Натан Крулевецкий. Под пятой сталинского произвола
Такой жестокий порядок был заведен для всех вновь прибывающих, чтобы научить их “уму-разуму”. Все новые этапы, подлежащие особенно строгому обращению, направлялись сюда, для внушения, для “выучки”.
Во главе этого участка стоял не человек, а зверь лютый, из бывших лагерников, а до лагеря бывший одесский торгаш. В лагере он начал свою карьеру с дневального барака. Он старательно помогал выгонять людей на проверку и на работу. Никто, как он, не был так способен отыскать спрятавшихся от мороза доходяг. И никто, как он, умел устроить такую утонченную расправу над пойманным. Его усердие было замечено и его все повышали в чинах. И чем выше он забирался, тем жесточе он становился.
К прибытию нашего этапа, он уже дослужился до власти над десятками тысяч арестантов, и он из кожи лез, чтобы доказать свою беспощадность к нижестоящим рабам и свою собачью преданность к высшему начальству. Он имел неограниченную власть над нами и издевался как хотел, а пожаловаться никто не смел. Жалобщика всегда выдавали с головой этому палачу, и он всегда доводил жертву до полной гибели. И жалоба всегда была безрезультатна, потому что зверство начальника никогда не подлежало ограничению, а наоборот, поощрялось. Ведь он подавлял “врагов народа”, а их следовало извести. Его имя с проклятием произносилось сотнями тысяч арестантов, прошедших его “выучку”.
Возьмем, к примеру, “рабочий день”. Официально полагалось работать 10 часов, на 2 часа дольше рабочего для вольных граждан, чтобы мы чувствовали что мы ниже и дешевле вольного человека. Но 10 часов была норма официальная, никто в нее не укладывался, ни один участок, а наш тем более. Мы работали до 7 часов вечера, т.е. 11 часов (час на обед), но чаще до 9 вечера и даже до 12 часов ночи (рабочий день растягивался до 13 и 16 часов). А план часто все-таки часто не выполнялся, люди были голодные и холодные и изнурены до предела. Чтобы подтянуть план, нас оставляли на морозе, на рабочем месте на всю ночь. А утром, после бессонной ночи, начинался новый план. Зачастую оставляли на производстве круглосуточно, на целую неделю. Все время на морозе не попадая в барак, в наказание за невыполнение плана, который был не под силу здоровому и сытому человеку, а не только голодному, изможденному арестанту. После такой недели люди слабли, выходили из строя и погибали.
Были и другие способы умерщвления. Была построена тюремная землянка, промерзшая насквозь. За провинность и просто так туда сажали людей на ночь. Днем на работу в штрафной бригаде, а с работы, не дав обогреться и забежать в барак, человека встречали на вахте и тащили в эту тюрьмочку. При входе снимали всю верхнюю “теплую” одежду и оставляли на ночь полураздетым, в гимнастерке и штанах. Из питания человек получал 300 гр. хлеба вместо обычных 600 гр. и 800 гр., и кружку воды вместо лагерной баланды. Срок обычно назначался минимум на 15 дней, но редко кто выдерживал. Или увезут в лазарет с воспалением легких, или отощает до предела и превращается в доходягу.
С работы мы возвращались в 10 ч. вечера, если даже кончали в семь. Раньше не открывали ворота и мы простаивали под воротами, на морозе несколько часов. Однажды этот начальник-палач подкатил в санках на рысаке к воротам и увидел, что мы там толпимся раньше назначенного им времени, он выхватил револьвер и начал стрелять и кричать: “Фашисты, враги народа, вы что и сюда приехали обратно вредить, немедленно отправляйтесь обратно на производство”. Мы в панике побежали назад. Расстояние было пять километров. Пока мы добрались обратно, работать уже было поздно и мы поплелись назад.
В зону мы приходили обычно в 10 часов вечера. Тогда нам давали обед (за целый день, с 4-х утра до 10-ти вечера ничего не давали), и мы успевали ложиться спать в 11, 11,5 часов ночи, а в 4 снова подъем.
Оглавление Предыдущая глава Следующая глава