Натан Крулевецкий. Под пятой сталинского произвола
Ночь, проведенная в пересыльной камере, была страшно утомительна. На утро стали распределять и разводить по различным камерам тюрьмы. Здесь оказалось немного свободнее чем в пересылке, но не очень. Раньше эта камера, куда меня привели, вмещала 13 коек для 13-ти человек, а теперь тут спали на полу 90 человек впритык друг к дружке и даже друг к параше. Так плотно была набита вся тюрьма. Рассчитанная на 2000 чел. она теперь вмещала 12000. И хотя каждые 3 дня отходил из Киева, в том числе из Лукьяновки (где я сидел), эшелон арестантов в 3,5 тысяч арестантов, в тюрьме свободнее не становилось. Взамен уходящих, каждый день ловили свежих.
В камере меня окружили и стали расспрашивать что творится на воле. Тут некоторые сидели уже по 3-4 месяца (обычно “обработка” шла быстро, но некоторые задерживались). Я рассказал о печальных событиях, которые не перестают повторяться изо дня в день. Но была в моих рассказах и нотка оптимизма, что в конце концов все объяснится и изменится. Тюремные старожилы иронически высмеяли мой оптимизм и стали доказывать мне, что меня сюда привели не на пару дней, а на десятки лет, что невинным людям приписывают ложные обвинения и подвергают пыткам. И чтобы сломить мои скептические сомнения, мне продемонстрировали чудеса следственной техники. Подвели меня к одному перебежчику из Румынии. Это был еврейский портняжка, рабочий Киевской швейной фабрики. Ему было всего 26 лет, у него была жена и 2 детей. Он был очень слабо развит, стыдлив и скромен. Вот какую историю он мне рассказал. Жил он у Днестра, на румынской стороне. Брат у него был комсомольцем и разыскивала его Сигуранца. Однажды они пришли и предупредили портного, что если к завтрашнему утру не явится его брат-комсомолец, то они его самого арестуют. Опасаясь ареста, он в ту же ночь переплыл через Днестр. Приехав в Киев он поступил на швейную фабрику, где он проработал 10 лет честно и преданно. А теперь его посадили и обвиняют в шпионаже в пользу Румынии. Он во всем признался, хотя это сплошная ложь и выдумка. Я, вне себя от гнева, набросился на него с упреками, как он мог признать клевету за правду. На мои упреки он ничего не ответил, а расстегнув штаны и опустив их, он нагнулся и выставил мне свой зад. В первую минуту я принял это за хулиганскую выходку, но тут же я разглядел жуткую картину. Весь зад был исполосован, кожи на нем не виднелось, одно живое мясо, живая рана.
- Вот какой ценой добились от меня признания, - произнес он выпрямившись и поворачиваясь ко мне лицом.
Показали мне и другие иллюстрации, одна другой страшнее. Тут сидел секретарь окружкома партии, молодой, талантливый и преданный коммунист, идеалист кристаллической чистоты. Он уже побывал на допросе, вкусил горечь из “древа познания” и стал просвещать меня. А рядом сидел работник НКВД, он ревностно оправдывал все репрессии и не допускал никакой хулы на органы. Свой же арест он объяснял недоразумением, которое должно скоро объясниться и его выпустят. С другой стороны секретаря лежал петлюровской полковник в замасленных ватных брюках и телогрейке. Он кончил свой срок в лагере и теперь возвращался домой. Он уже был почти у цели и его вернули назад, не потому что он был пойман на новом преступлении. Не было никакого допроса и никакого суда, был произвол. На всех дорогах были ловушки и всех подозрительных и неподозрительных хватали и бросали в котел. Как раз в этот злосчастный год, летом закончили строительство канала Москва-Волга. Это было грандиозное строительство, туда согнали несколько сот тысяч заключенных. Им обещали льготы и отпущение грехов, если канал будет построен досрочно. Среди этой массы преступников было немало честных тружеников, попавших в тюрьму по ошибке или по недоразумению, или по неопытности. Услышав обещание правительства освободить досрочно за хорошую работу, они работали с большим энтузиазмом и добились досрочного окончания работ. Устроили большое торжество и 50 тысяч человек получили в награду досрочное освобождение. Но как только они стали разъезжаться по домам, правительство вероломно нарушило свое обещание и завернуло освобожденных обратно в тюрьму. Одним махом 50 тысяч человек. Некоторым удалось улизнуть из этой ловушки, но их уже поджидали дома и на всех перекрестках и уводили обратно в тюрьму.
