Федор Романюк. Мысли и воспомнания
На другой день, в Чистый четверг, священнодействие нашего духовного возрождения продолжилось. Нам предстояло еще вкусить источника бессмертного принятием Тела Христова. При этом моему взору представилась тогда величественная картина, раскрывающая процесс устремленности и продвижения к Богу душ человеческих и противодействия в этом со стороны чуждых нам сил. Показаны мне были мытарства. Алтарь, престол и св. Таины и их совершитель - это небо, а те, кто нас туда не допускал, терзал, бил, выдворял вон из храма под видом наведения порядка, отправлял в полицейский участок и высылал вновь на родину - в роли злых мытарей, предстали предо мной полицейские власти - околоточные надзиратели, городовые и отчасти матросы. Давка была невероятнейшая, устремленность необыкновенная, путь тесен, и врата очень узкие. После причащения я восчувствовал на душе облегчение, умиротворение. Благодать Божия, богатым носителем и раздаятелем которой являлся Дорогой Батюшка, содействовала достойному причащению.
***
Вернувшись из Кронштадта, я поспешил изменить образ своей жизни. До проездки в Кронштадт я не молился. Перестав молится, я постепенно отвык от молитвы. Теперь же я стал молиться. В своей комнате я уставил образа. Оставил табакокурение. Стал читать слово Божие. Исполнение обязанностей по учительству меня уже тяготило. Мне хотелось чего-то другого, высокого, святого, таинственного, что как молния блеснуло предо мной и вновь закрылось. Но теперь я уже узнал, что есть, что существует, жизнь иная, что есть люди, которые живут этой иной жизнию, что жизнь эта представляет чрезвычайный интерес. Я решил отдаться служению этой идее. Я восхотел искать Бога, искать вечной жизни. С нетерпением ждал я окончания школьных экзаменов, чтобы не уехать, а улететь туда в Кронштадт к людям Божиим, людям не от мира сего, где недавно "видехом свет истинный, прияхом духа небесного, обретехом веру истинную". День окончания экзаменов настал. Я навсегда оставил и школу, и учительство и уехал опять в Кронштадт.
***
При посещении Кронштадта, я вдоволь наслышался всяких рассказов про Батюшку. Все богомольцы, посещавшие Кронштадт, были очень единодушны в своем благовейном отношении к этому выдающемуся мужу, этому великому пророку наших дней и носителю духа Христова. Однако, по степени своего развития, по своей душевной простоте, по богословскому неведению, не все равно реагировали на то, что усматривали в Дорогом Батюшке. Каждый владел своей мерой почитания о.Иоанна. Одни смотрели на него только как на ревностного приходского священника, подобного другим батюшкам, иные считали его мужем праведным и чудотворцем, некоторые усматривали в нем высокую степень освящения и склонны были Его Боготворить, называя Его не только сыном Божиим, но даже просто Богом, Господом. Я сам однажды слышал в Соборе в Кронштадте, как во время великого входа одна женщина там, где-то сзади, из толпы вопила: "Батюшка ты наш, дорогой, Солнышко ты наше, Боженька ты наш". Держа чашу в руках и услышав такое слово, отец Иоанн тут же не обинуясь во услышание всех сказал: "Я не - Боженька!".
***
Трогательно было усердие кронштадтских богомольцев, особенно богомолок. Велико было их религиозное воодушевление. Они не дорожили своим покоем. Темной ночью, или вернее ранним утром, когда Кронштадт был еще в безмолвии, когда все еще предаются сладкому сну, богомолки не спят. Скучившись у закрытых дверей Собора, они жмутся друг ко другу, как овечки, чтобы в толпе, в тесноте согреваться от холода, а мороз трещит, церкви еще сторожа не открывают, еще рано. Тягостно стоять и томительно и холодно, и вот слышатся голоса: "Давид, пусти Христа ради в Церковь, холодно ведь, совсем озябли". "Петро, открой двери, уже скоро все равно откроешь". Но вот дверь открывается, и толпа ринулась в храм, устремившись бегом к солее, к алтарю, поближе к Батюшке, чтобы лучше можно было расслышать каждое словечко святого Пастыря. Или вот картина. Группа женщин спешат в Кронштадт пешком из Ораниенбаума по льду. Лед тает. По льду то и дело стоят лужи, образовавшиеся при таянии от лучей солнца. Дует холодный встречный ветер, лужи глубокие. Вода попадает в ботинки. Вода в них хлюпает, они не обращают внимания ни на ветер, ни на воду, идут, будучи то и дело обгоняемы извозчиками. Но извозчики не к их услугам. Они бедные деньгами, но богаты верою, усердием, ревностью, они готовы преодолевать все противности, они устремляются к о.Иоанну - источнику воды живой.
