Новости
О сайте
Часто задавамые вопросы
Мартиролог
Аресты, осуждения
Лагеря Красноярского края
Ссылка
Документы
Реабилитация
Наша работа
Поиск
English  Deutsch

Натан Крулевецкий. Под пятой сталинского произвола


Ура, иду на свободу

Между тем время двигалось очень тягостно для меня, то меня зачетов лишили, то совершенно закрыли для меня выход за зону. Но главной моей тягостью был опер. Он не спускал с меня свое бдительное око, и я ждал каждый день его внезапного визита и обыска. У меня было немного денег. На случай освобождения и я их переносил с места на место. Но больше всего я опасался, если обнаружат у меня рукопись. У меня было записано 3 общих тетради и там было столько правдивой и ядовитой критики системы произвола, что попадись они в руки МГБ, то меня уже никогда живым не выпустят отсюда.

Было так тягостно на душе. Свобода где-то вдали маячила, как незримый луч, а тут вокруг душила тюрьма, со всякими ее ущемлениями и унижениями.

И вдруг в конце ноября прибежал надзиратель и сообщил, что получена телефонограмма о моем освобождении. Я был уверен что он напутал, что меня вызывают на актировку, а не на освобождение. На другой день созвонились и подтвердили что я освобожден. И вдобавок ко мне едет жена и ждет меня в Усть-Кабырзе.

За приятные вести надзиратель и нач участка потребовали награду. Меня задержали еще три дня в тюрьме, пока я им изготовил протезы. Тем временем я готовился к отъезду. Главная загвоздка была рукопись, гарантия нового срока. На товарищеском совете, мы с Израилем, решили сжечь ее. Это была вторая сделка с совестью (первая была воздержание от протеста по поводу предания библии костру), ценой которых я добивался освобождения. Я мысленно все внушал себе: “Будет свобода, будут новые библии и новые рукописи”. Но в душе я осуждал себя за эти уступки.

С того ноября 1954 года до сегодняшнего дня, 25 июня 1970 года, дня, когда я делаю эту приписку, прошли почти 16 лет и никаких изменений в сторону свободы в нашей стране нет. Осуществились мои ожидания, и библии у меня есть и новая рукопись воспоминаний есть (я ее написал через 3 года после освобождения и вынужден был запрятать в подпол, где ее мыши изгрызли, через 13 лет я ее переписал, хотя нет никакой надежды что она скоро увидит свет), но ничего не изменилось в полицейском режиме страны. Я сижу и спешу дописать, спешу потому что надо снова прятать. По еврейским домам идут обыски. Снова, и еще хлеще, чем когда-либо, изымается художественная литература, безразлично какого содержания, даже Коммунистический манифест, если он написал на еврейском языке. А библии и подавно, их снова ждет костер. А для такой рукописи и ее автора особое место припасено.

Но давайте лучше вернемся к тому дню освобождения. Настал день отъезда. Как же мне выбраться, когда я на костылях. Все освобождающиеся пробираются медвежьими тропками тайги, на свой страх и совесть. Долго совещалось начальство, наконец решилось вывезти меня на самолете начальства, им еще требовались протезы в районе, они решили не скоро еще отпустить меня.

Прилетел я в район, бросил свои вещи без надзора и побежал на костылях искать жену. Мы с ней виделись полтора года назад, все это время она гналась за мной и не могла нагнать меня.

На сей раз она пешком пробиралась по снежной тайге и в глубоких снегах даже потеряла боты и пробиралась дальше в открытой туфле. Так она прошла 60 километров, еле живая добравшись до районного центра лагеря. Прежде чем идти дальше, она зашла к начальству узнать, как до меня добраться и каково мое здоровье. Ей посоветовали не беспокоиться обо мне, потому что я переел всех кур в тайге. А идти дальше вообще не следует, потому что муж скоро приедет сюда, он реабилитирован и освобожден. Можно представить себе ее состояние, она ехала к мужу-арестанту, готовая делить с ним нужду и горе, а застала мужа освобожденного, с которым она поедет строить новую жизнь.

Она сняла временную квартиру в ожидании меня. Я пришел в крестьянском полушубке и весь заросший бородой, я производил страшное впечатление. Но она была преисполнена радости и не обратила внимание на мой вид настоящего дикобраза.

Когда мы немного успокоились после первых объятий, мы пошли узнать, как совершилось чудо моего освобождения. Это было поистине чудо. После 15-ти лет заключения, когда мое сердце было преисполнено отчаяния и я не видел никакой возможности выйти на свободу. На комиссию по актировке были очень слабые надежды. И вдруг! Мы пришли во второй отдел и там мне дали прочесть выписку из постановления Верховного Суда, Казахской ССР от 27 ноября 1956 года, в ответ на мое заявление от августа того же года, где было сказано, что “суд считает необходимым прекратить мое дело, за не достатком доказательств моей вины”. Между прочим, этот же Верховный Суд 4 года тому назад писал мне, что он находит, что я виновен и что меня правильно осудили. Меняются времена, меняются и взгляды на вещи.

Убедившись, что я не в шутку освобожден (хотя богу ведомо как надолго), я пошел к главному тюремщику района, Гришаеву и заявил ему протест, что с меня требуют оплаты за перевоз вещей, к тому еще огромную сумму. Меня принудительно завезли в тайгу, они же обязаны вывезти меня отсюда, тем более что теперь доказано что меня без вины судили. Он отказался выслушать мои доводы, у них другой закон и я обязан платить, но он меня освободит от платы, если я останусь поработать в тайге некоторое время. Я категорически отказался. Тогда он заявил, что я не уеду до тех пор, пока не сделаю протез его учительнице. Он обязан был с ней расплатиться за то, что она с ним индивидуального занималась, поэтому я обязан это сделать. Они так привыкли бесцеремонно распоряжаться рабским трудом своих невольников, что даже после освобождения и реабилитации, он заставлял бесплатно работать на них. Я и его отцу, еще раньше сделал протезы и он отказался платить за работу и даже за материал мне.

Что было мне делать? Я свободен и имею право отказать такому вымогателю, но он не даст мне самолета, чтобы выбраться из Тайги. Вот и вынудили меня еще неделю оставаться в тюрьме.

Наконец мы все таки из тайги вылетели и добрались до ж.-д., до Таштагола. Меньше года назад, я из этой станции пустился бродить по тайге. Таштагол стоит на краю света. Дальше нет дорог, ни проезжих, ни прохожих, одни медвежьи тропы. Дальше нет свободных селений, одни ссылки и лагеря. Дальше начинается преисподняя. Теперь я через Таштагол возвращаюсь в живой мир, в человеческое общество. 15 лет я пробыл в гробу, и не думал и не чаял вернуться к живым. И вдруг крышка гроба поднялась и я свободен ходить и ездить куда хочу.

Но куда ехать и что делать со своей свободой? Во первых я не так уж свободен. Я реабилитирован по второй судимости, а в отношении первой у меня впишут в паспорт 39 ст. закона о паспортах. Эта статья дает право селиться только в деревне и небольших городах, где нет государственных клиник и где трудно получить работу, свободную от финотдела. Я подумал, подумал и решил вернуться в то село, где меня арестовали. Правда, существует твердое арестантское правило: “не возвращаться в то место, где был арестован”. Здесь все тебя знают как арестанта и очень много шансов для вторичного ареста. Я верил этому правилу, но куда было мне деться на костылях, разъезжать и разыскивать я не мог. Пришлось поехать обратно в старое село. Оказалось что не так уж я был свободен в своем выборе.


Оглавление Предыдущая глава Следующая глава

На главную страницу сайта