Депортация на Таймыр

Пройдя от Игарки 180 км, наш караван 24 июня 1942 года встал на якорь у станка Усть-Хантайка, откуда начинается Таймырский автономный округ. Здесь ссадили нас троих в составе первой партии (105 чел.) спецпоселенцев: немцев из Поволжья и Ленинграда, латышей, эстонцев и финнов. День был солнечный, тёплый. На каменистом берегу оказалось 105 человек, которые при выгрузке с лихтера через плашкоут получили двухмесячный запас продуктов: муки, сливочного масла, сахара, крупы, ветчину, чай, мыло, табак, спички. Муку через две недели нам пришлось сдать в пекарню. Все остальные партии, прибывающих на Таймыр спецпоселенцев, а их было всего три, такое продуктовое, обеспечение, как мы, не получили и были обречены вначале на голодное существование, а затем многие и на смерть.

Усть-Хантайка - это 5 домов: магазин рыбкоопа, пекарня и для рыбаков 3 дома, которые семьи Миргуновых, Чирковых и Гришко для нас освободили, а пока мы с мамой и Миночкой на берегу строили шалаш, чтобы быстрее спастись от тучи комаров и мошек, маму эти твари уже покусали и у неё заплыли глаза. Пришлось разводить костёр и создавать дымовую завесу. На берег с нами сошла также латышская семья Янковичей: Наталия Викторовна (врач), Рута (1922 г.р.) и Юрий (1924 г.р.). Приказом Дудинского райздрава Н.В.Янкович было объявлено ещё на лихтере, что она назначена зав.медпунктом в Усть-Хантайке, Рута медсестрой. Знакомясь с округой мы собрали много вкусного дикого зелёного лука, а в тундре поспевала морошка и другая ягода.

Через неделю мы въехали в дом (18 кв.м), который занимала семья местного рыбака Гришко. В 4-х наших семьях: Петри, Вольф, Маурер и Гинц, было 12 человек, которые размещались с учётом площади под печку на 14 кв. м. При доме был тамбур и чулан для дров. Каждая семья соорудила для себя нары, а также использовались два сундука. Для мамы и Миночки от комаров и мошек натянули марлевый полог. Я же пользовался вышкой маяка, на высоте которого с подушкой и одеялом можно было спать без кровососов.

Караван нам оставил три по два весла лодки-астраханки, которые сразу вошли в дело по знакомству с округой и главное-с озером и речкой, впадающей в Енисей. Наше прибытие в Усть-Хантайку было время, когда по берегам Енисея и речки ещё лежал снег и местами огромные льдины, обсохшие брёвна и аварийные отходы Игарского лесокомбината, т.е. дровами мы были обеспечены. С Владимиром Вольфом на лодке мы поднялись по речке до водопада, где вода падает с высоты примерно 10 м. Видно как миллионы лет вода пробивает через каменную гряду себе путь к Енисею. Впечатление от увиденного не забываемое. Северная природа особенно сейчас весной имеет свою прелесть. Круглосуточное Солнце вытягивает на свет всё живое, чтобы успеть за короткое полярное лето оставить потомство. На обратном пути из брошенной в речке сети мы вынули довольно крупную щуку. Это была наша первая удача в Усть-Хантайском рыбном промысле.

Всё население посёлка в 105 человек было поделено на бригады по 15-16 человек, которые затем расселялись по имевшемуся жилью. Сюда входили также 3 рыболовецкие бригады (бригадиры Йорг Элеонора, Гроо Анна и Петри Лео) и 2 строительные бригады ( бригадиры Кублик Адольф и Шотт Владимир). В середине июля на моторном боте из Дудинского рыбзавода в Усть-Хантайку были доставлены 3 неводника, «куклы» неводной сетки и барабаны верёвки для неводов. Под руководством прибывшего инструктора Богданова все три рыболовецкие бригады стали «строить» для себя 500-метровые невода из сети с 35 мм ячеёй. Между столбами натянули верхнюю и нижнюю тетивы невода и к ней пришворивали полотно сети шириной 8 м, т.е. высота невода в воде должна быть 8 м . На мою долю выпала работа, с которой никто не был знаком - вырезать из дерева лиственных пород (например, берёзы) иглы для вязания сетки, т. к. в каждой бригаде их должно быть по несколько штук. Без таких игл, заполненных суровыми нитками, нельзя починить сеть и порванный невод. При их изготовлении меня выручал, оставшийся после моего папы в 1938 году перочинный нож с перламутровой отделкой. Остро наточенный он позволял вырезать сложную фигуру иглы из твёрдого сухого дерева со шпулей для ниток. После того, как на верхнюю тетиву невода были через каждый метр навешаны из сухой обожжённой древесины балберы, а на нижнюю тетиву - грузила и сошворена мотня, невод можно считать готовым к эксплуатации. В те годы, когда для сетей использовалась хлопчатобумажная нить, сети необходимо было до эксплуатации пропитывать противогнилостным составом. Современные капроновые сети такой процедуры не требуют.