***
В бытность мою на приходе однажды обратилась ко мне жена моего церковного сторожа Агриппина с просьбой поехать в с.Степановку, где, как прошел слух, обновилась икона, взять туда ея племянника, мальчика Егорку лет 4-5, у которого посыхает ножка, чтобы там помолиться, не даст ли Бог исцеления. Я согласился, и на другой день мы втроем поехали образу - я, Марко Демьянович - церковный сторож, и мальчик Егорка. Дело было летом. Дороги в Степановку не знал ни я, ни возчик. Приходилось иногда у встречных спрашивать, куда ехать на Степановку. Нам указывали дорогу и при этом догадливо прибавляли: "Вы туда, наверно, к иконе едете". Мы отвечали, да к ней. При въезде в самую слободу пришлось спрашивать, где тот дом, что обновилась икона. В ответ на этот вопрос один встретившийся молодой человек с папиросой во рту ответил, что вообще такой иконы в Степановке нет, да и вообще и быть не может, так как чудес вообще не бывает. Поняв сразу, что мы имели разговор с комсомольцем, мы решили предварительно побывать у местного священника, который в таком деле должен быть самом достоверным информатором. Встретившись с о.Порфирием, я его спросил: "Скажите нам по своей иерейской совести - правда ли, что у вас в Степановке чудесным образом обновилась икона?". "Я только что оттуда, только что служил там молебен. Езжайте туда-то, к такому-то и хозяин вам лучше, чем я расскажет о всем случившемся. Это Ефрем Тарасенко". Поехали мы к Тарасенко. Нашли его, въехали во двор и были радушно приняты хозяевами. "Правда ли, что у вас в доме обновился образ, и если правда, то честно расскажите и обстоятельно обо всем этом т.к. мы предприняли эту неблизкую поездку исключительно с целью узнать истину - спросил я Ефрема. Нам нужна только одна сущая правда". "Да, обновилась у нас икона Спасителя, начал рассказывать Ефрем. Во вторник на вербной неделе. В этот день перед вечером пришлось так, что никого у нас не было в избе. Вошла дочь в избу первая и тотчас выбежала во двор с криком: "тату, наша хата горыть". Я бросился в избу, но не пожар был обнаружен, а лишь озарение потолка пред иконами. Тут же было замечено происшедшее обновление образа Спасителя нашего Господа Иисуса Христа. Хозяйкой тотчас же сбежались соседи, собственными глазами увидеть силу Божию, прославляющую веру нашу и в частности святое иконопочитание. Рядом с обновившимся образом Спасителя висел в кухне избы и образ Божией Матери тождественный по давности своего изготовления. Обновление этого образа не последовало, но когда оба образа были перенесены из хатыны в хату, то мы заметили, что и образ Божией Матери стал обновляться, но не вдруг, а постепенно. Как отшибленный почерневший ноготь сходит с перста, уступая место новому, так получилось и здесь. Старая чернота образа постепенно опускалась сверху вниз. Отслужив молебен с водосвятием и приложившись к чудотворному образу, мы уехали домой. Однако мальчик Егорка исцеления при этом не получил. Быть может и потому, что при этом не обратился к образу как живому Целителю всех болезней и не сказал с верою содействующею благодати Божией Слова - "Господи, исцели Егорку".
***
Прошло несколько месяцев после поездки в Степановку. Приносят мне из сельсовета повестку, вызывающую меня в ЧК. Предстоял неприятный визит в это грозное учреждение. Невольно мною овладела робость. Напрасно я силился успокоить себя собственным убеждением, что преступного я ничего не сделал. Я слышал утверждения, что были случаи, когда вызванные туда лица домой уже никогда не возвращались. Делать было нечего. Явка обязательна. Договорив подводу и простившись с женой и ребенком, я отправился туда, куда меня вызывали. Не буду описывать всего того, что я там видел и не буду силиться воспроизвести в точности разговор со следователем, скажу лишь, что я обвинялся "недопустимом" поступке: в распространении "ложных" слухов в народе о совершающихся в наше время чудесах. Напоследок следователь Лей сказал: "икона, о которой Тарасенко и его жена утверждали, что она постоянно обновляется, нами взята, а сам Ефрем с женой посажены в тюрьму и, если его утверждение осуществится и оставшаяся на иконе часть темноты постепенно сойдет на - нет, то мы их выпустим, но если это не последует, в чем мы уверены, то дело будет передано в суд и они в тюрьме и сгниют, а вы потрудитесь дать подписку о невыезде из округа до суда и будете привлечены вместе с Тарасенко к судебной ответственности как его соучастник в преступлении". Прошло много времени, но суда по этому делу не было. Ясно, что и другая икона обновлялась, но только не вдруг, как первая, а постепенно. Не так ли происходит и процесс обновления душ или жизни верующих. Одни сразу решительно порывают связь с грехом, как Мария Египетская, разбойник благоразумный, св. апостол Павел, а другие более постепенно восходят к нравственному возрождению и очищению.
