Нордвиг» с высадкой, начиная с Крестовского острова до Омулёвой бухты, а наш колхоз должен зверобоев и рыбаков отправить своим ходом, т.к. первые должны высадиться на мысе Бражникова, а рыбаки в бухте Слободская, что в 70 км от о.Диксон, куда суда в этих местах не должны появляться, пока не будут убраны мины. В нашем колхозе были образованы 4 звена зверобоев по 4 человека, состоящие из 3-х мужчин и 1 женщины. В моём звене были Федин, я, Сальфелд Теодор и Бехерт Ольга. Каждое звено плыло на парусной шлюпке. Для лова омуля в бухте Слободская были подготовлены 3 звена, которые на своих 3-х тонных лодках должны туда плыть, имея на борту невод 250 м и необходимые вещи. Мы тронулись с места сразу за уходом льда, Когда мы прибыли на Крестовский остров, зверобои из Дорофеевска уже были там и налаживали свои половинки (это сетки для ловли белух) и ставили их в шахматном порядке. При нас они поймали 10 белух в среднем по 1 тонне весом. План нашему колхозу был установлен - добыть 60 штук. Через 2 дня мы были на месте у мыса Бражникова, где быстро поставили палатки и взялись за устройство половинок. В 1-й день поймали 2 белухи, потом 4, а на 3-й –только 2. Мы были очень огорчены такой ловлей. Но прибыл сейнер с управляющим Таймыргосрыбтреста Ершовым и Буториным - знатоком Севера, родившимся на острове Диксон, с приёмщиком жира и шкур белух. Так вот этот Буторин нас обрадовал, сказав, что наши белухи не прошли и что мы их будем ловить «до белых мух». И действительно, за лето 1945 года мы поймали 68 штук, перевыполнив план зверобоя. Приехавший приёмщик продукции привёз соль и бочки. Для облегчения вытаскивания белух из воды мы смастерили удобный ворот, которым по дощатому настилу поднимали на берег тяжёлые туши на разделку и засолку. Заготавливали только жир и шкуру, а мясо выбрасывалось. Конечно это государственное варварство - не использовать ценный продукт. Это аналогично тому, что делают браконьеры на Волге - у пойманной белорыбицы вспарывают брюшину, забирают ведро чёрной икры, а тушу прекрасного мяса выбрасывают. Такова политика сиюминутной выгоды.

20 июля приехал Герр К.А., решили построить себе домик 8 х 8 м для 16 человек, который через неделю соорудили и перешли из палаток в него жить. Федин попросил Герра К.А. привести нам остатки от 1000-метрового невода, чтобы построить 250-метровый невод и параллельно со зверобоем ловить и омулей. В среднем ежедневно на РПП мы сдавали по тонне рыбы и за лето 1945 года мы дополнительно сдали 80 тонн омулей и сельди. 10 сентября мы вернулись с Бражниковского мыса и Слободской бухты, где оставили все снасти до следующего года. Колхоз «Норд»получил план на отлов песцов и меня назначили охотником, но песцовый охотник из меня не получился. У большинства рыбаков были свои упряжки собак, что на много облегчало их труд. Молодёжь поженилась, условия жизни улучшились, появились отдельные комнаты и квартиры, встал даже вопрос о мебели.

Годы 1946 и 1947 прошли по известной программе, однообразно. В марте 1948 года районные власти объединили колхозы в Дорофеевске, Инокентьевске и Зверовске в один колхоз с председателем Вацемик Христов Хрестович. Герра К.А. назначили в Зверовск освобождённым бригадиром. В июне 1948 года мы впятером на собаках поехали на мыс Бражникова для подготовки снасти к отлову белух и отстрела и лова нерп, заготовки оленьего мяса, гусей и уток для собственных нужд. В это время комендант спецкомендатуры НКВД начал вербовать на 5 лет «лишних» спецпоселенцев на остров Сахалин. Кто оказался зверобоем, того не брали. Таким образом я остался на месте. Осенью 1948 года, когда я вернулся со зверобоя, то вышел из колхоза и переехал в Лайду. Пожелал работать бухгалтером в рыбкоопе, но тогда немцев в администрацию не брали и я устроился на работу при магазине рыбкоопа в Лайде. В следующем году меня назначили курьером возить почту из Караула в Усть-Порт и обратно.

В 1954 году я выехал с Таймыра в Караганду, где в 1964 году я встретился с директором Усть-Портовского консервного завода Лохом Левином, возвращавшимся с женой с Чёрного моря. Он хотел меня взять с собой на работу в консервный завод на должность главного инженера завода. Но я это предложение не мог принять, т.к. было у меня 4 детей, а старшая дочь должна была в этом году поступать в институт. Тем не менее с Лохом мы поддерживали постоянную связь вплоть до моего в 1991 году выезда в Германию. Взяв за основу поговорку: «Мир не без добрых людей» и прожив на Таймыре 12 лет, я в заключении своих воспоминаний пришёл к следующим выводам:

1. Моя мать Эмилия по характеру была матерью всех страдающих, она нам рыбакам варила пищу, топила баню, сушила одежду, находя при этом для каждого доброе слово. Когда по приезду на Север мы с одним неводом работали 3 бригады, мать предложила улов считать общим, т.е. не по бригадам, чтобы не было обидно бригаде, когда по независящим от неё причинам улов у неё оказывался меньший чем у других бригад. Мать боролась за справедливость.

2. Людей, подобных Демидову, на руководящую работу допускать нельзя. Без него жизнь целого колхоза сразу изменилась к лучшему.

3. Без таких порядочных людей, как Федин, Герр и Ильмаз мы бы не достигли таких высоких успехов по рыбодобыче, зверобою и строительству, какие имеем.

4. Людей на Север нужно было завести только 25 % от числа доставленных. Сказанное выше Теодором Шрайбером подтверждается, как видим, и другим участником событий в тех местах Генрихом Финком, что люди были не обеспечены работой, голодали и умирали. Действительно, дело доходило до абсурда: на невод вместо 5-6 человек ставили 43! Снастей также не хватало. Только к 3-му году пребывания на Севере стали правильно строить невода. Из-за позднего завоза стройматериалы с баржи сбрасывали с борта и люди в ледяной воде их вылавливали и носили на берег. Живые люди были тогда поставлены в адские условия - без жилья, без дров доставлены на Крайний Север и высажены на чистый песчаный берег. В целом в низовьях Енисея требовалось не более 25 % людей от общего количества доставленных.

Финк Генрих, адрес в Германии: Fink Henrich, In den Sandäckern 24, 74599 Wallhausen, telefon: 07264/2415.

На оглавление На предыдущую На следующую