Богданов объявил, что завтра 9 июля опробуем невод, назвал восьмерых ребят и девчат, которые должны подготовиться. Я как бригадир и «астраханский рыбак» попал в этот список. На утро мы все собрались и, погрузив в неводник невод, направились на левый песчаный берег Енисея. Сидевшая в лодке молодёжь в основном была из степных районов Поволжья, поэтому сразу же при виде волн, легла на дно неводника - им пришлось привыкать к качке. Прибыв на тоню, нам стало ясно, что технологию рыбного промысла с большим неводом наш инструктор плохо знает, допустив впоследствии ряд ошибок: тоня не была очищена с помощью каната от топляков и камней и поэтому при первом же неводнении произошёл зацеп и порыв полотна невода; из-за слабого инструктажа рыбак на пяте не знал как удержать невод, чтобы его течением не затянуло в реку - бедняга, стараясь в ручную удержать невод, был затянут в воду выше пояса и бросил бечеву, тогда как необходимо было на суше, упираясь имевшейся у него палкой в песок придерживать невод от берега на расстоянии длины бечевы; в результате невод был затянут течением на глубину, спутан и нами вытянут вдоль берега; рыбак на пяте тогда был весь мокрый. Хотя неводнение было неудачным, в мотне оказалось несколько крупных нельм и тайменей. Это обрадовало всех нас тем, что предвиделся сытный обед. Все мокрые, но довольные добычей, пошли сушиться с двухярусными нарами и железной печкой рыбацкую избушку. Не имея ещё к тому времени тюлевые чёрные сетки, нас очень сильно донимали комары и мошки, не было от них ни какого покоя. В этом отношении июль и первая половина августа на Севере самое неприятное и беспокойное время - привыкнуть к этой твари невозможно. Во время работы днём нужна фуражка с козырьком и поверх тюлевая сетка (марля не годится, т.к. в ней задыхаешься от жары, пота и слабой вентиляции), а ночью - марлевый полог во всю длину постели. Но такую защиту из нас никто не имел, кроме нашего инструктора.

После нашей рыбалки мы с ужасом обнаружили, что утром во время отправки из посёлка на берегу среди камней после погрузки невода сразу сели в неводник, оставив свои узелки с едой и главное-с хлебом. За время пока мы в избушке сушились на Енисее разыгрался сильнейший шторм, вся река покрылась белыми гребешками, за хлебом плыть стало опасно, решили жить на пойманной рыбе. На 4-е сутки шторм на реке не стихал. Что делать? Рыба на еду уже кончилась, на небе чёрные тучи - дует чистый Норд. Кроме неводника у нас была ещё небольшая лодка-астраханка на 2 весла. Богданов объявляет: кто добровольно согласен втроём плыть 7 км в посёлок за продуктами? Нашлись трое: Богданов на корме лодки с рулевым веслом, а Петри и Янкович - за вёслами. Шторм был действительно сильным, лодку между волнами швыряло то вниз, то на гребень волны, где самый опасный момент-вода льётся через борт. Наш рулевой прекрасно со всем справлялся, включая и вычерпывание ковшом воды со дна лодки. В середине Енисея мы увидели, что весь посёлок вышел на высокий берег и следил за нами, что нам, естественно, придало больше духа, а когда зашли в речку - сбежали вниз к нашей лодке и приветствовали за смелое плавание. Пока мы получали продукты и обедали, шторм на реке заметно стих, пропали «беляки». Мы тронулись в обратный путь, но уже в двоём - Юра Янкович заболел. На тоне нас с радостью встречали наши «голодные» рыбаки. После первой пробы освоения рыбного промысла трём бригадам были выданы невода, вешала для сушки и починки невода, по одному неводнику и по 30-ти местной палатке, железной печке, чайнику, большим котлом для варки ухи и сковородой, а также несколько плетёных корзин для носки рыбы. Всё это для рыбного промысла снаряжение мы получили от Дудинского рыбзавода, т.к. являлись до сих пор рыбаками гослова. Добытую рыбу сдавали приёмщику Зуеву, получая за это от него на продукты и промышленные товары рулоны и деньги. Приёмная цена сдаваемой приёмщику рыбзавода рыбы по сравнению с розничной ценой в магазинах была в те годы чрезвычайно низкой и зависела от её породы (в руб/кг): осётр -3,70, нельма и таймень - 2,70, чир и муксун - 2,10, омуль - 1,60, ряпушка (так называемая «туруханская селёдка») и корюшка (так называемая «зубатка») - 1,10, чёрная мелочь (налим, краснопёрка, окунь и т.п.) - 0,15.

