Новости
О сайте
Часто задавамые вопросы
Мартиролог
Аресты, осуждения
Лагеря Красноярского края
Ссылка
Документы
Реабилитация
Наша работа
Поиск
English  Deutsch

В.К.Гавриленко. Казнь прокурора. Документальное повествование


Революционная колея

Перед тем как представлять Жирова на бюро крайкома, Барков еще раз просмотрел его личное дело. Нет, сомнений у него не было. Биография Жирова была чиста. В его надежности и преданности Барков был уверен. Сын старого большевика, сам в партии с декабря 1919 года. В биографии прослеживался весь пройденный Жировым путь — революция, армия, государственная служба.

Тихон Жиров не пожалел сил и здоровья, чтобы поставить на ноги своих детей, дать им образование и специальность, открыть дорогу в жизнь более обеспеченную и культурную, чем та, которой жил он сам, слесарь паровозного депо станции Уфа. В семье было шестеро детей. Матери приходилось нелегко: надо было обиходить, накормить, обстирать и воспитать эту ораву. Старшим был Иван. Он подавал пример младшим сестрам и братьям, хорошо учился, верховодил в играх, приглядывал за младшими, не давал их в обиду, помогал в учебе.

Восьми лет Илья пошел в школу, учился легко, с интересом. Успешно закончил начальную школу, а затем четыре класса городского реального училища. Осенью 1912 года он поступил на трехгодичные педагогические курсы в Уфе, чтобы получить специальность учителя начальных классов. Но учеба давала не только средне-специальное образование. Для Жирова, как и для многих его сверстников, это были годы активной политической учебы, все три года он состоял в кружке революционной молодежи. Отец знал об этом и поощрял политическую деятельность сыновей, так как сам был членом РСДРП с 1905 года. На последнем курсе Илья попал под негласный надзор уфимской политической охранки, которая проведала про кружок, но до исключения дело не дошло. В мае 1915 года Жиров был призван в армию и направлен рядовым на фронт. Он участвовал в боях и отличился. В армии не хватало младших офицеров, поэтому Жиров, имевший хорошее образование и специальность учителя, с 1 января 1916 года был направлен в Идгульское военное училище в Чугуеве, что неподалеку от Харькова. Учеба шла интенсивно, и через четыре месяца Жирова произвели в прапорщики, зачислив его в Уфимский запасной полк для дальнейшей службы в качестве младшего офицера роты. Командование использовало опыт Жирова на фронте для подготовки новобранцев к войне, однако он сам был недоволен зачислением в тыловое формирование и подавал рапорт за рапортом об отправке на фронт, и в ноябре в «одиночном порядке» был направлен в 16-й Финляндский стрелковый полк, действовавший на северо-западном направлении. Здесь его и застала Февральская революция. Среди солдат и младших офицеров Жиров пользовался авторитетом и был избран председателем полкового суда. Так началась его юридическая деятельность по осуществлению революционной законности. В июле 1917 года полк участвовал в наступлении, предпринятом главкомом А.Ф.Керенским с целью подавить революционный дух в армии и одновременно поднять свой авторитет «вождя» революционных масс. Однако наступление провалилось, ни одна из целей не была достигнута. В тяжелом бою 28 июля 1917 года Илья Жиров был ранен осколком снаряда, после чего был эвакуирован в госпиталь в родную Уфу. К сентябрю подлечился, но на фронт больше не рвался. Зато в октябре 1917 года записался в отряд Красной гвардии, участвовал в свержении власти Временного правительства в Уфе и аресте городского головы. Службу в Красной гвардии совмещал с революционной работой, был одним из руководителей революционного учительства Уфы, боролся с саботажем среди консервативной части учителей, не желавшей подчиняться революционной власти Советов. После жарких споров с отцом и братьями, убежденными сторонниками большевиков, Илья Жиров в мае 1918 года вступил в партию социал-революционеров-интернационалистов, которые, как ему казалось, полнее отражали интересы большинства населения — российского крестьянства. Кроме того, левые эсеры тогда были правящей партией. Однако союз левых эсеров и большевиков просуществовал недолго и рухнул 30 августа 1918 года, после покушения Каплан на Ленина. Жиров понял, что отец был прав, ругая эсеров. Он демонстративно вышел из партии, опубликовав вместе с известными уфимскими эсерами Князевым — командиром сводного коммунистического отряда, Ягошиным — работником земельного отдела Уфимского Совета, членами комотряда Мансуровым, Мансветовым, Подшиваловым и десятком других заявление в газете «Красный воин», издаваемой политотделом 2-й армии. В этом заявлении они публично объяснили причину, по которой порвали с партией левых эсеров, изменившей делу революции и ставшей на путь террора, мятежей и вооруженной борьбы с новой властью.