***
Когда христианин, пробудившись от греховной спячки, примется усердно за дело самоисправления, то эта его перемена не остается незамеченной от злых духов, самое существование которых иногда нерадиво живущими оспаривается. Злым духам как и злым людям неприятно и тягостно благочестие. Когда кающийся грешник, восприняв страх Божий в свою душу, начнет трезвиться, поститься, молиться, вообще говоря, ревновать о благочестии, то ему можно будет заметить и испытать козни злых духов, их противодействие, в частности запугивание. Я это испытал сам на себе. Вот что было со мной. Был хороший лунный, теплый майский вечер. Окно моей комнаты было открыто. А оконная занавеска была задернута. Стоя на коленях я молился. Вдруг мне подумалось, как будто бы кто внушил извне: "посмотри за окно и ты увидишь злого духа в образе кота". Желая проверить это внушение, я встаю, подхожу к окну, открываю занавеску и… о ужас! За окном, внизу на земле, устремив на меня неприятный взгляд зеленоватых сверкающих глаз, передо мной стоял котенок, передняя часть тела которого была бела, а зад черный. Дрожь пробежала по моему телу. Я перекрестил этого "котенка", и он медленно удалился. Закрыв окно, будучи перепуган, я долго не мог успокоиться. Но я понял, в чем дело.
***
Другой случай. Помышляя о вещах не от мира сего, я вошел в близлежащий лес, чтобы пройтись. Извилистая дорожка была покрыта опавшими с осени и высохшими листьями. Они шелестели под моими ногами. Вдруг у меня рождается мысль: сейчас увидишь злого духа в образе змеи. В тот же момент, в те же секунды, я увидел, что у самых моих ног промеж листьев, шелестя, пересекла мне путь небольшая змейка. Опять то же самое неприятное чувство какой-то боязни. Чувствуешь, что соприкасаешься с явлениями особого порядка, что тут чуждая сила.
***
Или вот еще пример. Стою на коленях для молитвы. Во всем большом школьном помещении полная тишина. Ночная пора. Во всем здании я один. Вдруг в подпольи, в том самом месте, где колени мои, слышится глухой стук. Снова испытание для моих нервов.
Или вот еще. Ночь. В школьном здании я один, все двери заперты. Но где-то вдалеке в классах слышится как бы человеческое хождение. Все это было со мной. Еще случай. Читаю вечернее молитвенное правило, уже будучи священником. Тут же в кабинете слышу стук с наружной стороны в ставню. Обращаюсь к своей маме с просьбой: выйти посмотреть, в чем дело. Возвращается и говорит, что там никого нет. Теперь это для меня уже не было новостью.
***
Рассказывал мне брат. Был случай, что часы, висевшие в классной комнате и остановившиеся в своем ходу по причине своей неисправности, вдруг ночью около полуночи начинают выбивать время. Чем можно это объяснить?
***
Памятен мне один рассказ моего отца. "Я был у Батюшки Дорогого в Кронштадте на общей исповеди. Все каялись и плакали. Я же, как бездушный стоял, не имея ни слез, ни покаяния. В тот момент я не мог припомнить какой-либо свой грех, требовавший горького оплакования. Я стоял неподалеку от задней, западной стены храма с правой стороны. Но вот промеж толпы наискось от меня и до самого амвона, где стоял Кронштадтский Пастырь, принимавший от людей исповедь их душ, образовалась как бы дорожка, как бывает в лесу просека между деревьев. Вдоль этой возникшей стези Батюшка устремил в мою сторону свой проникновенный взгляд и громко строго, обличительно, укоризненно воскликнул, когда мой взгляд встретился с его взглядом: "ты милостыни бедным никогда не подал". Эта обличенная слабость была у моего отца ахилесовой пятой в ряду прочих греховных немощей. Небо лучше знает нас, чем сами мы себя знаем.