Моя «петринская» бригада состояла из 16 человек-2 звена по 8 в каждом (4 ребят и 12 девчат). У тони длиной в 3 км мы установили для нашей бригады палатку, утеплили её от сильных ветров, смастерили из горбылей нары, на которые уложили матрасовки, набитые сухой травой. Позже из посёлка привезли свои домашние постели, имея теперь не плохое жильё с далёким речным обзором. Дрова - обсохший после ледохода аварийный лес. В бригаде, пока мы до августа 1942 года входили в систему гослова, существовала уравниловка, т.е. все заработанные рулоны и деньги делились поровну. За 12-ти часовой рабочий день 500-метровым неводом удавалось сделать 4 притонения. Сюда входило и время на обед. Завтрак и ужин были во вне рабочего времени. В конце последнего притонения каждое звено от себя направляло 2-х девчат готовить обед, а также чай на завтрак и ужин. Один раз в неделю бригада обязана была сушить невод на вешалах, с одновременной его починкой, добавлением утерянных балбер и грузил. На эту процедуру уходила одна 12-ти часовая смена. Один раз в 2 недели бригада выезжала в посёлок У.Хантайка в баню. Это был для нас праздник: встреча с родителями, знакомство с последними событиями в стране, иногда получали газеты и журналы и даже книги, которые посылали с оказией райкомовские деятели. Радио и электричества в посёлке не было. Как-то привезли кино, для которого мужчинам весь сеанс пришлось крутить электрогенератор, но фильм «Два бойца» просмотрели до конца. После бани вся рыбацкая молодёжь обычно собиралась в конторе, где девчата пели немецкие песни; особенно печально звучала под аккомпанемент гармошки новая песня о покинутой нами родины, наши родители слушали её с глазами полные слёз. Танцы пока ещё не устраивали - не было места, они начались 1-го мая 1943 года с окончанием строительства конторского 5-ти стенного дома.

Рыбу приёмщику всегда сдавал я с кем-нибудь из ребят, для этого нужно было на лодке вёслами грести 3 км. Мне это надоело и мы из мешков сшили парусину и смастерили косой, как в Астрахани, парус для лодки в два весла. Мы оказались первооткрывателями парусного дела в Усть-Хантайке. Вдоль берега мы мчались со скоростью быстрее бега собаки. Сдавать приёмщику рыбу теперь стало одно удовольствие. Зуев был в восторге, т.к. теперь задержки сдачи рыбы не было, ветер южный или северный у нас всегда был.

Финн, у которого на красноярском причале была проблема с паспортом, прибыл вместе с нами в Усть-Хантайку, но почему-то не вошёл в состав ни одной из образованных тогда рабочих бригад. Он был одинокий, легко одетый, морально подавленный, униженный и не хорошо знавший русский язык человек. Он ходил в тундру собирать грибы, морошку, чернику, чёрную смородину и шиповник. Было видно, что он готовился к зимовке. И вот теперь этот человек около нашего дома на обрыве берега речки, как и многие другие, тоже начал строить землянку.

Осенью при северном завозе продуктов районная власть для разгрузки плашкоутов привлекала выполнять эту работу рыбаков. При этом районная власть проявляла к нам всю ненависть и враждебность. Запомнился случай, когда при выгрузке тяжёлых мешков с мукой (по 70 кг) из трюма по трапу и затем на берег председатель Дудинского райисполкома Миков кричал на нас рыбаков-грузчиков: «Шевелитесь, фашисты, сгною вас всех в Нор-р-р-ильске!» Конечно мы мальчишки и девчонки не могли, как мужики, профессиональные грузчики, носить такие тяжести по шатким трапам быстро и безопасно, но такое обращение к нам конечно было не заслуженно. Карьера этого деятеля быстро закончилась, как только вернулись на Север в 1946 году первые демобилизованные фронтовики, став потом кладовщиком на стройке.