Вскоре, опираясь на мятежный корпус чехословаков, контрреволюция свергла советскую власть в Уфе. Коммунистический отряд во главе с командиром Князевым и избранным помощником командира Жировым отступил к Волге. В сентябре 1918 года эсеровский вождь Н.Д.Авксентьев вместе с кадетами и представителями других партий провели государственное совещание и образовали уфимскую Директорию — Временное всероссийское правительство, просуществовавшее, как положено всякому временному правительству, около двух месяцев и разогнанное отнюдь не большевиками, а адмиралом А.В.Колчаком, который провозгласил себя Верховным правителем России с центром в Омске.

Отступление коммунистического отряда было недолгим. Командующий 2-й армией Восточного фронта Василий Иванович Шорин собрал резервы, подтянул артиллерию и разбил чехословаков и мятежников из уфимской Директории. Жиров участвовал в боях за освобождение Сарапула, Ижевска и Бугульмы. Советская власть была восстановлена, но ненадолго. Собрав на средства Антанты отборные войска, Колчак в ноябре 1918 года нанес сокрушительный удар по большевистским частям и снова отбросил их к Волге. Кровопролитная борьба продолжалась и зимой. Сначала в результате наступления большевики овладели Уфой, затем Колчак выбил их оттуда, и только в мае 1919 года южная группа Восточного фронта под командованием М.В.Фрунзе форсировала реку Белую и отбросила Западную армию генерала М.В.Ханжина к Челябинску.

Сразу после овладения Бугульмой коммунистический отряд влился в состав 2-й сводной стрелковой дивизии РККА, позднее 28-й стрелковой дивизии, которой командовал один из ярких героев Гражданской войны Владимир Мартынович Азин, ровесник Жирова, расстрелянный в 1920 году белыми.

Жиров получил назначение в политотдел 2-й армии на должность заведующего школьным отделом. В августе 1919 года армия была переброшена на Южный фронт. Там Жиров стал начальником учебной части партийной школы Юго-Восточного фронта в Саратове. В декабре 1919 года он подал заявление о вступлении в РКП(б). Его приняли на собрании парторганизации рабочей ячейки обозных мастерских фронта и 3 января 1920 года выдали партбилет.

В мае 1920 года войска белых на юге были разбиты. Жиров изъявил желание поехать на работу в Сибирь, где в Новониколаевске создавался штаб помощника главкома РККА по Сибири. Так Жиров стал сибиряком. Работал сначала секретарем военного комиссара штаба и начальником шифровального отдела, затем был переведен в политотдел, в учетно-распорядительное отделение, а впоследствии — старшим инспектором по внешкольному образованию.

Весной 1924 года в связи с проводившимся сокращением вооруженных сил страны Жиров был демобилизован из РККА и направлен на работу в губком партии, где был назначен заведующим учебно-информационным подотделом. В губкоме партии он проработал всего семь месяцев, после чего в ноябре 1924 года губком бросил его на укрепление вновь созданных органов прокуратуры. Однако с армией Жиров не порвал. Он состоял в резерве высшего начальствующего состава, и поэтому, когда начались осложнения, связанные с конфликтом на КВЖД, его вновь призвали на службу, теперь уже в качестве военного прокурора 21-й стрелковой дивизии. Но вскоре конфликт был погашен, и Жиров вернулся к гражданской службе в органах прокуратуры.

