Досрочное освобождение

Активно участвуя не только в постановках и спектаклях, но и в жизни культбригады, я постепенно становилась ее руководителем. Это не скрылось от глаз лагерного начальства, и меня выдвинули на должность старшего культорга КВЧ. В эту пору широким фронтом шла подготовка к 300-летию присоединения Украины к России. Поскольку в нашем лагере большинство заключенных были выходцами с Украины, решено было это событие отметить с особой торжественностью. По всей территории вывешивались новые праздничные лозунги. Клубное помещение украсилось гирляндами живых цветов.

Незадолго до праздника радость охватила заключенных: стал известен приказ, по которому все, отбывшие три четверти срока, подлежат, после нового судебного разбирательства, досрочному освобождению. Раз в неделю по этим вопросам собирался совет актива. На каждого освобождавшегося заключенного нужно было составить характеристику и представить её в распоряжение суда, который будет рассматривать все дела.

Выездная сессия суда заседала на клубной сцене, куда собирались все желающие послушать ход разбирательств.

В распоряжении суда имелось дело заключенного. Председательствующий обычно задавал несколько вопросов формального порядка. Подобие защитительной речи произносил начальник КВЧ, и после короткого совещания, судьи объявляли заключенному, что он освобождается из лагеря.

Освобождение происходило не сразу, а по прошествии двух-трех недель, а иногда и месяца, группами по 30-50 человек. Жить разрешалось в пределах Норильска, кто как мог искал себе жилье и устраивался на работу. Освобожденные были ограничены в правах. Они, например, не могли сразу же выехать на материк, а ждали на это разрешения иногда год и более.

Мы, два культорга, буквально сбились с ног, занятые с утра до вечера писаниной характеристик на освобождение, представляемых в суд. По вечерам нам в помощь определяли грамотных работяг. По решению Совета, мы в первую очередь занимались делами заключенных, занятых на общих работах.

Еще в 1953 году, после забастовки, мои друзья посоветовали мне подать ходатайство о помиловании, что в свое время я и сделала. По прошествии трех месяцев пришел отказ. Для меня это был страшный удар. Одна только мысль, что мне придется четверть века находиться в заключении и, быть может, я никогда не увижу своих близких и сына, убивала настолько, что терялся смысл жить дальше. По совету друзей, в первый день Пасхи я снова написала заявление с просьбой о помиловании. На этот раз ответ пришел через четыре месяца и был он положителен. 25-летний срок мне снизили до 10 лет, причем в зачет пошли еще три года с 1944 по 1947 год, проведенные в лагерях Архангельской области. Теперь я могла рассчитывать на досрочное освобождение, тем более, что за примерную работу и хорошее поведение в быту я имела зачеты.

Первое время один рабочий день, проведенный на производстве, засчитывался за три. Позднее эта привилегия была сокращена до двух дней, а потом и вообще пошел день за день.

С каждым днем мы чувствовали все большее облегчение. Если в первый год моего пребывания в лагере в Норильске безконвойных вообще не было, то теперь их число увеличивалось с каждым днем. Расконвоированным разрешалось без охраны следовать из зоны лагеря на работу и обратно, но категорически запрещалось входить в черту города, а тем более, заходить в магазины. Однако запрет этот постоянно нарушался, о чем хорошо было известно начальству. Разве могли женщины удержаться от соблазна заглянуть в промтоварный магазин и купить себе какие-нибудь тряпки. А тут еще лагерь переводился на хозрасчет, все зарабатывали прилично и имели свободные деньги. Я, например, зарабатывала около 450 рублей в месяц, что позволяло мне по 100 рублей отсылать маме в Нарву. Хорошим подспорьем для меня являлись твои, Степан, посылки из Дудинки. Некоторое материальное благополучие позволило мне воспользоваться за 25 рублей в месяц помощью дневальной по бараку, чтобы она из лагерного пайка и дополнительных продуктов стряпала для меня обед и ужин.

Приближается окончание моего срока заключения. Из десяти лет исключаются три года, проведенные в Архангельских лагерях, и три года лагеря в Норильске. Вместе с зачетами перекрывается цифра в три четверти срока и я подпадаю под досрочное освобождение» – закончила Раиса свое повествование.

В бодром, обнадеживающем настроении возвращался я в Дудинку. Надежда на скорую, и теперь уже окончательную, встречу не оставляла меня, придавала сил и уверенности в завтрашнем дне. Поделился своей радостью с ближайшими друзьями-сослуживцами, рассказал и квартирной хозяйке Гильде Ричардовне, которая не преминула заметить, что в её уютном домике Рая обретет желанный покой.

На оглавление  На предыдущую На следующую