В связи с ростом населения посёлка руководство колхоза, организованного в августе 1942 года (председатель член ВКП (б), Э. Эрдман) стало срочно принимать меры по строительству нового жилья, т.к. вновь прибывшая 2-я партия в составе 210 человек оказалась вообще без крыши над головой, а северное лето кончается через месяц (лето-3 месяца, а зима-9). Вдоль правого берега люди стали скатывать в воду обсохшие аварийные брёвна сгонять их по воде к посёлку и затем вручную с большими трудностями женщины волоком тащили их на высокий берег к месту строительства. Были заложены 2 пятистенных дома. В половине одного дома стала колхозная контора с двумя комнатами (кабинет председателя с бухгалтером и общая). Во 2-й половине дома было жилое помещение с нарами. Второй дом - настоящий барак с двухэтажными нарами из берёзовых сырых жердей был с наступлением в сентябре холодов настоящим гнилым и душным жильём, т.к. был переполнен обречёнными людьми. Ведь 19 сентября 1942 года т/х «Серго Орджоникидзе» доставил в Усть-Хантайку ещё 3-ю последнюю партию спецпоселенцев в количестве 135 человек. Население посёлка выросло до 450 человек. Перенаселение и недостаток жилья в уже названном бараке на каждого жильца на нарах отводилось не более 0,5 м. Из-за простуд и голода уже началось вымирание особенно детей из числа приезжих 2-й и 3-й партии. И не удивительно, ведь при выгрузке с теплохода эти люди не получили запас продуктов и денег, они были самым настоящим образом представлены к вымиранию. Третья партия к тому же прибыла простуженной и больной, особенно дети. Выяснилось, что в Красноярске на двухпалубный пассажирский теплоход с трёхкратным перегрузом весь спецконтингент разместили на открытых палубах на «милость» встречным осенним ветрам и туманам. Все каюты и салоны были заняты обычными пассажирами с проездными билетами. И вот, приплыв в Усть-Хантайку, спецконтингент после описанной бесчеловечной перевозки, без необходимой тёплой одежды, оказался на берегу без укрытия, под открытым небом, т.е. точно по Высоцкому: с теплохода «прямо в гроб». Так оно и получилось - с одной стороны нужно было немедленно строить землянку, а с другой - работать на выгрузке плотов со стройматериалами, чтобы получить рабочую продуктовую карточку. Это были рабские условия, в которые попали 3-я и часть 2-й партии, прибывшие в августе и сентябре 1942 года. Особенно пострадали прибалты, у которых, как правило, не было тёплой одежды.

Ледостав на Енисее в районе Усть-Хантайки в 1942 году произошёл 17 октября. К этому сроку из Игарки в У.Хантайку, Потапово, Никольское и другие посёлки отправили плоты со сборными 2-х квартирными домами - пилёным брусом, досками. Конечно все понимали, что необходимо спасать эти стройматериалы, т.к. с весенним ледоходом плоты погибнут. Поэтому началась многомесячная работа по выдалбливанию из льда стройматериалов и тяжелейший подъём их на плечах женщин на высокий берег в посёлок. Вид этих бедных людей можно сравнить только с зимними беженцами периода 2-й мировой войны: тёплую одежду и обувь заменяли мешки на ногах и плечах и это при 30-40 градусных морозах. Началась массовое умирание людей. Вся нагрузка по оказанию помощи людям легла на семью нашего врача Наталию Викторовну Янкович, дочь Руту, исполнявшая обязанности медсестры и сына Юрия, которые в ранее построенной на берегу землянке обустроили хороший медпункт с двумя помещениями - жилым и приёмной для пациентов. Мужественная, трудолюбивая и высоко образованная женщина из Риги Н.В.Янкович ежедневно обходила все жилые дома, бараки и землянки, помогая чем могла в тех ужасных условиях больным людям. Она организовала сбор еловой хвои и приготовление из неё отвара для лечения цынги. Каждый больной обязан был ежедневно по одному стакану выпивать этой очень горькой зелёной «отравы». Эта латышская семья в июне 1941 года была из г.Даугавы выслана в Пировский район Красноярского края, а в июне 1942 года-в Усть-Хантайку. Их отец, как «враг народа», был расстрелян в Латвии в 1941 году. Такова была участь семей основной массы прибалтов.

Уже знакомый нам финн под окном нашего дома закончил строительство своей землянки, уложившись в срок перед наступлением морозов. На колхозных работах он не появлялся, я встречал его только в магазине, где он получал свою иждивенческую пайку. Эта порция ему не хватала и он стал всем входящим в магазин предлагать свои ручные импортные красивые часы за буханку хлеба, но покупателей не нашлось. С ледоставом рыбаки перешли на подлёдный лов сига, ход которого всегда начинается в это время. Искусству подлёдного промысла нас хорошо научил инструктор рыбзавода местный ненец Болин. Петринская бригада у правого берега поперёк Енисея поставила в 2 ряда 20 сетей. Так нам порекомендовал Болин, объяснив нам всю технологию этого лова. Сети следовало просматривать через день, т.к. иначе от ила и от таких рыб как налим они будут скручены, т.е. ежедневно мы должны были просматривать 1 ряд с 10 сетями. Но самой хлопотливой работой оказалась через каждые 10 дней смена сетей на новые, чистые, просушенные и починённые. Для их сушки мы из досок построили сарай, утеплили его и с железной печкой устроили для них «баню». Затем у себя «дома» чинили их. Это была для нас работа в тепле. У лунок мы научились готовить и кушать из сига строганину, которая не только утоляла голод, но и была «лекарством» против цынги. Зимняя наша рыбацкая доля была очень тяжёлой, т.к. не было у нас лёгких санок для перевозки на сушку и ремонт мёрзлых тяжёлых сетей, пешней и рыбы. Вся работа велась на открытом всем ветрам и морозам льду с руками как у «орла». Всё мы носили на себе на расстоянии примерно 3 км туда и обратно. Как только по льду наша бригада приближалась к посёлку, так на вершине берега появлялась освобождённый бригадир всех рыболовецких бригад с единственной целью не допустить утечки домой рыбы, которая должна быть вся сдана Зуеву. Однако я знал и видел, как в бакари и под ремни прятали сигов мои девчата - ведь дома в семье голод. Варить и жарить рыбу не было возможности, т.к. в переполненных бараках и домах найдутся завистники, которые донесут об этом администрации. Одну семью за «кражу» рыбы осудили на 2 года в Норильлаг. Поэтому выход был один кушать рыбу мороженой в виде строганины у лунки или тайно дома. Позже осуждённая семья из Норильска прислала письмо, в котором сообщила, что в лагере заключённых содержат гораздо лучше чем им пришлось пережить в Усть-Хантайке на гране голодной смерти. Теперь они обеспечены питанием и тёплым жильём. Нужно признать, что так называемое целевое снабжение через рулоны для рыбаков было выгодно, т.к. один рыбак мог содержать питанием свою семью (2-3 человека). Однако с образованием колхоза с нас рыбаков в фонд колхоза стали удерживать 40 % рулонов и денег.

