П. Соколов. Ухабы
ВОЙНА ПРИБЛИЖАЕТСЯ.
Муссоллини после поражения Франции посетил
Париж и побывал в музее Наполеона. Там ему
показали красную рубашку, которую Наполеон
надевал перед сражением. Дуче удивился: Красный
цвет демаскировал императора. Ему ответили, что
Наполеон хотел, чтобы в случае ранения, кровь не
была заметна, и таким образом, не был поколеблен
дух войска. Муссоллини задумался, и вернувшись в
Италию заказал себе коричневые штаны.
(Из анекдотов того времени)
Я уже писал, что с легкой руки Гитлера, родилась и набирала силу тенденция к пересмотру послевоенных реалий и перекраиванию государственных границ. Для Болгарии эта проблема, как я уже неоднократно отмечал, была острой, как в силу действительных этническо-экономических причин, так и в результате националистических амбиций. Возврат Добруджи не только вызвал удовлетворение, но и подогрел надежды на присоединение других территорий, на которые претендовала Болгария. Это вызывало напряженность в отношениях с соседями, которая нередко обострялась до опасных пределов. В такие моменты проводилась мобилизация призывников, концентрация войск в соответствующих регионах. Это конечно отражалось и на общем психологическом климате, на экономике. Не раз под мобилизацию попадали и наши учителя. Помню, как в класс приходил Войнов, в висевшей на нем, как на вешалке, шинели и грубых сапогах из некрашенной кожи, формой и размерами похожих на те, в которых рисуют Мальчика с пальчик. За пределами Болгарии тоже происходили события исторического значения. Германия, захватив Польшу, стала подбираться к Прибалтике. Первым объектом давления стала Литва, от которой оттяпали район Мемеля - Клайпеды. Сов.Союз, в качестве контрмеры занял прибалтийские страны. Сейчас можно по разному расценивать эти действия, и как проявление советской экспансии, как это делают на Западе, и как возврат к историческим государственным границам, как это расценивалa большая часть эмиграции. Можно принять и официальную версию о добровольном их присоединении, под угрозой немецкой оккупации, но я считаю, что основной причиной было обеспечение своих оборонных интересов Советским Союзом, в предвидении войны с фашистской Германией. Я лично в те времена был далек от понимания большой политики и стратегии, и в основном принимал на веру официальные заявления. В ту пору в Софии, наряду с литературой, продававшейся в "Русской книге", стала продаваться газета "Известия", и я стал ее регулярным читателем. К тому времени у меня наметился вполне определенный план на будущее: окончить школу и возвратиться в Советский Союз, пользуясь благоприятно складывающимися отношениями между нашими странами. Эту идею поддерживали и мать и отец, с которым я поддерживал довольно оживленную переписку, где поднимал уже серьезные, недетские проблемы. Из этих писем я много узнал о прошлом моей семьи, и о воззрениях отца, и получил немалый заряд для наметки ориентиров своей будущей жизни. В последние годы отец работал в английской фирме, занимавшейся прокладкой железной дороги на территории тогдашней Палестины, подмандатного владения Англии. Уже в те времена там было неспокойно. Случались даже нападения арабов на строителей дороги, С началом войны письма стали приходить с наклейками военной цензуры, а впоследствии, когда болгарское правительство, уверовав в победу Германии и собственную безнаказанность, объявило войну Англии и Франции, письма вообще перестали приходить, и с 1940 г. все наши связи оборвались. Большой резонанс вызвала Финская война, последовавшая вскоре после присоединения Прибалтики. Эта страница истории у нас почти неизвестна, и мне придется раскрыть ее, с точки зрения моего понимания. Граница между СССР и Финляндией проходила в то время совсем рядом с Ленинградом, где то в районе г.