Федор Романюк. Мысли и воспоминания
Пишущему эти строки хорошо известно отношение приснопамятного отца Иоанна Кронштадтского к социалистической революции. Это отношение Дорогого Батюшки крайне отрицательное. Социализм Он называл грехом. А известно, как Отец Иоанн Кр. относился ко всякому греху. Ведь Он посвятил всю свою жизнь борьбе с грехом. Он выискивал грех как в себе самом как человеке изникшим как и все мы из мрака грешного. Так и в других он видел грехи всякого рода и во всем обществе и бичевал его, грех во всех его проявлениях. Нужно сказать, что последние дни Дорогого Батюшки совпали со днями только приближающейся революции, еще только выползающей в жизнь русского общества. Когда же она пришла в полный возраст и принесла свои плоды народу, тогда и слепой мог увидеть, что такое соц. революция несла народу и что она принесла. Что можно придумать худшего и постыднее чем русская соц. революция. Клятвопреступление. Русский народ клялся оставаться верным своему Государству до последней капли крови. Но клятва нарушена. Государство злодейски умерщвлено вместе со всеми своим семейством. Это ли не чудовище. Глашатаи революции, вожди ее, Ленин и К поспешили объявить войну Богу, тому самому Богу истинному, которому поклоняются и молятся все народы мира всех вероисповеданий. Верою в которого жил русский народ тысячелетиями. Поруганы и осквернены храмы Божии, которые с таким трудом были созданы, в которых благочестивый народ искал и находил отраду как во дни своего благоденствия, так и во дни жизненных невзгод. Революция внесла раздор в жизнь народа. Вооружила людей друг против друга. В погоне за наживой, за чужим добром люди дошли до безумия. С яростью стали давить друг друга, отнимая в свою пользу чужое добро. Проливая потоки человеческой крови, Россия, которая раньше называться "Русь святая", стала блудницей, ибо она изменила и Богу своему, и Церкви святой и Царю своему. Что же? Лучше стало жить? Веселей стало жить? Страна оказалась во мраке мракобесия - пьянства, хулиганства, матерщины, всякого рода преступлений. Дошло даже до полной анархии, когда уже сама государственная власть, посеявшая безбожие, оказалась бессильной бороться с преступностью. Никто и ничто не может умиротворить общество, поддержать порядок в стране. Юстиция - прокуратура, суды всех инстанций, милиция, школы многомиллионная армия дружинников, призывы через печать и радиовещание - бессильны погасить нравственный пожар, который развели безбожники. Теперь спохватились, но уже поздно. Теперь остается только то, что скажет Небо. А оно уже говорит и не умолкает. Говорит землетрясениями, ливнями, засухами, буранами. Иссушает озера, реки делает мелководными, землю делает малоплодную и жизнь человеческого общества делает унылою, безотрадною, но финал впереди.
(пропуск - стр.178 стр.180)
***
23/YII-71г.
Как болезненно переживаю потерю любимых и бывших близких мне людей. А между тем как такие случаи бывают хоть и не так уж часто. К человеку привязываешься сердцем, любишь, веришь, при разлуке томишься душой, при встрече радуешься, но вот этот самый человек оказывается неверным, фальшивым и как поют в частушке: "полюбил я ее, полюбил горячо, а она на любовь смотрит так холодно". За мою долгую жизнь накопилось таких примеров неверности и измены немало. Вот они. Первою оказалась жена. Живя в мире прелюбоденном и грешном, я до брака не сохранил себя непорочным., хотя меня считали некоторые таковым.. Но все же женившись, я воспринял свою юную благовидную невесту как дар Божий, данный мне за то, что вообще не увлекался половым развратом. Любил я, дорожил ею, тем более что ей пришлось в супружестве нести вместе со мной тяжелый крест гонения за веру и священный чин своего супруга. Но вот постигло. Меня забирают и сажают в тюрьму. И что же это самая любимая жена? Сразу же, не дождавшись решения суда, находит любовника., пренебрегает данным при духовном браке обещании быть верной до самой смерти и связывает свою судьбу с другим, да еще с кем? С евреем, с членом ГПУ. Как об этом читаем у Некрасова А.Н.: "увы, утешится жена". Да утешилась жена, предложив то самое неоскверненное ложе мужа-священника - атеисту. Дети оказались детьми женщины прелюбодейки. Трудно всю глубину этой печали передать описанию. Из друга оказалась врагом-предателем. Что же мне остается делать как ученику Иисуса Христа. Вынужденно приходится внимать призыву Христову: "любите врагов ваших" и хоть с великим напряжением нравственным идти на примирение: "прощайте и прощены будете".