Нельзя сказать, что дудинские районные власти не были в курсе тех трагических событий, творящихся в Усть-Хантайке, они всё знали, т.к. часто нас навещали, проводили под лозунгом «Больше рыбы фронту» общие собрания, беседовали в конторе с руководством колхоза и всё на этом кончалось. Как можно согласиться с тем положением в каком находилась основная масса (70%) спецпоселенцев, получая иждивенческое продуктовое довольствие, семьями вымирает от голода. И эта гибель людей происходила на берегу богатой рыбой реке Енисее. Только представитель Таймыргосрыбтреста начальник производственного отдела (позже он стал управляющим треста) Ершов распорядился выдавать по продуктовой карточке рыбу, которую мы сдаём Зуеву. Все другие «представители» власти только руками разводили в то время как для них в пекарне жарилась очередная рыбная порция, А нужно было немедленно разрешить бедствующему народу выдавать продукты только по рабочей норме, т.к. нужно было людей выводить из критического состояния. Но это не было сделано; руководство колхоза оказалось слабым, безвольным, спокойно наблюдало за ежедневным хоронением людей в снег.

Во время одного из обходов врач Н.В. Янкович мне сообщила, что наш сосед финн в своей землянке-могиле замёрз. Не имея топора и пилы он был не в состоянии готовить себе дрова. Оказывается он был высокообразованным человеком рассказавший врачу свои беды - его убило то, что сделал майор Овчинников на причале в Красноярске. Этот финн ещё до образования Карелофинской АССР окончил Хельсинский университет и работал преподавателем в школе в области физики и астрономии. Почему он не попал ни в одну из рабочих бригад? Оказывается он был тяжело больным человеком, не могущем выполнять тяжёлые физические работы: на стройке, рыбалке и т.п.. Будучи одиноким, он потерял силу воли и о себе никому не заявлял. Нам было жаль этого обречённого на гибель человека. Наталия Викторовна оказалась перед фактом, открыв дверь его нетопленной землянки она увидела в не естественной позе лежащего около валунов человека, он был уже холодным. Так кончались в ту ужасную зиму 1942-1943 годов многие в Усть-Хантайке, это был мор, геноцид по отношению к невинным людям.

Наша бригада из рыболовецких в Усть-Хантайке была передовой и меня, как бригадира, правление колхоза командировало на окружную конференцию рыбаков Таймыра в Дудинку. Для меня это была большая честь и радость. В колхозном складе я получил дорожную из оленьего меха тёплую одежду: сакуй, бакари и чертоходы. В этой одежде по пути в Дудинку в сильную пургу при морозе за 20 градусов мы с каюром одну ночь ночевали в тундре в снегу. Полностью засыпанные снегом, мы хорошо выспались, а олени не вдалеке попаслись, добывая в снегу свой корм - ягелевый мох. Олень отлично понимает, что в тундре у него под ногами корм, а на Енисейском льду - вода. Поэтому, если упряжка «голодная», то олени веселее бегут, если ехать тундрой . Поездка на оленях была очень интересной. Конференция проходила в клубе порта. Для меня было всё ново и даже музыка духового оркестра на концерте. Конференция шла под лозунгом «Больше рыбы фронту», т.к. в целом по Таймыру план рыбодобычи не выполнялся. О спецпоселенцах и их проблемах на конференции не было сказано ни слова. Захватив с собой несколько последних номеров журналов «Огонёк» и «Крокодил», а также почту, посылки и из Потапово часть продуктов для магазина, мы со своим каюром (местный ненец) на двух санках возвращались в Усть-Хантайку. В пути мы 2 раза ночевали - в Ситково в конторе колхоза и в Потапово у Чирковых, которые нас очень тепло приняли, накормив ужином с рыбой и чаем. Всю ночь олени самостоятельно паслись в тундре вблизи Потапово. За следующий день до дома мы должны были покрыть расстояние в 70 км. Мы иногда останавливались для отдыха оленей и уже подъезжали к У.Хантайке, как наш ведущий олень вдруг бросился вправо. Что случилось? Ведь мы ехали по льду Енисея и ни каких препятствий ранее не встречали. Ответ мы получили утром, когда увидели, что мы ехали прямо в открытую майну, не замёрзшую из-за водоворота. Т.к. мы ехали в полярную ночь, то естественно каюр не видел пар от воды, а умный олень почуял воду и круто свернул от полыньи (за этот поступок утром я его угостил подсоленой ламотьей хлеба), об этом хорошо было видно на снежном следе от саней. Стало ясно, что Енисей даже зимой может быть очень коварным. Это был в моей жизни второй случай, когда была 100-процентная вероятность моей гибели.