***
Некий Борис, человек образованный, он в прежней школе-гимназии был директором и внушал доверие. Ему было уже лет под шестьдесят. Тогда директоров было меньше, чем сейчас; и звание это было более почтенно, чем теперь. "Когда я был студентом, меня пригласили в дом помещика репетировать его детей в каникулярное время. Хозяин был усердный почитатель отца Иоанна Кронштадтского, посещал его неоднократно, как это тогда было в обычае у подобных ему религиозно настроенных лиц. Он меня любил и стал приглашать поехать вместе с ним в Кронштадт и уговорил меня. Заехали. Остановились в номерах для приезжающих и стали ждать случая увидеть этого досточтимого мужа. Скоро мы достигли желаемого. В дом для приезжающих, где мы остановились, был приглашен на молебен о.Иоанн. Народу натискалось в помещение этого дома много. Возможности вступить в разговор с Батюшкой не предвиделось. Посещение кого-либо с молебном у Батюшки было обычно кратковременным. Но мне хотелось получить от него что-либо на память. Я видел как некоторые из приезжих покупали у фотографов карточки о.Иоанна и просили Его учинить свою надпись. Но так как народу было много, то мне не хотелось утруждать Батюшку такими просьбами. Я стоял среди толпившегося в коридоре люда и ждал появления Батюшки, чтобы принять от него благословение. Но вот из номера, где молебствовал Батюшка, выходит некий человек и обращаясь к толпившемуся народу спрашивает: "кто тут из вас Борис?", а сам держит нечто, завернутое в газетную бумагу… Все молчат. Молчу и я, полагая, что я никому здесь не известен, и никому никакого дела ко мне быть не может. Однако вопрос - "кто здесь Борис?" - был еще раз повторен, и я счет возможным ответит, что я ношу это имя. "Вот это вам от Батюшки". Через некоторое время я оказался лицом к лицу с о.Иоанном, с которым я первый раз в жизни встретился и был еще более удивлен, когда он меня спросил: "ну что, получил?". Поданное мне оказалось мокрой от пота - нательной его рубашкой, которую он сменил после богослужения и которую он мне передал на память и которую я воспринял, как святыню.
***
Церковь Христова чтит подвиг так называемого юродства во Христе. Лик святых этого рода, невелик по причине трудности и необычайности этого подвига. Многие из них еще при жизни сподоблялись дара прозорливости. Здесь у нас в Красноярском крае ныне совершает этот подвиг одна раба Божия по имени Матрона. О ней мне сообщил еп.Амфилохий (Александр Яковлевич Скворцов) - профессор Казанской Дух. академии), вместе с которым я отбывал срок заключения. Он говорил, что эта Мотя - человек святой жизни, что это подвижница наших дней. Я чтил еп.Амфилохия за его благочестие, но чтобы поверить, что Мотя (так наз. сподвижницу) святой человек не доставало доказательств. После же эти доказательства явились. Когда спрашивали Мотю, скоро ли вернется из заключения владыка Амфилохий, то ока сказала, что его вовсе не выпустят, хотя бы он и срок свой кончил. Тогда еще задержание окончивших срок, не применялось. Всякий, кто кончал срок заключения, немедленно же освобождался, но как исключение, Александра Яковлевича не освободили и после окончания срока заключения. Мотю считают за праведницу; многие приходят к ней, просят ее помолиться, просят совета, хотят ее просто повидать, наслышавшись о необычайности ея образа жизни. Иные делают ей и приношения. Так ее посетили две женщины Катя и Феня. Феня была в последних днях беременности. Сама Феня была очень хорошей жизни, любила торить милостыню, принимать странников, умела людям сочувствовать в скорбях, часто умилялась и плакала. Она была многодетной и несла тяжести лишений в самом необходимом. Катя совершенно некстати задала не нужный праздный вопрос: "Мотя, скажи что у Фени будет - мальчик или девочка?" "Девочка Стеша" - сразу ответили Мотя. Возвратившись, они мне об этом разсказали. Мне такой поступок Кати не понравился, и я упрекнул ее в этом. Но впоследствии, когда Феня разрешилась и родился мальчик, а не девочка, был удивлен необычайной мудростью ответа и вот по каким соображениям. Когда нужно было новорожденному назначать имя - то этот выбор был предоставлен неграмотной матери, которая пожелала назвать своего ребенка Виктором, день ангела которого совпадает со днем св.муч. Стефаниды (Стеши). Вот глубина мудрости Божией. Как же Мотя живет? Спрашиваю я, посещавших ее. "Бодрствует, не спит, добровольно страдает, сидя в легкой одежонке на морозе, на снегу. Есть и в наши дни рабы Господни, ради которых б.м. и мир существует.
Оглавление Предыдущая глава Следующая глава