Натан Крулевецкий. Под пятой сталинского произвола
Однажды, стоя у окна камеры и обдумывая, как и когда осуществить план голодовки, вдруг промелькнула в щели козырька фигура, похожая на мою жену. От неожиданности я вскрикнул и назвал ее имя. Она незаметно обернулась и пошла дальше. Я подумал, что это мне просто померещилось, ведь она жила за много сот километров отсюда. И все таки оказалось, что это действительно была она.
С этих пор я замечал, что каждый раз, когда меня охватывало полное отчаяние, и когда, бывало, окончательно приготовлюсь совершить прыжок в небытие, она вдруг появляется, как ангел-хранитель. Получалось по поговорке: “сердце сердцу весть подает”, видимо по “беспроволочному телеграфу”.
Своим появлением она снова бодрила меня и звала к жизни. Одно только чувство что я не всеми покинут и позабыт, возвращало мне желание жить и переживать.
Жена теперь уже не проживала в Киеве, ее оттуда выгнали, как жену врага народа, в 24 часа. Она вернулась к себе на родину, в нескольких стах километров от моей новой подневольной родины. Она вернулась домой и явилась в клинику, где она раньше работала. Ее очень тепло встретили и стали оформлять на работу, но когда узнали о моем аресте, все от нее отвернулись и в работе отказали. Долго она обивала пороги других учреждений и везде отказ.
Придя в отчаяние, она собрала свои вещи в небольшой чемоданчик и явилась к местному прокурору. Она уселась в его кабинете и заявила, что она отсюда не уйдет, пока он ей не поможет получить работу, или сесть в тюрьму. Вот у нее вещи с собой и она готова в дорогу. Прокурор позвонил и ее приняли на работу. Что им руководило? Вероятно, выше указанное постановление ЦК партии от января 1938 г. “О перегибах”.
Хотя она жила теперь ближе ко мне, изолированность по-старому оставалась непроницаемой. Сидя в тюрьме, мы были совершенно оторваны от внешнего мира. Мы видели только солдат, которые строго нас охраняли. Им внушили и они поверили, что мы очень опасные враги для народа, что всякое соприкосновение с нами чревато всякими бедствиями. Они и сами относились к нам с пренебрежением почитая нас вроде скота, а себе вроде людей, высшей более достойной породы. Ни о какой связи с родными через охрану (как это делалось во все времена и при всех режимах) речи быть не могло. И несмотря на такую полную изоляцию, приезды жены всегда совпадали с моментами наивысшего отчаяния у меня.
Вскоре после промелькнувшего в щели козырька силуэта жены, мне сообщили, что она приехала и привезла мне передачу. Свидания нам не разрешили, да и передача эта была последняя. Чтобы сломить нашу волю и заставить подписать всякий вымысел и клевету про себя, нас брали измором и содержали на строгом тюремной пайке не позволяли никаких покупок и передач. Я очень обрадовался приезду жены, я убедился, что она цела и невредима. Дело в том, что когда она от меня ушла после злополучного свидания в лазарете, я очень беспокоился, не арестовали ли ее, при уходе от меня. Я послал узнавать прошла ли она благополучно. Мой посланец оказался “сотрудником” завхоза. Он вернулся и заявил мне что жену поймали и посадили. Я был тогда в страшном горе и с тем ушел в тюрьму. Следователь также поддерживал во мне это заблуждение. Для чего это нужно было моим врагам и врагам человеческим? Чтобы нагнать на меня побольше смятения и сломить мой дух, чтобы сделать меня мягче и податливей в моих ответах на следствии.
И вдруг жена явилась. Я понял что меня обманули, чтобы морально задушить. Сознание, что она цела и невредима, меня так обрадовало, что я решил отложить на время голодовку.
Оглавление Предыдущая глава Следующая глава