1 мая 1943 года для меня стал знаменательным днём - моя тётя Минна научила меня танцевать. Произошло это в помещении конторы, в которой отмечали этот день. Под гармошку я быстро освоил вальс, танго и фокстрот. Было видно, что молодёжь истосковалась по танцам, особенно по народным. Ни каких выпивок не было, в ходу был приготовленный в пекарне хлебный квас. Одно было жаль - помещение конторы не вмещало всех желающих пообщаться в праздничный день.

Хорошую помощь колхозу «Сев. путь» в отношении строительства жилья оказала команда бота («ботские» - от слова бот, как их называли в посёлке) , которая уже во время ледостава-хода на реке шуги - не смогла пробиться до Игарки и вынуждена была на зимний отстой свой бот поставить у нашей речки с таким расчётом, чтобы весной по высокой воде до ледохода укрыться в речке. Команда во главе с капитаном впятером из замёршего на Енисее плота сами натаскали стройматериалы и собрали двухквартирный дом, в котором одну половину отдали медпункту, а во второй жили сами. В следующем году весь дом был отдан медицине. К весне 1944 года в 10-ти квартирном бараке была Дудинским райздравом открыта для детей фронтовиков сирот «Лесная школа». В число воспитателей школы тогда попала и Виктория Вальтер. В выходные дни одна из комнат этого барака становилась «клубом», где организовывались танцы и проводились общие собрания колхозников. Среди ботских оказался баянист, на котором «висели» все танцы. Капитан бота оказал населению посёлка большую помощь -поделившись своими запасами топлива благодаря чему люди получили возможность сменить освещение от лучины на керосиновые лампы и лампадки.

После организации к-за «Северный путь» появилась новая администрация, дополнительные хозяйственники, на стройке - прораб, а над тремя рыболовецкими бригадами - освобождённый бригадир. Все эти нововведения потребовали дополнительных расходов в виде 40 % отчислений от рыбацких рулонов и денежных доходов в бюджет колхоза. В среднем годовой улов рыбы в к-зе «Сев. путь» был 450 центнеров. Такой улов обеспечивали три бригады в составе 48 человек.

К концу 1942 года на станок Усть-Хантайка было доставлено порядка 450 спецпоселенцев, прямо скажем, на вымирание, т.к. под этот контингент в колхозе «Сев. путь» работы не было. Основополагающим документом для массового переселения на Крайний Север людей явилось вышедшее 6 января 1942 года Постановление СНК СССР «О развитии рыбных промыслов в бассейнах рек Сибири и на Дальнем востоке». Рыба нужна была стране и фронту. Из Игарки в Дудинку в том же году был перебазирован «Таймыргосрыбтрест», укомплектованный в основном астраханцами, высоко квалифицированными специалистами рыбной промышленности, среди которых были управляющий трестом Лощилин, главный инженер треста Курило, нач-к производственного отдела Ершов, нач-к планового отдела Волков, нач-к отдела кадров Князев, директор перевалочной базы Забродин, нач-к радиостанции треста Константинов и др. (деревянное двухэтажное здание треста в Дудинке сохранилось до сих пор). В системе треста были в том же году организованы небольшие рыбзаводы: Дудинский, Ошмаринский, Толстоносовский, Хатангский, Лескинский и Волочанский, а также расширен Усть-Портовский консервный завод, которые осуществляли приёмку и первичную обработку рыбы. Вся структура треста базировалась на рабочей силе из спецпоселенцев. Таким образом, в 1942-1943 годах на Таймыре образовалась новая отрасль промышленности - рыбная с годовой тогда по тресту рыбодобычей в среднем 60-65 тыс. центнеров. Однако, как выяснилось к 1946 году рыбные запасы в Таймырских водоёмах и в низовьях р.Енисей оказались практически настолько малыми и медленно восполнимыми, что созданная рыбная отрасль во главе с трестом оказалась не рентабельной. Авторы Постановления СНК СССР ещё в начале 1942 года должны были знать, что при интенсивном лове в условиях Севера в холодной воде развитие и восстановление рыбных запасов происходит значительно медленнее, чем в тёплой воде Каспийского моря или Волги. С годами рыбодобыча в тресте не повышалась - она стала убывать. Первым сигналом о допущенной ошибке явилась ликвидация в апреле 1946 года «Таймыргосрыбтреста» с его рыбзаводами. Вторым сигналом в том же направлении была массовая в 1948 году комендантами спецкомендатуры вербовка спецпоселенцев с заключением пятилетних договоров и выплатой подъёмных денег на рыбные промыслы Северного Сахалина. По свидетельским данным с Таймыра тогда через Красноярск, Владивосток и далее на Северный Сахалин выехало порядка 250 спецпоселенцев. Этим верхами был признан факт, что в 1942 году на Таймыр было завезено неоправданно много лишнего народа.