(пропуск - стр.183 - стр.193)
8/XII-62г.
"Можно ли воздержаться от публичного обличения современных богохульников и отщепенцев от Христа и Церкви. Господь видит все совершающееся в нашем отечестве и на всей земле и уже скоро изречет Свой праведный суд на дерзких и вероломных отступников, дышущих злобой и убийством на всех честных служителей Церкви, царя и отечества".
Таков взгляд Дорогого Батюшки на приближавшихся к захвату государственной власти атеистов. Этот взгляд вполне оправдан историческим процессом развития событий в жизни народов нашей страны, когда пред всем миром вскрылась гнусность тех моральных показателей, которых не смогли скрыть от взоров всего мира строители новой жизни - атеистического общества.
***
16/XII-62г.
Переношусь воспоминанием в жизнь и обстоятельства ее во времена моего пребывания в исправительно-трудовых лагерях в 1931-1935гг. Администрация лагеря Осиновского хорошо сознавала, что мы священники не являемся преступниками, учинившими какое-либо злодеяние или причинившими какой убыток кому-либо и государству, поэтому меньше боялось за то, что можем совершить побег из лагеря и этим можем причинить большую неприятность охране и всей администрации. Убегали из з/к большею частью блатные, т.е. совершившие какое-либо преступление, большею частью по краже, хулиганству и т.п. При таком положении люди священного чина из лиц, обвиненных по пресловутой 58 ст. УК часто пользовались льготами в лагере, выражавшихся в расконвоировании. Это значит, что такое лицо имеет право ходить на работу не со всей группой арестованных невольников следуемых на работу под охраной вооруженных стрелков.
В те дни о которых предстоит речь, я имел счастье быть расконвоированным и без сопровождения стрелка ходил на работу. Работа была на шахтах. Утром в установленные часы всех рабочих, разбитых по бригадам, выгоняли из бараков на развод. Люди шли к воротам, где каждый з/к искал своего бригадира и других членов своей бригады. Бригадир становил своих в строй рядами по 5 человек в шеренгу, затем по списку проверял своих людей и ожидал пока отворят большие лагерные ворота-двери и выведут со двора при строгом учете числа людей каждой из бригад. Делалось это так: дежурный по лагерю открывал ворота, вызывал рабочую бригаду, называя ее по фамилии бригадира, например, громко выкликал: "Бригада Леонова, выходи". Начинается вывод, проверка и подсчет со стороны как представителя от администрации, так и старшего из стрелков, которым бригада з/к з/п отдается под стражу. Продолжается команда: "Первая (пятерка) отходи, вторая отходи", что значит выходи со двора, отходи несколько от ворот, там становись, пока вся бригада по пятеркам не будет выведена со двора, подсчитана, сдана конвою, состоящему из двух-трех стрелков, а из большею частью, смотря как по численности бригады, так и моральному состоянию рабочих. Таким образом, изгоняются на принудительные работы все люди, за исключением больных. Что же касается расконвоированных, то они уже без конвоя единолично проходят сквозь пропускную будку, стоящую на рубеже ограды. Каждый из таких лиц, проходя без охраны из зоны лагеря через проходную будку, представляет дежурному охраннику свой пропуск, который и отбирается на время рабочего дня и оставляется у дежурного до вечера, до возвращения всех рабочих в зону.
