Натан Крулевецкий. Под пятой сталинского произвола
Эти два месяца занимались делением шкуры неубитого медведя. Отыскалась аферистка зубной врач, пришла и заявила: “Заведующей будущего кабинета буду я, а если помешаете, то я буду писать доносы, пока вас не закроют”. Нач. санчасти мне заявил: “Ты гони ее в шею, хозяином кабинета буду я. Я его открою и ты мне проценты будешь выплачивать. Принимать деньгами натурой, чем сможешь, тем и поможешь. Я ничем не брезгую. А доносить ты на меня не станешь, ведь я уже отбыл свои 10 лет, как и ты, и по той же статье. Кроме того, ты пожалеешь больного старика”. Ему уж было на самом деле 72 года. И он заплакал. Я сидел и слушал его и дивился: каких только не бывает на свете вымогателей и шантажистов.
А ведь я еще не работал. Я сидел в пустой комнате, которая имела быть будущим зубным кабинетом и ждал, когда придут материалы и инструменты. А ведь дома не все есть, многое прикупить надо и пересылка. На все это средства нужны, а тут уже свора нахлебников нацеливается. Но что мне было делать. Я на все согласен, лишь бы работать, иначе я с ума сойду.
Наконец прибыл инструмент, и я начал работать. Весь доход за сделанную работу шел в кассу. Никто не задумывался, откуда берется материал на все эти работы и кто несет бремя расходов. Это был налог за жизнь, за право работать.
Часть работы приходилось делать совершенно бесплатно. Каждый день приходили солдаты из охраны, требуя то себе, то жене короночку или мостик. Попробуй не сделать, каждый из них готов тебя ущемить, а ты от всех зависишь, потому что полный произвол, каждая паршивая шавка может укусить. Сегодня он дежурит на вахте и он тебя совсем не выпускает на работу. Завтра он участвует в обыске и он отбирает у тебя самый нужный инструмент, который якобы не полагается хранить. А пока ты добьешься вмешательства начальства, пройдет несколько дней и ты понесешь большой ущерб.
Но самую красивую сценку грабежа демонстрировал престарелый нач. санчасти регулярно два раза в месяц. Вот он сегодня явился рано утром и с ходу мне говорит: “Сын ко мне приехал, надо угостить, одолжи 200 рублей на водку”. Я достаю и даю ему 200 руб. Потом он увидел на стене мешок с сухофруктами, (он извещен что я вчера получил посылку, с этой целью он часто заходит на почту), он заинтересовался, что там такое. Я снял с гвоздя и показал ему. Тогда он стал распространяться, как он уважает сухофрукты. Я ему предложил отсыпать немного в мешочек и дать с собой. Но он говорит, что ему неудобно выносить в мешочке, лучше чтобы я ему насыпал в карманы. Он носил широкое пальто, а карманы до пола. Я стал наполнять их и весь мой мешок ушел туда, и даже незаметно было. Потом он раскрыл шкафчик и увидел банки с консервами. Он аж облизнулся: “Какая знаменитая закуска получится”. Он их тоже сгреб и все в те же карманы опустил. Наконец он все опустошил и стал уходить, а на прощание все та же песня: “Смотри, не выдавай меня, мы оба старики и должны жалеть друг друга”. Как он меня жалел, вы видели. И все таки я не собирался выдавать его. Он бы сжил меня со света и все “поборники правды” из начальства были бы на его стороне. Они все этим занимались и высасывали последнюю каплю крови из своих невольников.
Оглавление Предыдущая глава Следующая глава