Итак, девять лет жизни Илья Жиров отдал военной службе, из них почти два года — царской армии, полгода — Временному правительству и семь лет — Красной Армии. И свою кровь проливал, и вражескую. И честь имел всегда. Правда, подвигов больших не совершил, но и трусом не был, многократно поощрялся по службе. Да и за время работы в крайпрокуратуре у Жирова не было ни одного взыскания. И политически он был всегда на уровне, недаром коммунисты краевой прокуратуры семь лет избирали его секретарем парторганизации. То, что по молодости «залез» в партию эсеров, так ведь и пробыл в ней всего три месяца и вышел, «громко хлопнув дверью». И эсеры тогда были в правительстве Ленина. Этот факт своей биографии он нигде и никогда не скрывал. Об этом было известно, когда его принимали в партию, когда служил в штабе помощника главкома по Сибири и в губкоме партии. Прошел все чистки и всегда сам громил всяких оппозиционеров и слева и справа. Но один штрих, появившийся недавно в биографии Жирова, насторожил Баркова. Как указал Жиров, его старший брат Иван Тихонович в 1933 году был осужден органами ОГПУ как троцкист. Приговорен к лишению свободы сроком на три года. Перед тем как пойти с Жировым на заседание бюро крайкома, членом которого он был, Барков спросил у Жирова, что случилось с братом Иваном. Жиров сказал, что об аресте и заключении брата он узнал из письма отца из Уфы. Брат работал на руководящей работе в Москве, в ОГИЗе, был профессором, арестован в июле прошлого года. Детали отцу, видимо, неизвестны, поэтому о них он Илье ничего не написал. А с Иваном Илья не встречался и не имел контактов с 1922 года, так как в Москве не бывал, да и переписки, в сущности, не было, только открытки ко дню рождения.

Барков предупредил, что на бюро могут поднять этот вопрос и надо, чтобы он умел толково все объяснить. Как в воду глядел: единственный вопрос, который был задан ему завотделом оргпартработы, — это вопрос об Иване Тихоновиче. Но ответ Жирова, видимо, удовлетворил членов бюро, и они единогласно согласились с назначением его на пост областного хакасского прокурора.

Когда Жиров уже собирался в путь и они с Татьяной уложили свой немудреный багаж, половину которого составляли книги и учебники по юриспруденции и экономике, Барков вновь пригласил Илью Тихоновича к себе и, как бы напутствуя, сказал:

— Там, в Хакасии, первым секретарем обкома партии работает Сергей Евгеньевич Сизых, он давно в крае, мужик деловой, не из болтунов, порядочный, а главное — умный. Ты к нему прислушивайся. По мелочам не надоедай, не пори горячки, а то ты иногда кипятишься не в меру. Помни, что едешь в национальную область, хотя тебе не привыкать, ведь ты родился и рос в Башкирии. Хакасы — народ хороший, бесхитростный и трудолюбивый. Смелее выдвигай на прокурорскую работу толковых людей из местного населения, уважай их обычаи, традиции и культуру, и тебя будут уважать. Сегодня мне звонил Сизых, я ему сказал, что ты выезжаешь. Он очень доволен, особенно тем, что ты привезешь с собой жену с высшим экономическим образованием, а то у них в области ни юристов, ни экономистов пока нет. Обещал помочь устроиться с жильем и решить вопрос о работе Татьяны. Так что двигайте. Звони, если что там не так или совет потребуется!

Не знали, однако, ни Барков, ни Жиров, что через пару месяцев Хакасия выйдет из подчинения Запсибкрая и станет составной частью вновь образованного 7 декабря 1934 года Красноярского края и пуповина, связывающая Жирова со ставшим ему родным Новосибирском, разорвется, а сам он останется с проблемами прокурорского надзора и личной жизни один на один, и не на кого ему будет опереться в трудную годину.

Не знал Жиров и того, что через два месяца в Смольном раздастся выстрел Николаева и смерть любимца партии Кирова обернется кровавой мессой на одной шестой земного шара.

Пока же жизнь казалась ему безоблачной, а перспектива — светлой. Но что-то невесело было на душе у Жирова. Взять хотя бы старшего брата. Все было нормально, он среди Жировых был самый умный и образованный и пост занимал немалый, а вот оказался в тюрьме. Отец чего-то недоговаривает в письме. Поговорить бы с ним, может, что-то и прояснилось бы. Да все некогда.

Татьяна тоже размышляла о своей жизни. И институт окончила, диплом экономиста в кармане, и муж любимый рядом, с ним хоть на край света. Только нет у нее полного счастья — нет у них детей, а ведь ему скоро сорок, да и ей тридцать пять.


Оглавление Предыдущая Следующая