Провокаторы

Сразу после совещания у Хмарина Жирова перевели из Минусинской тюрьмы в камеру № 14 ДПЗ НКВД. Одновременно туда поместили некоего Криворуцкого, который в камере выдавал себя за пострадавшего от ОГПУ еще в 1928 году, когда был осужден по статье 58 к десяти годам лишения свободы, и теперь вновь привлекаемого за контрреволюционную деятельность.

Фактически Криворуцкий был подсажен ради Жирова. Привлекался к ответственности и сидел он еще в 1993 году, но его лишили свободы на три года за экономическое, а не политическое преступление. В 1931 году он был раскулачен и сослан в Нарым, откуда бежал, выехал на работу в монгольскую экспедицию, потом работал на строительстве Новокузнецкого КМК, а с 1933 по 1936 год — в Абаканском «Заготскоте». Был уволен за пьянство и кормление рабочих дохлятиной. 10 июля Криворуцкий с санкции Вьюгова был арестован начальником УРО Чернышевым за пьянство на рабочем месте и за хулиганство, поскольку в пьяном виде разогнал топором всех рабочих «Заготскота», и те были вынуждены ночью идти домой пешком восемнадцать километров. Криворуцкий признал свою вину и в том, что, когда однажды пала корова, он употребил это мясо на питание рабочим «Заготзерна». Признался он и в растрате 400 рублей, хотя эта растрата уже была удержана с него при увольнении. 14 июля 1937 года Чернышев составил обвинительное заключение по делу по ст.58-7 и 58-11 УК и направил его начальнику НКВД Хмарину. Однако дальше дело не пошло. 17 июля постановлением врио начальника 4-го отделения УГБ Мурзаев с согласия заместителя начальника УНКВД Кузнецова прекратил дело в отношении Криворуцкого и освободил его из-под стражи.

Мурзаев сам пришел освобождать Криворуцкого и сказал ему:

— Будешь должен, когда потребуется, отдашь.

Теперь, в ноябре, потребовалось отдавать долг НКВД. После недельного пребывания в 14-й камере Криворуцкий 20 ноября был допрошен Мурзаевым. На вопрос о сокамерниках Криворуцкий сообщил, что с ним сидит прокурор области Жиров, а также арестованные Люткин, Куюков, Бугай, Сидоров, Казимоцкий и другие, всего 11 человек. На вопрос следователя, кто из них ведет антисоветскую агитацию, Криворуцкий ответил:

— Явную враждебность среди заключенных в 14-й камере проявляет Жиров. Он распространяет клевету, что власть только на репрессиях и держится, арестовывают кого попало, больше невиновных. Но чем больше арестов, тем скорее наступят перемены. Жиров агитирует заключенных стойко держаться на допросах, не выдавать своих товарищей, иначе, мол, какой же ты борец за новую власть? А если и сознался, то еще не все потеряно, нужно отказаться на суде от своих показаний, говорить, что признал свою вину под угрозой следователя. Жиров сильно ругал меня за признание вины. А вчера, 19 ноября, уговаривал отказаться от своих показаний на следствии работника «Заготзерно» Бугая и просить суд о новом расследовании. Но кулак Бугай советов прокурора Жирова не принял.

Когда Криворуцкого привели на очную ставку с Жировым, Илья Тихонович сказал следователю, что показания Криворуцкого ложные, и подтвердить их он не может. Ходатайство Жирова о допросе по делу Бугая и Лоткина следователь не стал записывать в протокол. Очная ставка окончилась ночью. Но когда Криворуцкого увели, Жиров сказал Мурзаеву:

— Знаете, Мурзаев, я о вас был лучшего мнения. Я уже заметил, что, когда ваш Криворуцкий возвращался с допросов в камеру, от него сильно воняло домашней колбасой с чесноком. Так что мне ясно, какой он «контрреволюционер». Кроме того, от старожилов, сидящих с июня, известно, что Криворуцкий был еще в июле изгнан из ДПЗ. Зря стараетесь поймать меня на провокатора.

Однако Мурзаев не смутился, ответив, что такая у него работа, и добавил, что если Жирову не нравится Криворуцкий, то что тогда он может сказать по поводу показаний сокамерника Давида Ивановича Сидорова. Он-то ведь работал секретарем Боградского РК партии и, наверное, не может быть провокатором. Мурзаев прочитал показания Давида Ивановича, в которых подтверждалось антисоветское поведение Жирова в камере № 14, осуждение им практики арестов невиновных людей и репрессий против старых коммунистов. В показаниях говорилось о советах Жирова держаться крепко на следствии и не выдавать своих однодельцев и о совете Бугаю отказаться от своих показаний при судебном рассмотрении дела.

Жиров попросил дать ему очную ставку с Сидоровым. Однако Мурзаев отказал, заметив, что Жирову она не поможет. Тогда Жиров, хорошо понимая опасения следователя, сказал:

— Ни с Сидоровым, ни с Бугаем вы мне очную ставку не дадите, так как я могу спросить, какими способами вы получили признания Сидорова, вернее, сколько ребер ему сломали, прежде чем он подписал заготовленный без его участия протокол, и сколько ребер пообещали ему еще поломать, если он не даст показаний против меня. Он их дал. Но на очную ставку он не согласится, если вы даже убьете его. Я с ним сидел в одной камере и информирован не хуже вас. А Бугай может рассказать, как его отливали водой, прежде чем он пришел в себя, чтобы подписать ваши показания. Не каждый может выстоять против ваших пыток. Вы лишь исполнители чужой воли, тех, кто вам позволил пытать людей, но история вам этого не простит. Ни одна диктатура не существовала вечно, не просуществует и ваша, хотя сегодня вы себе кажетесь сильными. Вы обречены, потому что держитесь только на страхе.