Я не случайно подробно описываю деятельность «Таймыргосрыбтреста», мне она знакома поскольку работал экономистом в плановом отделе этого треста и вся статистика проходила через меня. Анализ и оценка событий 1942-1948 годов на Таймыре рассмотрим позже, а пока вернёмся в Усть-Хантайку.

Зимой 1942 года, в начале первой нашей зимовки по приказу председателя Потаповского рыбкоопа Бадера к нам прибыла новая продавец магазина, ранее показавшая себя с положительной стороны будучи зав. столовой в Потапове, Минна Александровна Вальтер. Наконец за прилавком у нас оказалась честнейшая, доброжелательная женщина, пережившая ранее весь ужас выживания в оленьей конюшне и землянке в Потапово. Сама, являясь спецпоселенкой, она у руководства рыбкоопа заслуженно получила большое доверие своим назначением на самостоятельную работу в отдельной торговой точке. Такой пост в то время для спецпоселенца можно считать почти недосягаемым. Во всяком случае в Дудинском районе он был первым. Магазин стал не только торговой точкой, но и признанным населением общественным и культурным центром: была организована библиотека, попутным транспортом из Дудинки стали доставляться газеты и журналы. М.А.Вальтер активно посещала бараки для оказания доступной с её стороны помощи людям, находящихся в бедственном положении. Работая в Усть-Хантайке, семья М.А.Вальтер оказалась разрозненной: сын Гаральд (1927г.р.) был оставлен при ней, а дочь Виктория (1925 г.р.) спецкомендатурой была направлена в рыболовецкую бригаду на Енисее в Прилуки (50 км), а затем в бригаду другого колхоза «Заполярник» на Сиговое озеро (20км). С мамой и братом Виктория стала вместе жить позже - осенью 1943 года. Среди многих людей того времени семья Вальтер оставила о себе на Севере добрую память.

С приближением весны 1943 года в Усть-Хантайке усилился мор людей, постоянно работала похоронная бригада, которая за неимением досок, умершего «временно» клали в гроб, а затем на санках его отвозили за посёлок и освобождали его, зарыв покойника в снег. Точной статистики о погибших нет, но известно, что только за март-май месяцы погибло более двухсот людей всех возрастов и национальностей. Об этом слух дошёл до райздрава. Из Дудинки прибыла «комиссия» врачей и спецкомендатуры. Был сделан общий обход всех жилых помещений и медпункта. Собрания с населением посёлка комиссия не проводила и, захватив с собой нашего врача Н.В. Янкович и тем самым оставив посёлок без медицинского обслуживания, убыла в Дудинку, где её допрашивали, но серьёзных обвинений не предъявили, переведя её на работу в пос. Ситково, а затем в Дудинскую поликлинику. Новым медиком в Усть-Хантайке стала Ольга Грищенко, которая сразу же заняла дом «ботских», в котором организовала приёмную комнату и стационар.

В майском преддверии ледохода на Севере открывается охотничий сезон на гусей и уток, которые летят следом за льдом на свои птичьи базары. Миргунавы и Чирковы за этот сезон настреляли по 150 гусей каждый и увезли в Потапово на засолку в бочках. Для «ботских» ледоход прошёл хорошо, как и планировалось по высокой воде бот с работающим двигателем зашёл в речку и, переждав ледоход, взял курс на Игарку. Многие из посёлка пришли проводить добрых людей, взаимно оказавших друг другу помощь. Наш четырёхвесельный неводник стоял в речке под погрузкой невода, палатки, постелей, посуды и сеток, вся бригада уселась в лодке, а я на корме за рулём, выплывая из речки, направил лодку под ледяную гору, образовавшуюся во время ледохода на Енисее. Видно было, как целые огромные пластины толстого льда, нагромождаясь друг на друга образовали нависшую над водой гору льда. Для интереса в такой солнечный, весенний, тёплый день приятно проплыть в прохладе под ней. Девчата визжали от восторга, когда как в сказке, мы проплывали под горой льда. И вот когда наша лодка была метров 100 от ледяной горы мы вдруг услышали позади нас грохот ломающегося и падающего в воду льда, а нашу лодку подбросила вверх волна, обдав меня сидящего на корме брызгами от падающей горы. Боже мой, случись это буквально пару минут раньше вся петринская бригада погибла бы от этой массы падающего льда, а мы ведь были под ней! Вот так чисто случайно мы оказались живы. Это был лишний урок против лихачества. Только я один в таком поступке был виноват, т.к. сидел за рулём. Бог нас защитил, задержав обрушение горы на несколько минут. Это был в моей жизни третий случай, когда была 100-процентная вероятность моей гибели.

