Лох Левин Левинович (1926-1996). Трагедии не повторяются, если о них помнят...

Родился 22 июня 1926 года в селе Клаус Автономной Республики немцев Поволжья. По Указу о переселении от 28 августа 1941 года был с матерью выслан в Красноярский край.
Заслуженный работник рыбного хозяйства России, почетный гражданин Таймыра

Сталинские репрессии ворвались в мою жизнь 17 июня 1938 года. Отца — кузнеца МТС — арестовали прямо у горна. Он строил Нижний Тагил. Свидеться с ним я смог лишь на Таймыре через 19 лет. На нас было клеймо семьи «врага народа». 15-летним в Есаулово Красноярского края я работал конюхом колхоза, сапожником, на лесозаготовках в тайге на реке Мане. Перед отправкой в Заполярье спецпоселенцев собрали около сельсовета. Председатель колхоза Тимофеев со своей компанией отбирал у людей все, что им пришлось по душе (одежду, обувь, посуду, инвентарь...). Заявляли, что все не потребуется, так как отправляют всего лишь на три месяца. Такого произвола никто не ожидал.

Везли всех на лихтерах и баржах в трюмах и на палубах под надзором. Было два каравана по восемь судов с буксирами «Молотов» и «Калинин». Наш караван прибыл в Дудинку 28 июня 1942 года. Людей начали делить. Часть семей, в том числе и нашу, повезли в Усть-Порт. Из поселка нас отправили на промысловую точку Хетские Пески. Это на Енисее — 18 км южнее Усть-Порта. Высадили на голый песок. Ни стройматериалов, ни инструмента не дали. Пришлось жить без какого-либо укрытия от дождя и комаров. Спасало нас то, что были среди нас два мужика, которые знали строительное дело. Собирали аварийный плавник, закапывали столбы, делали в два ряда плетень, а промежуток между прутьями засыпали песком. Зарывались в землю, чтобы как-то обеспечить зимовку. Не было ни ламп, ни фонарей. Зиму провели при лучинах. Топили ольхой — тальником.

На Хетских Песках мы вели рыбный промысел под руководством специалистов — бригадиров, специально мобилизованных из Астрахани для обучения спецпоселенцев. Люди вели лов закидными неводами длиной до 500 метров, с высотой в крыле до 18 метров. Смена состояла из 16 человек (женщины и подростки). После 12-часовой смены улов на лодках доставлялся в Усть-Порт на консервный завод. Осенью продолжали неводной лов в невероятных условиях. Рыбачить приходилось босиком до 10 октября, когда весь берег покрылся снегом. Выходишь из воды, наступишь ногой на снег — и остается ледовый след. С тех пор прошло больше полувека, но до сих пор каждый вспоминает те горькие дни. Иногда наши бригадиры хотели нас пожалеть, не вести лов во время штормов и сильных холодов, но уполномоченный имел власть и заставлял работать силой. Скидки никому не делал, чувств был лишен. При этом говорил: чем больше погибнет, тем лучше! Зимой, не имея теплой одежды, вели подледный лов ставными сетями.

Первый год вели промысел от гослова Усть-Портовского консервного завода. В 1943 году в Усть-Енисейском районе были образованы рыболовецкие колхозы для спецпоселенцев. Создавались отдельные хозяйства для латышей, калмыков, немцев. В колхоз «Гвардеец» вошли и наши промыслы. Однако оставался гласный надзор. Никаких документов, удостоверяющих личность, мы не имели. Учет и отметка велись комендантом в специальных журналах. Запрещалось отлучаться даже в тундру за ягодой. Если больному требовалось попасть в Дудинку к хирургу, то надо было ждать до тех пор, когда кто-то из работников комендатуры сможет заболевшего сопровождать. Порой ожидание длилось не один год, как было со мною. От немцев в комендатуре брали письменное подтверждение того, что они на веки веков отказываются вернуться на Волгу. Требовали расписки, что мы навсегда отказываемся от ценностей, которые были оставлены на родине при выселении (дома, дворовые постройки, скот, птица и другое имущество). Если у кого сохранились квитанции на этот скарб, то их просто отбирали. Пришлось пережить много издевательств и унижений... В таких условиях работали в течение пяти лет.

Но молодость брала свое. Мы старались петь, организовывали танцы. У меня оказались с собой балалайка и гитара. Нашлись и у других мандолина и вторая балалайка. Организовали свой оркестр, под игру которого проводили танцы.

Зарабатывали мы мало, позднее узнали, что нас обкрадывали. Часто приходилось продавать карточки на сахар, масло, табак и чай, чтобы выкупить хлеб. Даже в этих условиях все активно подписывались на государственные займы, чтобы приблизить окончание войны.

В 1947 году на отчетно-выборном собрании колхоза «Гвардеец» я был избран председателем. Это было для меня большой неожиданностью. Четыре года руководил колхозом. И дело шло. Труд не страшил...

Как бы там ни было, но в колхозе «Гвардеец» за 10 лет никто не умер, тогда как многие в Усть-Енисейском районе погибали от цинги. В колхозе «Четвертая пятилетка» на промысловом участке Носоновск был настоящий мор. До 1947 года среди немцев не родился ни один ребенок, на целых пять лет была приостановлена деторождаемость. Окончив успешно одиннадцать классов вечерней школы, я хотел уехать учиться в Новосибирск, но не смог все из-за той же принадлежности к немецкой нации. С шестидесятых годов сотрудничаю с окружной газетой. Писал о бережном отношении к Таймыру, который стал для нас, даже не по доброй воле здесь оказавшихся, второй родиной. Отрадно, что впервые в печати на Севере рассказал о судьбах спецпоселенцев из Поволжья, что тема восстановления исторической справедливости в отношении российских немцев и всех репрессированных народов, нашла свое место в средствах массовой информации на нашем полуострове, в Красноярском крае. Нерешенных проблем в возрождении духовности, национальных культур остается еще немало. Этот долг перед жертвами тоталитаризма неоплатный, он требует усилия от всех, кто помнит о своих национальных корнях и уважает права каждого нашего большого и малого народа.

Из газеты «Советский Таймыр»
от 28 августа 1988 г.

Таймырский окружной краеведческий музей
Фонд культурных инициатив
(Фонд Михаила Прохорова)
2006 г.

На оглавление На предыдущую На следующую