Вот так попал обратно в тюрьму наш сосед, петлюровский полковник. Мы его чурались, считая его врагом народа и революции, а себя продолжали считать преданными народу и революции коммунистами. Мы даже в мыслях не допускали, что нас уже тоже зачислили врагами народа и скоро обрядят в замасленные ватники и бушлаты. Не зря следователь нам твердил, что мы уже не люди, а мешок с г… ном.
В нашей камере был еще один интересный экземпляр, старый инженер и старый коммунист. Он сидел теперь в Лукьяновской тюрьме вторично. Первый раз его арестовала царская охранка, на заре века, за участие в студенческой забастовке, т.е. за революц. а теперь арестовала его Советская охранка, якобы за контрреволюцию. На самом же деле были арестованы все те, кто еще до революции принял участие в ее подготовке. Сталин считал их опасными конкурентами за их авторитет в революции. Сталин считал их опасными своей критикой его произвола. Были разгромлены все общества старых революционеров: 1. Старых большевиков, 2. Политкаторжан, 3.Народников и т.под. Общества разогнали, а старых революционеров согнали в закрытые тюрьмы, в камеры одиночки, каждому по заслугам.
Рядом со мной валялся на полу, у самой параши, бывший директор крупного завода. Несколько лет тому назад, правительство послало его в научную командировку за границу, чтобы научился управлять заводом и варить сталь. Тогда выдвинули на руководящие посты много талантливых людей, поднятых революцией из самих низов. Они отличались беззаветной преданностью революции и природным талантом. Но они не имели никаких практических знаний в тех отраслях, во главе которых их поставили. И многих из них направили за границу на учебу. Теперь все они попали под подозрение, что они наладили шпионскую связь в капиталистических странах, чтобы предать свое Советское отечество. Их поголовно арестовали, привешали ярлыки разных преступлений, судили заочно на десятки лет заключения и подневольной работы.
Были здесь представители другой шпионской разновидности. Командующего Красной Армией на Украине Якира, арестовали за его храбрость, огромных успехов в ратном деле, и большой популярности среди офицеров и бойцов. Так арестовали всех лучших командиров армии, навязали им какой то заговор против правительства и всех расстреляли. Сталин имел все основания опасаться, что эти смелые воины революции, могут стать поперек его произвола и беззакония, могут повести против него, на защиту революции, верные им войска. Он и решил поэтому обезглавить армию, не считаясь с угрозой грядущей войны фашистской Германии. С Гитлером он надеялся как-то договориться, перехитрить его, а договориться с революционным руководством армии, против народа, против революции, которой они так беззаветно служили, было невозможно. Вот их и собрали в Москву и расстреляли, объявив их виновными в каком-то шпионаже и предательстве.
Мало кто поверил этой клевете среди гражданского населения, а в армии и вовсе. Офицеры так хорошо знали своих командиров и были им так преданы, что можно было опасаться, что они расскажут солдатам правду о произволе. Вот и начались массовые аресты среди офицеров Красной Армии, особенно среди тех, кто был предан своим командирам. Стайка таких офицеров из армии Якира, гнездилась и в нашей камере. Они держались как-то обособленно от гражданского населения камеры, они теснились в одном углу, шептались меж собой и ухаживали за своими товарищами, искалеченными на следствии.
Тут было в камере еще очень много интересных людей. Но с той первой камеры прошли не один десяток лет и я успел побывать в сотне других камерах и память о первой камере немного потускнела.
Оглавление Предыдущая глава Следующая глава