При таком порядке 30-го апреля утром при разводе я, будучи расконвоированным, сунулся идти на работу и предъявил свой "пропуск". Но дежурный задержал меня и за ворота не выпустил, а, взяв телефонную трубку, что-то загадочно переговорил с кем-то из начальства и в результате этого искреннего разговора мне было возвещено: "Идите в барак, пойдете после". Я встревожился и почувствовал что-то неладное. До меня доходили в последние дни слухи, что в другом л/пункте того же 4-го отделения Сиблага последовали аресты лиц духовного звания и некоторых из мирских. Эти аресты были распространены и в наш Осиновский лаг/пункт. Я догадался, что отъятие от меня "пропуска" является признаком, что я тоже буду арестован и взят под стражу в самом лагере. Мое предположение оправдалось. Но меня не сразу еще взяли. Чувствуя, что ко мне, остающемуся пока что в бараке, придут и будут производить обыск, будут рыться в вещах и постели, я взял письма, которые получал от разных лиц и ликвидировал (бросил в уборную, т.к. огня в печке на этот случай не было). Вот приходят начальники: комендант и др. и начинается обыск и перепись вещей. Когда вещи все были переписаны и изъяты и унесены в лагерную кладовую, мне было приказано быть одетым и ждать, пока буду позван. Ждать пришлось, и я оказался у ворот лагерной ограды. Меня вывели сквозь пропускную будку, и я увидел перед собою ожидавшего меня всадника-стрелка на серой лошади. Была весенняя распутица. Был еще кое-где лед, был кое-где снег, но были и лужи. Я был в бушлате и в валенках. На валенках, правда, были резиновые чехлы. Раздалась команда: "Ну, пошли!" "Куда?" - спрашиваю. "А вот туда", - сказал всадник, указав рукою на восток, и мы пошли: всадник на коне, а я пешком пошлепал, не зная, куда меня гонят и зачем. Когда по тающему снегу, по лужам, местами по грязи прошествовали мы вместе километров около 5-ти, с правой стороны от дороги, метров около 50-ти видны были лагерные вышки по 4-м углам и них стоящие стрелки с винтовками. Это была лагерная зона "Шуштален". Не трудно было догадаться, что меня туда перевели в целях изоляции на время следствия для пресечения возможности переговоры вести с созаключения для дачи согласованной (неразобр. - стр.200). Ворота лагпункта были открыты, и я был впущен в зону. Тут же сразу во дворе у самых ворот был сруб без крыши, (неразобр. - стр.200) и с огромным висячим замком. Это был тот изолятор, куда я был водворен. Я сперва боялся, что там буду одинок, но опасения мои оказались напрасными, когда, войдя в помещение изолятора, я к великому моему утешению встретил двух моих хороших знакомых, а третий был хотя и не знакомый, но, по-видимому, не из дурных и не из сексотов (секр. сотр.). Первый был епископ Чисчтопонтский (неразобр. - стр.2-1) Иоасаф, бывший мой учитель по Житомирскому Училищу Пастырства, с которым нас разделил 20-летний отрезок времени, а другой - Московский протодиакон Мошно (неразобр. - стр.201) Филипп Семенович, имя и отчество которого навечно врезалось в память, ибо было тождественно с именем и отчеством моего покойного родителя. Третий, Бондаренко, был белогвардейский офицер, с которым у нас особой сердечной близости не чувствовалось. Мы пребывали на строгом режиме. Испытывали большое недоедание. Давали нам 300 грамм хлеба и два раза по 1/2 литра супу. Мы были все время впроголодь. Не знали, бывало, как использовать этот кусочек хлеба? Сразу ли его съесть; разделить ли его на две или на три части. Пробовали каждый из нас по-разному, но, в общем, были всегда голодны. Не помню, сколько дней мы пробыли в изоляторе, но