Териоки, там где когда то находился лес, принадлежавший отцовым родственникам, и куда мы чуть не уехали из Греции. В 30-е годы в Финляндии закрепилось профашистское правительство под началом маршала Маннергейма, бывшего офицера царской гвардии и ярого антисоветчика. За время его правления на границе с СССР, в районе Карельского перешейка, была сооружена мощная укрепленная система - Линия Маннергейма. Не думаю, что собственных ресурсов Финляндии хватило бы на ее строительство. Скорее всего, что в нее вложили денежки империалистические державы, планирующие использовать ее как исходный рубеж в агрессии против Советского Союза. В условиях, когда фашистская Германия вплотную подошла к границам СССР, эта угроза стала очевидной, и советское правительство поставило вопрос о демилитаризации Карельского перешейка и некоторого корректирования границы. Маннергейм отверг все эти предложения, и после срыва перегововоров и даже ультимативного требования, Сов.Союз объявил войну Финляндии. Война проходила в зимних условиях, при больших морозах, что было вероятно предпочтительнее в этом краю озер и болот, но и сопряжено с огромными трудностями для людей и транспорта. Нельзя не отдать должное мужеству финнов, но нельзя не упомянуть о том, что в этой войне они получили существенную помощь от Англии, Франции, и той же Германии, т.е. здесь проявилось сближение интересов империалистов, даже воюющих между собой, когда дело касалось борьбы с Советским Союзом. Неоднозначно восприняли эту войну и в Болгарии. Многие симпатизировали Финляндии, маленькой стране, подвергшейся нападению сильного соседа. Впрочем, после прорыва Линии Маннергейма и заключения мира, когда убедились, что Советский Союз не намеривался захватить Финляндию, а ограничился умеренными требованиями, в целях обеспечения своей безопасности, настроения сильно переменились, а кинофильм "Линия Манергейма", который чуть не месяц шел при полном зале, вернул Советскому Союзу прежний престиж и симпатии.
В этот период проходили бурные дискуссии и на парагвайском форуме, где все же преобладала просоветская позиция. Как то раз в "Русской книге" появились цветные портреты Сталина, размером где то 13х18. Я тоже купил пару таких открыток, одна из которых впоследствии принесла мне немало неприятностей. Не скажу, что я был готов молиться на Сталина. Обожествление личности было не в традициях страны, даже с ее относительной демократией, но все же испытывал к нему чувство преклонения, как символу своей страны и строя, который, как я надеялся, был способен обеспечить справедливость и равноправие для всех. Сейчас много шума по поводу культа личности Сталина. Много отвлеченных рассуждений об его истоках, много откровенных спекуляций. Я не беру на себя роли арбитра в этой разноголосице, и менее всего хочу обелять чудовищный произвол им порожденный, но я думаю, что истоки культа личности Сталина ли, Гитлера или Муссоллини, следует искать в народе, или народах, которые устали от разрухи, отчаяния и безнадежности, в которую они окунулись после Первой Мировой войны, которые поверили в идеи, символом которых были эти личности, убедились, что эти идеи принесли подъем благосостояния, ликвидацию безработицы, надежду на будущее, а уже впоследствии эта вера в вождей, подогретая личными амбициями и спекуляцией окружения, стала почвой для всяких извращений. И наконец, все таки это были личности, а не марионетки, вроде волшебника Гудвина. Когда люди поднимались в атаку с криком "За Родину, за Сталина!" они вряд ли думали о престарелом грузине с трубкой, а имя Сталина было символом идеи, и не вызывало протеста. А вот как ни кадили Брежневу, четырежды герою Малой земли, но клич "за Родину, за Брежнева !" не вызвал бы другой реакции кроме смеха. Ну в общем, пусть история вынесет свой приговор, но в то время миллионы не подхалимов, а честных патриотов верили в Сталина и вверяли в его руки судьбу свою и своей страны. Впрочем, точно такая же картина была в Германии, и почему-то наши современные писаки, шельмующие сейчас советский народ, как темную массу с рабской психологией, забывают об этом и не навешивают ярлыков на просвещенную германскую нацию. Cобытия же нарастали, как снежный ком. Италия, стремясь обрести былую славу Римской империи, также не стояла в стороне от разделяемого пирога, и захватила Албанию, откуда стала предъявлять притязания к Греции. Германия же, оградив свой тыл Советско-германским договором о ненападении, устремилась на запад, и в считанные недели разгромила своих противников, захватила мелкие страны, вывела из войны Францию и нанесла сокрушительное поражение английскому экспедиционному корпусу под Дюнке'рком. И хотя союзники сумели захватить и удержать важную позицию в Норвегии, г.