Натан Крулевецкий. Под пятой сталинского произвола
Я был близок к помешательству, и только новые заботы дали мне новый импульс к жизни. В лагерь привозили все новых и новых арестантов. Привезли трех женщин, о которых надо было по-братски позаботиться. Понемногу они вошли в мою жизнь и разрядили мое напряжение.
Я давно был оторван от женского общества. Наши тюремщики были строгие моралисты и блюстители нравственности. Но это вовсе не потому, что они заботились о нашей безгрешности. У них была одна забота, как придумать для нас новые муки и страдания и как бы лишить нас все свойственные человеку потребности. Они не только обрекли нас на голод и непосильный труд, они лишили нас общения с женщинами. Каких только средств они не применяли, чтобы отгородить женщин от мужчин. За малейшую связь они строго наказывали карцером, переводом на наиболее тяжелые работы и пересылкой в более строгий лагерь. Они не щадили ни стыд, ни скромность женщины. Если ее застали в постели с мужчиной, то ее гоняли голой по участку, как сквозь строй. Если узнавали что готовится свидание, то они способны были прокараулить целую ночь, лишь бы поймать. Им безразлично, случайна ли эта связь, или это серьезная любовь, они всегда готовы поломать и растоптать любое святое чувство.
Несмотря на все эти препоны, природу человека запереть на замок не так то легко. Были встречи, и связи, и немало составилось таких пар, которые сохранили верность друг другу на весь остаток своей жизни. Браки, бравшие свое начало в лагере и продолжавшиеся на воле, оказались прочными, потому что людей связывали не только любовь и привязанность, но и вместе пережитые испытания.
Правда, таких положительных пар было мало. Общий фон был неприглядный. Господствовали разврат и насилия, а запретительная политика придавала им зачастую уродливую форму. Если не удавалось проникнуть в женскую зону, то отыскивали небольшую щель в заборе и так, стоя по разным сторонам забора, связывались между собой. Большинство женщин и мужчин были до того истощены голодом и замучены непосильным трудом, что совершенно лишились потребности в половой жизни.
С этими подробностями я ознакомился на много позже, а первое время женская зона, производила на меня довольно непривлекательное впечатление. Всякая грязь, как пена всплывает наверх, и она прежде всего бросается в глаза и отталкивает. Поэтому я и был так далек от женщин. Не было у меня, первые годы друзей и среди мужчин и я был очень одинок. Возможно, что причина одиночества лежала во мне. Я устал от своих лагерных и камерных дел, я устал от своих доносчиков и сторонился людей, чтобы не затеялось вокруг меня новое дело. Сердце замерзло, потребовалось время, что оно оттаяло.
Однажды, осенью 1942 года, когда хандра особенно угнетала меня, явились ко мне два молодых еврея, сапожник и портной, и обратились с просьбой. Надо сказать, что среди евреев участка я прослыл чем то вроде раввина, вернее почтенного еврея, к которому можно обращаться за помощью и за советом. Часто они приходили ко мне со своими нуждами и жалобами. А я, по мере сил своих, старался оправдать их доверие и сделать для них все возможное. Уцелевшие остатки национального единения подогревали мое национальное чувство.
Эти молодые люди рассказали мне, что, когда они вчера ходили на смотрины к вновь прибывшему женскому этапу (такие “смотрины” происходили каждый раз, когда прибывал новый женский этап. Тут же завязывались знакомства и их продолжение), они встретили двух еврейских девушек из Ковно и Риги, что эти девушки очень отощали и ослабли в этапе и что несмотря на это, их сегодня уже погнали на земляные работы. И что их надо вызволить оттуда, иначе они погибнут. Я попросил своих собеседников, чтобы вечером, когда девушек приведут с работы, чтобы они их привели ко мне, и я о них позабочусь.
На другой день я узнал историю этих девушек и передаю ее с их слов. Имя им обоим было Белла, Белла старшая была из Риги, ей было лет 30, а Белла младшая была из какого-то литовского местечка, ей было 19 лет, но она была так миниатюрна, что на вид ей давали только 14-15 лет. Когда Гитлер приближался к маленьким прибалтийским странам, то жившие там евреи заметались как испуганное стадо в разные стороны. Но куда бежать, когда кругом тебя подстерегает смерть. И большинство решило, лучше умереть на месте. Тем более, что наблюдались факты, что бежавшие натыкались за городом на кордон советских солдат, которые возвращали беглецов назад, несмотря на то, что командованию было известно о гитлеровских гонениях на евреев. Командование опасалось, что беглецы эти станут обузой для страны и помехой для отступающих войск. Не знаю, насколько все это было согласовано, но такие факты имели место под Новогрудком бывшей Минской губернии и других местечек Белоруссии. Но несмотря на все эти внешние кордоны и внутренние сомнения, молодежь рвалась на восток, одни чтобы жить в СССР, а другие, чтобы через Россию пробраться в Палестину, или в другие страны, где у кого была родня.
Старшая Белла с двумя братьями, и младшая с женихом, и еще их товарищи, всего 10 человек, с большими мытарствами добрались до Ашхабада, недалеко от персидской границы. Нашли себе проводника, который взялся проводить их через границу за большую сумму. Но это вовсе не был проводник, а агент МГБ, искатель и ловец душ. Он сам подбивал их на переход границу, а вечером, вместо границы, привел их в МГБ. Здесь их без долгих церемоний обвинили в измене родины. Какой родины? Их еще не успели усыновить а уже обвиняют в измене. Срочно состоялась судебная комедия и всей честной компании дали 93 года заключения, всем по 10, а младшей Белочке 3 года.
И вот они прибыли в лагерь, ослабленные (“проводник” прежде чем провести их в МГБ, заставил уплатить ему всю условленную сумму), раздетые и разутые. Глядя на этих девушек, я подумал о своих сестрах, которые также где-то в панике бегут и ищут убежище, о своем народе, которого сильные мира сего обрекли на уничтожение.
Со всей энергией я принялся устроить судьбу этих девушек, спасти их от общих работ, что равно смерти. На другой день они уже обе работали в санчасти, одна в хирургическом отделении, а другая в лаборатории. Я им достал одежду и предоставил в их распоряжение мой шкафчик с продуктами.
К этому же времени, с другим этапом прибыла к нам пожилая еврейка врач, за анекдот какой-то. Она с первого взгляда на меленькую Беллочку решила удочерить ее. Этой врачихе предоставили отдельную кабинку для жилья. Вот она и поселилась туда с Беллочкой.
Все мы четверо очень скоро сдружились как родная семья. Все вечера мы проводили вместе, благо все жили в зоне Лазарета. Мы затевали совместные читки, беседы и трапезы, что было самое сложное и опасное дело в лагере. Я перестал чувствовать себя таким одиноким и моя хандра смягчилась. Положение в лагере также немного улучшилось. Стали поступать американские продукты и смертность сократилась. Прошел год 1943-тий.
Оглавление Предыдущая глава Следующая глава