не так долго. Тогда было время безудержного красного террора. Атеисты-коммунисты всегда движутся духом злобы и духом мести. Им хочется крови и крови человеческой. За время своего пребывания у власти, сколько они умертвили миллионов человек из числа лиц, не разделявших их бредовых взглядов. Мы сознавали тогда такое положение и боялись расстрела, хотя никто из нас еще не знал, в чем нас будут обвинять. Наконец нас из Шушелена погнали обратно в Осиновку, где мы были до этого, для проведения следствия по кляузному, клеветническому делу. Было взято под стражу 39 человек. Их священных было взято 2 епископа - Иосаф и Амфилокий, архимандрит Лев из Александровской лавры гор.Л-да, несколько нас священников, остальные мирские. "Дело" было возбуждено по доносу обновленческого "священника" Елькина Григория, который, желая выслужиться пред лагерной властью, был использован в качестве тайного агента, секретного сотрудника, которому дан был наказ, пользуясь совместным пребыванием с лицами, взятыми по 58 ст. УК, т.е. как контрреволюционеры, подслушивать разговоры, вызывать на антисоветские разговоры и доносить куда следует. Исполняя порученное задание, Елькин видел, как священники собирались по временам для общей молитвы, исповедывались и причащались св. Таин Христовых. Это действительно имело место на л/п "Елбант" (неразобр. - стр.204) и нигде больше. Что касается меня и других, живших в Осиновке, то мы ничего такого не делали и даже не знали, что так делалось на соседнем л/п. Но провокатор Елькин донес, что в лагере затевается, якобы, мятеж, что готовится лагерное восстание и во главе инициаторов стоит лагерное духовенство, что устанавливается контакт с вольными с тем, чтобы в известный час неожиданно напасть и убить дежурных на вышках 4-х стрелков, ворваться в тюремный двор, открыть все камеры и выпустить всех з/к з/к, перебив всех стрелков их же оружием. Конечно, этого фактически ничего не было и в помине и не могло быть. Но этому поверили, и началось следствие, пошли аресты и все прочее в этом роде.
Меня лично допрашивал начальник ИСО. Термин для меня оставшийся не расшифрованным. Между прочим, помнятся его вопросы: "Вы знаете Сапожникова?" "Знаю", - отвечаю. "А как вы его знаете?" "Работали в одной бригаде". "А был ли у вас с ним, когда вы вместе с ним были на работе, разговора о советской школе и , указывая на школу, не говорили ли: "Вот, где калечат детей?" "Вы, Романюк, знаете ли татарина Камалдинова?" "Знаю". "А как вы его узнали?" "Работали в одной с ним бригаде". "А знаете ли чьи книги под койкой у него лежали?" "Мои". "Откуда вы их взяли? А почему ваши книги оказались не под вашей койкой, а под койкой татарина Камалдинова? А где вы достали книги? А за что вас наделили (неразобр. - стр.205)?" Выведывал, чтобы определить степень влияния на верующих, пронимая, что награжденный такой высокой наградой как (неразобр. - стр.205), является наиболее деятельным в церкви, значит наиболее нетерпимый для атеистов и которого поэтому необходимо ущемлять. Еще был вопрос: "А на Пасху вы разговлялись среди ночи и христосовались друг с другом? А чем вы разговлялись, а где брали яички?"
На усиленном режиме мне лично пришлось проработать 51 день. Когда был выпущен, по-видимому, имел вид крайне изможденный. Об этом можно судить по воплю одной жены заключенного. Когда ее мужа вместе с нами перегоняли с одного лагпункта на другой, то та женщина, увидев своего мужа крайне исхудавшего и измученного морально, не стерпела и громко возопила по адресу своего мужа: "О, что они (коммунисты) с тобой сделали!!!".