Нарвик, но этот частный успех остался незамеченным на фоне беспрецедентного и бесславного поражения во Франции. Казалось, что дни Англии сочтены. Я уже в то время, вероятно не своим умом, а с помощью своих старших политических руководителей, дошел до понимания того, что сосуществование фашистской Германии и Советского Союза невозможно, что упомянутый договор это только оттяжка для накопления сил для предстоящего решающего сражения, и поэтому желал всяческого поражения немцам от союзников, и их позорный разгром вызвал у меня сильное разочарование и тревогу, что события на востоке могут произойти раньше, чем я закончу школу и смогу вернуться на родину своих отцов. Где то в это же время со мной приключился еще один казус, едва не поломавший все мои планы. Как то, не помню по какому случаю и с какими побуждениями, я, назло своим идейным врагам-черносотенцам из инвалидного дома, повесил на фонарном столбе один из портретов Сталина. Забавно было со стороны наблюдать, как бесились под ним старики, махали кулаками, но не смогли снять, пока не принесли лестницу. Но вышел не смех, а грех. Кто то из мелких пацанов выдал меня, и я снова стал центром скандала. Этот был похуже, чем с колоколами. Пахло политикой, а, несмотря на видимое сближение с Сов.Союзом, внутренняя политика Болгарии продолжала оставаться антикоммунистической, и даже стала жестче чем ранее. Мне грозило не только исключение из гимназии, но и серьезный конфликт с полицией, который в условиях болгарской "Общественной безопасности", применявшей методы, не уступавшие гестаповским, не предвещал ничего хорошего. Мать ходила, просила за меня, и дело в общем замяли, запретив мне появляться на территории инвалидного дома, и присовокупив к этому письменное предупреждение. В кругах парагвайцев, и иже с ними, это отлучение не произвело впечатления, и даже несколько повысило мой авторитет, окружив его некоторым ореолом. Осенью того же года войной запахло снова у границ Болгарии. Греко-Итальянские трения перешли в конфликт. Италия предъявила ультиматум. Греческий народ ответил дружно "О'хи!"-Нет!,и встал на защиту своих границ. Ожидаемый "блицкриг" не состоялся. Итальянцы не только не захватили территории, на которые зарились, но стали терпеть неудачи и были потеснены вглубь Албании. Война шла несколько месяцев, бои разгорелись за город Ко'рча, ключевую позицию, с потерей которой открывался путь к морю, т.е. к полному овладению Албанией. К весне греки захватили Корчу. В Болгарии сначала возникли оптимистические настроения, в надежде, что поражение Греции создаст предпосылки для захвата побережья Эгейского моря -давней мечты поборников Великой Болгарии, о чем я уже упоминал. Но мужество греков и бессилие Италии привели к изменению настроений и росту симпатий к соседу. После падения Корчи, даже стал распространяться "текст" телеграммы, якобы отправленной Дуче Гитлеру. Вот он: "Греко бандито, Корча пердито (потеряна),туто финито. С поздрав, Бенито.". Не установлено, писал ли подобную телеграмму Бенито, но спасать его надо было, и Германия предъявила требование Югославии, чтобы она пропустила через свою территорию немецкие войска, направляемые на помощь терпящим поражение итальянцам. Сначала Югославское правительство готово было пойти на сговор, но тут произошел переворот, и новое правительство категорически отказалось выполнить требование немцев.
Оглавление Предыдущая глава Следующая глава