Владимир Померанцев. По царским и сталинским тюрьмам
И может ли быть любой труд без принуждения? Да, любой труд связан с принуждением. Но одно дело, когда человек принуждает себя по своему внутреннему побуждению, например, для удовлетворения своих потребностей. Другое дело, когда человека принуждают к труду при отсутствии у него потребности в принуждаемом труде, в результатах этого труда.
К любому труду человека побуждают его личные потребности или потребности других людей. В первом случае мы считаем труд свободным, хотя в нем и имеются элементы принуждения. Во втором, если потребности других людей не связаны, хотя бы косвенно, с потребностями личности труд на других называем принудительным.
Наиболее полная форма свободного труда — труд непосредственно для себя, например, на земле ради получения для своего пропитания продуктов земли. В такой форме свободный труд практически не встречается, или он составляет ничтожный процент от общего труда людей. Сложность взаимоотношений людей и вещей, возникшая с ростом человеческой цивилизации, придала современному свободному труду форму труда для удовлетворения своих потребностей через труд, связанный с трудом других людей. Но главная отличительная особенность свободного труда остается и при этой форме — результаты труда направлены для удовлетворения потребностей трудящегося. При свободном труде человек может использовать результаты своего труда, чаще всего выраженные в деньгах, по своему личному усмотрению на удовлетворение любой своей потребности или всех потребностей в любой для него желательной пропорции. Итак, свободный труд это — труд для себя.
Принудительный труд лишен, или почти лишен элемента личной заинтересованности человека в результатах труда. Он трудится не для себя, а для других. Больше того, он принужден трудиться именно для других и не может по своей воле изменить это его принуждение. Такое состояние человек воспринимает как рабское.
Любые формы труда дают материальные или духовные результаты. Эти результаты используются и отдельной личностью для своих личных целей, и обществом для общественных целей. Результаты свободного труда всегда положительны и для личности, и для общества. Результаты принудительного труда не могут быть положительными для принуждаемой личности. Для общества могут быть положительными только материальные результаты принудительного труда. Положительных общественных духовных результатов от принудительного труда чрезвычайно мало. Общеизвестны материальные результаты принудительного труда — это памятники рабовладельческого общества. В наше время это — памятники труда военнопленных и заключенных, у нас — все эти Беломорканалы, гидростанции, транспортные магистрали и пр. Положительная сторона результатов рабского труда для общества очевидна: общество в форме этих результатов развивает производительные силы страны, укрепляет свое материальное благосостояние и через повышение общественного благосостояния повышается благосостояние отдельных лиц. В период создания результатов принудительного труда аморальная сторона этих результатов очевидна не только для заключенных-созидателей, но и для всех сознательных граждан страны. Но проходит некоторое время, и люди, даже бывшие заключенные, забывают, каким трудом были созданы величественные сооружения, и начинают восхищаться и даже гордиться ими. В этом трагизм принудительного труда — он проклят только для тех, кто его, исполняет и только в то время, когда он исполняется. Но только от этого принудительный труд не становится привлекательным и не может быть оправдан ни людьми, ни историей.
История только может объяснить неизбежное возникновение принудительного труда. Особенно это объяснение очевидно для истории России. Русская национальность формировалась на протяжении многих столетий в условиях военного лагеря, военных походов и войн. Нам непрерывно угрожали с востока и запада, и мы непрерывно угрожали соседям то на востоке, то на западе. Русское общество всегда было военизированным, а войско и есть самая распространенная форма принудительного труда. Если войско не употреблялось по своему прямому назначению, то, как правило, использовалось для общественных принудительных работ: так строился московский Кремль и пограничные города, так строились Петербург и Одесса, Смоленск и Красноярск, аракчеевские военные поселения, дворцы, монастыри и даже храмы... Поэтому исторически было совершенно естественно осуществлять сплошную коллективизацию в 1929 году, именовавшуюся кое-кем “второй социалистической революцией”, “годом великого перелома”, действительно ломать и переламывать народ с помощью принудительного труда. Это было тем более естественным, поскольку подтверждалось теоретической идеей перманентной революции и потому, что шла ожесточенная классовая борьба. Классовые враги были “законными” военнопленными, которых для их же пропитания нужно было, прежде всего, принудительно заставить работать. Ну, а последующие приступы или “подъемы” классовой борьбы в 1934, 1937, 1941, 1949 годах были естественным продолжением перманентной революции, практическим обоснованием сталинской теории нарастания классовой борьбы в период построения бесклассового общества. Так создавалась обширная империя НКВД-КГБ-МВД с огромной сетью тюрем и лагерей, среди которых нашли место и спецтюрьмы для использования принудительного труда научной и инженерной интеллигенции.
И что же, оправдали себя эти “золотые клетки”? С точки зрения материальных результатов, безусловно, оправдали. Спецтюрьмы военного назначения поставили на вооружение не одну “машину”, как принято было называть, продукцию особых бюро. А для того чтобы стимулировать изобретательскую мысль арестантов, применялась система поощрений или “морковок”, как их называли окабешники. Эти арестанты 58-й статьи были типичными по поведению кроликами, ну а для кролика морковка должна быть высшим поощрением. Для поощрения вводились дополнительные талоны на питание, дифференцированные обеденные столы по производственным рангам, право на дополнительное письмо родным или свидание с ними, зачеты трудовых дней, сокращавших срок заключения и, наконец, досрочное освобождение.
В этих поощрениях не было системы, регламентации и порядка. Арестанты, по крайней мере, не знали, за что, как и по какой норме или положению они получают очередную “морковку”. Все было основано на произволе: поощрения получали и подхалимы и явные “стукачи”, но получали и высококвалифицированные специалисты. Были случаи досрочного освобождения руководителей проектов “машин”, подлинных новаторов новой военной техники, но были большой учености арестанты, вложившие немало труда и души в те премированные “машины”, но их не освобождали и даже продлевали им сроки заключения.
На предыдущую главу На следующую главу На оглавление