Новости
О сайте
Часто задавамые вопросы
Мартиролог
Аресты, осуждения
Лагеря Красноярского края
Ссылка
Документы
Реабилитация
Наша работа
Поиск
English  Deutsch

Натан Крулевецкий. Под пятой сталинского произвола


Нависла вторая судимость

21 марта 1938 года, через 2,5 месяца после моего приезда в лагерь, через 20 дней после моего появления в лазарете, меня снова арестовали из тюрьмы в тюрьмочку, и предъявили обвинение в шпионаже, троцкистской агитации и организации фашистской группы, которыми я занимался и преуспевал за 20 дней моего пребывания в лазарете. Оказалось, что я проявил такую лихорадочную деятельность, что имел огромный успех и что я был настолько изворотлив, что крошечный лазарет стал для меня широким полем деятельности.

Как ни смехотворно было все это обвинение, горе мое было неописуемо. Ведь я только начал писать и хлопотать о реабилитации по первому делу, а тут уже подготовлено второе. Если и его мне навяжут, то я погиб навеки и тогда уж мне никак не оправдаться.

Фабрика изготовления шпионов разместилась в небольшом деревянном здании наверху, а под ним в подвале, были нагорожены мельчайшие клетушечки, где хранились эти шпионы. Попав в такую камерочку, я нашел подтверждение своим печальным мыслям. Я здесь встретил одних повторников и свежеиспеченных шпионов.

Рядом со мной в углу лежал благообразный старичок, бывший дьякон. Он уже кончил свои шесть лет за какую-то выдуманную антисоветскую агитацию, а в действительности как бывший служитель культа. Именно бывший. Церковь, где он подпевал священнику, давно была разрушена, прихожане рассеяны, а сам он преобразился в бухгалтера с первых дней революции. Воинствующим религиозником он никогда не был, а в дьяконы попал из-за любви к религиозному пению. Еще с 8-ми лет его определили в церковный хор из-за прекрасного баритона. А как только прикрыли церковь, он смирно перешел на другую работу, не думая ни о каком сопротивлении и ни о каких поисках новой церкви. Он решительно поставил крест на свою церковную деятельность. Но ему не хотели простить его прошлую связь с церковью. Его сделали врагом народа, дали статью и срок. Дожил старичок до конца срока (по старости он проработал на легкой работе весь срок). А теперь он мечтал, как он вернутся в Смоленск к своей древней старушке и снова заживет “тихохонько и смирнехонько”.

Так он тихо и искренне поведал мне о себе и своей прошлой судьбе.

- Но кого интересуют мечты бедного старика, продолжал он, его готовность к смирению и тишине. Подоспел грозный 1937 год, от органов требовалась продукция, побольше разоблачать и выявлять врагов народа. Вот поэтому старик снова попал в мясорубку. Он работал в лазарете статистиком и завхоз лазарета оформил его врагом народа в два счета. Вместе со следователем они придумали версию какого-то антисоветского разговора и приписали его дьякону. Завхоз написал заявление как якобы участник этого разговора и это заявление легко в основу обвинения старика и второй срок был готов.

Был в камере еще немец средних лет, аферист и шулер по специальности. Он отсиживал 5-ый срок за разные аферы, а теперь решили переквалифицировать его в шпиона и диверсанта. Поскольку он привык ко всяким аферам, то он и этой афере не предавал особого значения. Он все время шутил и балагурил, в противоположность старику, который бесконечно стонал и охал, заканчивая свои стоны поговоркой “охо-хо-нюшко, тяжело Афонушке на чужой сторонушке”.

Вся камера имела квадратную площадь площадью 1,5 на 2 метра и вмещала только нары. На нарах мы ели, пили и спали, а спустить ноги никуда было кроме как в двери, когда их открывали. Завидуя нашему комфорту, нам подбросили еще двоих, румына, который всю жизнь был карманным вором, а теперь следователь превратил его в шпиона. А второй – польский жулик, а теперь тоже шпион. Вот и все общество: 4 шпиона и дьякон.

Встретив здесь это шпионское сообщество, я понял, что опять попал в очередную кампанию фабрикации массовых обвинений и что не так просто уйти мне из рук этих фабрикантов. Я стал подыскивать выступ, на котором можно повиснуть и стал пробовать прочность простынь, выдержат ли они мое тело. Меня только смущало, что придется встать на колени, иначе петля не затянется, потому что потолок низкий, даже “протянуть свои ноги” нельзя. В таких мрачных настроениях (размышлениях) я проводил ночи напролет, пока не придумал новое решение вопроса. Чем “умирать на коленях”, таясь от людей, не лучше ли умирать громко, с протестом, лучше объявить смертельную голодовку, с ультимативным требованием пересмотреть мое дело. Ультиматум направить на имя Ежова и Вышинского, наркому Внутрен. дел и генерального прокурора.


Оглавление Предыдущая глава Следующая глава

На главную страницу сайта