Натан Крулевецкий. Под пятой сталинского произвола
Искать работу с партбилетом пришлось долго. Мне предложили стать лектором по истории партии, сначала в райкоме, а потом и в горкоме партии. Некоторый опыт чтения лекций был у меня, и я согласился. Между тем, тогда это было дело нелегкое. Все существовавшие дотоле учебники по истории партии были изъяты из обращения, а их авторы объявлены врагами народа и арестованы. Изымали эти учебники потому, что их авторы описывали историю партии, как она проходила в действительности. Она рассказывала о роли всех руководителей партии и об их значении, об их ошибках и заслугах.
На все это Сталин и его прихвостни взглянули иначе. Сталин вдруг был произведен в центральную фигуру всех исторических событий и затмил собою партию. Он же был объявлен единственным правоверным историком партии и он по новому стал толковать ее события и по новому оценивать ее участников. Участники эти были превращены из коммунистов с особым мнением на вопросы теории и практики коммунизма, - превращены в шпионов вредителей и врагов народа. Взгляды на историю затуманились и наступило “смутное время” в вопросах истории. Преподавателям нечем было руководствоваться. Взамен исчезнувших учебников, печатались туманные планы-конспекты Культпропа ЦК партии. А какой в них вкладывать смысл, каждый придумывал по своему. И это обходилось дорого лекторам. Ежедневно можно было слышать о провале того или иного лектора и его исключении из партии. Всех проверяли и подслушивали, а зачастую выдавали сами слушатели. За каждую неверную формулировку, или вернее, за каждую формулировку, еще правильную вчера и совершенно неправильную сегодня, прозевавшего новую установку, исключали из партии, арестовывали и в прах превращали. Ошибок не признавали, все считалось сознательным вредительством.
Я чуял великую опасность и зорко следил за каждым политическим ветерком и не упускал никакой новой ориентации. Лекции приходилось самому составлять. Только два дня в неделю я выходил читать лекции, остальные дни сидел дома и занимался кустарным творчеством. Выручала меня моя библиотека, куда я, в течении 12-ти лет, стаскивал все более-менее интересные названия из общественно политической литературы. По истории партии у меня было много мемуарной литературы и мне удавалось все теоретические формулы Ленина иллюстрировать фактическими данными, отчего мои лекции становились более интересными. Бывало обложу себя не менее 10-15 источниками, и как пчела собираю отовсюду нектар. Мои лекции были еще занятные тем, что в них приводились факты, мало кому известные. Я их черпал из мемуарной литературы, которая была библиографической редкостью. Но это была лишь внешняя отделка лекций, а нутро было невзрачно. Меня удручало мое положение флюгера. Я чувствовал всю лживость и двойственность частых перемен исторических ориентаций. Я чувствовал как несправедливо, вчерашние кумиры истории, сегодня опрокинуты и даже преданы анафеме как враги народа и шпионы. Мне претило как все великие деяния и заслуги вчерашних деятелей революции, сегодня приписывались, совершенно случайным тогда, незаметным, или посторонним к этому делу людям. Зато теперь они были герои дня и пожинали лавры.
Так например была разработана целая система включения Сталина во все периоды истории партии. Я знал до слова десяток различных историй партии, я прочел сотни мемуаров крупнейших деятелей партии. И нигде в них, ни словом не упоминался Сталин на заре истории партии. И вдруг из ЦК были спущены требования пристегнуть Сталина к каждой теме начального периода истории партии. В конспекте ЦК, в конце каждой темы была приписка “Осветите роль Сталина”. И никакие конкретные действия не указывались, потому что они еще не были придуманы. Этот вопрос вносил много риску в мои лекции. Вопреки требованиям партийной дисциплины, я проходил часто мимо указаний о Сталине. Я не мог заставить себя произносить эту заведомую ложь, мне стыдно было смотреть в глаза слушателям, которые не меньше меня знали, что это ложь. Однажды я чуть не завалился на этом вопросе, выручили слушатели, которые молчаливо и инстинктивно были солидарны со мной в этом вопросе.
Так у меня назревали внутренние конфликты. Культ личности, названный открыто через 20 лет, уже тогда отталкивающе действовал на меня. Везде внедрялось единоначалие вместо коллегиальности. Общественное мнение отовсюду выталкивалось, его заменяли инструкция, указание и приказ сверху. Вся мудрость народная заменялась “мудростью” Сталина. И никто не смел ослушаться. Все это я уже тогда видел и это мне выворачивало душу. Я даже осмеливался критиковать многие из этих действий. Но это была критика в кулак, не на улице и не перед народом, а в кругу близких родных, сестры и ее мужа, молодого и очень преданного партийца. И все же я не собирался порывать с партией и уходить из ее ядов. Я все надеялся, что это исправимо. Что это ошибки временные, но не перерождение. Я еще очень дорожил свой партийностью.
Оглавление Предыдущая глава Следующая глава