Когда следствие приходило к концу, во все это время мы сидели взаперти в изоляторе. Одни были на верхних нарах, другие на нижних. В числе арестованных был архимандрит Макар Величко, наместник Киево-Печорской лавры, старичок лет 72-73. Он, лежа со мной рядом на нарах в изоляторе, рассказывал, кое-то весьма интересное. Между прочим, говорил о себе, о том, что более 40 лет он прожил в монастыре, что мать его не хотела отпустить в монастырь как единственного сына; как, все же, уступая его настою, тайным просьбам, наконец, согласилась и благословила на монашеский подвиг нательным крестом. Отец Макарий дорожил крестом матери и хранил его во все многие годы пребывания своего в монастыре, но однажды потерял его. Все поиски найти крест ни к чему не привели. "Я очень скорбел, - говорил о.Макарий, - и думал - за нерадивую мою жизнь в монашестве я лишился материнского благословения. Вспоминая об этой потере, я иногда плакал. Но вот произошел случай. Однажды после ранней обедни, которую я совершил, я пришел в свою келью и поставил самовар. Когда самовар вскипел, я его поставил на своем столе, заварил чай и задумался, вспомнив о пропавшем крестике, и всплакнул. Потом налил кружку чаю, и когда чай выпил, то в кружке на дне оказался мой потерянный и оплаканный многократно крест.
***
Что еще рассказал о.Макарий Величко, лежа рядом со мной на нарах в изоляторе. Сказал батюшка о значении для русского народа царской власти такую притчу: спросила малая рыба и молодая старую большую рыбу: "Какое значение для нас имеет вода", ответ последовал такой: "Об этом лучше ты поймешь, когда окажешься на берегу, на сухом месте". Русский народ, лишившись царя, на опыте узнал, как живется без царя. Еще о.Макарий рассказывал о Нилусе и его знакомстве с одним из профессоров Киевского университета и возникшей между ними дружбе. Они были оба мистически настроены и часто проводили собеседования на тему о религии вообще, о переживаемом ныне отношении Христианского и вообще человеческого общества к церкви, к идее Бога, бессмертия души, посмертной участи человека и т.п. Нилус, как видный представитель веры, много писал о грядущем в мир атеизме и сатанизме, о кончине века, втором пришествии и потому жил все время в СССР нелегально. Коммунисты знали его и за его письменные выступления, если бы можно было, то расстреляли бы тысячу раз. В Киеве он скрывался. Жить ему в одном месте было не безопасно. Скрываясь, он переехал в г.Александров, что в 100 км за Москвой. Перед отъездом, а может быть и ранее этого, у Нилуса была однажды беседа о явлении умерших после смерти лицам близких их, но остающимся в живых. Это послужило ему с его другом профессором побуждением договориться о том, что в случае смерти кого-нибудь из них, умерший при возможности явился бы с того света и сказал бы хоть что-нибудь о тайне загробного бытия человека. И что же получилось по словам о.Макария. В 1930 г. в январе 7-го числа умирает Нилус. Вскоре после смерти он приснился профессору и сказал ему во исполнении бывшей при жизни договоренности: "Для истинного христианина смерти не существует, а есть только минутный переход от одной жизни в другую". Вскоре после этого сновидения профессор получает письмо от сестры Нилуса. Она извещает профессора о смерти брата своего и попутно пишет ему: "Сергей Александрович скончался такого-то числа и после своей смерти приснился и сказал мне такие слова: "Для истинного христианина смерти не существует, а есть только минутный переход от одной жизни в другую". Другими словами - повторил буквально те же слова, которые были сказаны Нилусом своему киевскому другу-профессору.
Говорил о.Макарий и о взрыве порохового погреба, где-то там, недалеко от Одессы, ни то в Николаеве, ни то в Херсоне. Взрыв был такой силы, что ближайшие здания обращены были груду развалин, осталась целой и невредимой среди моря разрушения часовня.
Отца Макария, по-видимому, по причине престарелости, а может по другим каким-либо причинам, досрочно освободили из заключения, и скоро он и скончался, будучи 73 или 74-х лет.
(пропуск - стр.211 - стр.218)
6/II-63г.
Оглавление Предыдущая глава Следующая глава