Натан Крулевецкий. Под пятой сталинского произвола
Подружился я на участке с молодым евреем-западником. Он также сидел по политическому обвинению, хотя вначале его обвиняли за коммерческие дела, якобы совершенные под вывеской государства. Но, за отсутствием доказательств, его обвинили в агитации.
Этот молодой человек напоминал мне ту местечковую еврейскую молодежь, среди которой я вырос. Он напоминал мне многие черты, которыми я и сам обладал, когда я только вылупился из местечка. Он идеализировал много явлений, который давно были опошлены, и для меня целиком потеряли свой идейный блеск. Он шел в лес на самые тяжелые работы, чтобы никто не смел сказать, что евреи уклоняются от тяжелых работ. А я уже давно понимал, что антисемитов ничем не убедишь. Они скажут, что еврей неспроста пошел на тяжелые работы, что тут скрывается какая-то хитрость, или что этот еврей просто чудак, а все евреи все таки бездельники и лентяи. Кроме того я считал, что евреи, как все другие заключенные, имеют право искать всякую возможность, чтобы спастись от тяжелого труда, ведущего к неизбежной гибели.
Он был национально настроен, и все это у него переплеталось с интернационализмом. Он сохранил веру в святость лозунгов и не соглашался, что жизнь их давно опошлила. Он также сохранил былую местечковую целомудренность в половом вопросе. Все эти особенности, придавали ему какую то симпатию, и я к нему привязался.
Бывало как наступит вечер и приближается время возврата арестантов из леса, я становлюсь на костыли и иду к нему в барак звать его к себе. Сам он избегал приходить часто, чтобы не помешать мне, он был стыдлив и скромен. А я не мог проводить без него ни одного вечера. Он скрасил мое печальное пребывание в Кичах.
Оглавление Предыдущая глава Следующая глава