На тоне весь день устанавливали и утепляли палатку, сооружали нары, а к вечеру нас навестил зам. директора моторно-рыболовной станции (МРС) Константин Васильевич Миргунов. К нашей бригаде он всегда имел особые тёплые отношения. Т.к. полярный день не прекращался и до вечера ещё далеко, К.В.Миргунов решил нам показать свой старый секрет - где в Михайловской речке лучше всего ставить сети на крупную рыбу. На небольшой лодке мы поплыли вниз к Михайловской речке, где стоит и рыбацкий домик. Среди других бригад только наша кроме невода ещё ставила и сети, действуя по древней заповеди: «не рыба ищет рыбака, а рыбак её». Несколько сетей, установленных в шахматном порядке, перегородили Михайловскую речку поперёк. К.В.Миргунов обещал к завтрашнему дню хороший улов. К нашему возвращению девчата ради гостя пожарили нельмы, которые поймали, забросив по высокой воде короткий (примерно 100 м) конец невода. К.В.Миргунов остался у нас на тоне ночевать, а в обед после чистки тони от топляков и камней, занесённых ледоходом, мы поплыли на Михайловскую речку проверять сети. Каково же было наше удивление, когда в лодку полетели крупные рыбины всех пород: осетры, нельмы, таймени и даже несколько стерлядок. Рыба после зимней спячки ринулась на корм к берегу и поэтому сейчас по ещё высокой воде можно делать богатые уловы. Осетры оказались икряными и я как астраханец принялся её готовить. На обеде мы всей бригадой тепло поблагодарили Константина Васильевича за его «тайну» и дали ему в подарок для «сагудины» (еда свежей сырой рыбы) стерлядку. Вот так под прикрытием «начальства» мы из фонда «Больше рыбы фронту» позволили себе пока не было на тоне капитана Степанова комендантского контроля. Зуев был удивлён, когда мы первыми сдали несколько центнеров ценной рыбы. Конечно о Михайловской тайне мы все молчали.

Чтобы поднять свой сервиз, председатель рыбкоопа Бадер на нашей тоне построил и открыл ларёк для обслуживания рыбаков, в котором по рулонам отоваривались только продукты первой необходимости: хлеб, масло, сахар, крупа и т.п.. Этот ларёк был сколочен из досок на месте куда доходят вешние воды и мог простоять только один сезон. Зуев решил тоже к нашей тоне перебраться и свой рыбоприёмный пункт (РПП) организовал на берегу крытый брезентовым тентом, а жильё на двоих - в землянке, вырытой в крутом береговом обрыве. Для нас такое соседство было не желательно, т.к. стало шумно и многолюдно, но стало удобно сдавать рыбу - рядом. Минночка Бадером была назначена продавцом в ларьке. Наши сети круглосуточно хорошо работали - что ни проверка, то хороший улов крупных рыбин. К улову неводом это была чувствительная прибавка. Наблюдая за первичной обработкой сдаваемой рыбаками на РПП рыбы мы увидели сколько съедобных внутренностей выбрасывалось или скармливалось чайкам, а на другом берегу в посёлке продолжали с голоду умирать люди, у администрации не было даже попытки помочь питанием этим людям. Целыми корзинами съедобная мелочь выбрасывалась на «пир» чайкам. До сих пор не могу согласиться и простить правление колхоза «Сев. путь» за бесчеловечное отношение к своим членам колхоза. В других колхозах руководители брали на себя ответственность, чтобы рыбной съедобной продукцией даже в борьбе со спецкомендатурой, спасать людей от гибели. В Усть-Хантайке это не произошло, летом и зимой 1943 года гибель людей продолжалась, хотя посёлок обследовала районная медкомиссия.

Конечно жизнь продолжалась, рыбный промысел действовал. После ледостава в октябре 1943 года правление колхоза меня, Владимира Вольфа, Элю Гаун и Амалию Мюллер отправило на подлёдный лов за 7 км на нашу тоню с проживанием в землянке Зуева с двумя двухместными нарами, железной печкой и освещением керосиновой десяти линейной лампой. Поставили 10 сетей, однако уловы рыбы были относительно небольшими так что Зуеву мне пришлось сдавать скромную добычу.

На оглавление На предыдущую На следующую