Мурзаев ответил, не слишком возмущаясь:

— Это я уже слышал от ваших подельцев!

Жиров:

— Так об этом вся тюрьма говорит, что вам наобещали Гусаров, Абрамсон и другие.

После почти пятимесячного перерыва Жирова допрашивали 20 ноября. Допрос вел начальник Боградского РО НКВД Титов. Он спросил, почему Жиров скрыл арест брата Ивана. Жиров ответил, что он этого никогда ни от кого не скрывал. Далее он назвал своих приятелей по Абакану: Лебедева и Прокопчика. Иногда к ним заходи Вьюгов и Карагусов, но дружбы у них не было. Баева он знал как боградского прокурора, так как назначал его на должность, знал, что кто-то из его родственников был в кулаках, но сам он человек надежный, воевал за советскую власть, партизанил, в партии состоит более семнадцати лет и долгое время был на партийной работе. Титов продолжил допрос 21 ноября. Жиров подробно рассказал о некоторых эпизодах из своей биографии, в том числе как и почему он оказался в партии левых эсеров и как вышел из нее через три месяца. Следователь спросил у Жирова, знает ли он Н.П.Яковцева. Жиров ответил, что его он знал с 1931 года как прокурора г.Камня на Оби. В июне 1936 года встретил его случайно в Абакане и поинтересовался, почему Яковцев не работает в прокуратуре, на что тот ответил, что его исключили из партии и сняли с должности за какую-то связь с кулаками, что он работает на подсинской переправе через Енисей, подал апелляцию на исключение из партии и ждет ответа. Больше с Яковцевым он не встречался.

22 ноября, продолжая допрос Жирова, Титов заявил, что председатель облсуда Толстухин дал показания следствию о том, что Жиров занимался троцкистской деятельностью. Перед следователем лежал протокол допроса Толстухина от 16 ноября, проведенного лично Хмариным.

Когда Хмарин вызвал к себе Толстухина, тот уже «признался» в своем участии в контрреволюционной националистической организации. Теперь от него требовали показаний на Жирова. Хмарин сказал Толстухину, что НКВД сумело арестовать Жирова с его помощью, так как позиция Толстухина на партсобрании явилась решающей для исключения Жирова из партии, без чего НКВД не могло бы арестовать облпрокурора. Теперь Толстухин просто обязан подтвердить факты контрреволюционной деятельности прокурора. Хмарин знает, что Федор Семенович не испытывает симпатий к Жирову, так как прокуратура в свое время привлекла к уголовной ответственности двух братьев Толстухина в Ширинском районе.

Толстухин показал, что в 1936 году летом по заданию Жирова заместитель председателя облсуда Прокопчик выезжал во время отпуска в Саралинский район и купил там несколько виктролей (патефонов). Когда он спросил Прокопчика о причине отъезда, тот ответил, что исполняет задание Жирова, но суть задания излагать не стал. Отсюда Толстухин сделал вывод о наличии связи Жирова и Прокопчика с троцкистами и «правыми» — руководителями Саралинского района Никифоровым, секретарем РК партии, и Шкировым, председателем РИК. О наличии связи между Жировым и Прокопчиком Толстухин догадывался еще и потому, что при исключении из партии Прокопчик как парторг, яростно защищал Жирова, пытаясь предотвратить его исключение из партии. Федор Семенович показал, что Жиров затягивал дела и «смазывал» их в отношении врагов народа. Он привел примеры: директору бейского совхоза «Овцевод» Сафрыкину, преданному суду по статье 112 УК, не было вменено вредительство; директора копьевского совхоза Роскошного предали суду только по статье 112 УК, а вредительство ему не вменялось; дело директора «Красторга» Сидорова, вредителя, расследовалось целый год; председатель абаканского колхоза Демин был предан суду без обвинения во вредительстве, и после доследования его дело было прекращено; дело на судью Бейского района Баранова, развалившего работу в суде, было прекращено Жировым и Вьюговым за маловажностью, как и дело на черногорского врио прокурора Воробьёва — троцкиста, совершившего два убийства и привлекшего вместо себя к ответственности других лиц. Толстухин высказал предположение, что есть и другие дела, но Вьюгов и Прокопчик после ареста Жирова заметают следы. Кроме того, ему, Толстухину, известно, что в 1924 году при чистке Вьюгова исключали из партии на Высших юридических курсах в Москве за троцкизм, но он сумел восстановиться. А в 1936 году, когда встал вопрос о Вьюгове как о троцкисте, Жиров и Прокопчик объяснили парторганизации, что он исключался не как троцкист, а как «балласт». Ему также известно, что в 1936 году летом Жиров и Вьюгов были в Москве у сестры Жирова, исключенной из партии за троцкизм, и вели разговоры об исключенных и осужденных братьях.

По всем этим фактам следователь стал задавать Жирову вопросы.

Жиров ответил, что по ряду дел, которые он знает, никакого вредительства со стороны обвиняемых не было, ряд дел прекращался не им, а Вьюговым, когда он находился на учебе. Если в преступлениях, квалифицированных прокуратурой как должностные, суд усматривает контрреволюционный состав, то должен возвратить дела на доследование, а суд согласился с позицией прокурора. Кроме того, чтобы вести разговор об этих делах по существу, их нужно приобщить к его делу и попросить прокуратуру края или РСФСР сделать заключение о законности действий прокуратуры области.

Титов спросил Жирова, почему он, как прокурор области, укомплектовал прокуратуру троцкистскими кадрами: Лазарев, Чустеев, Воробьёв? На это прокурор ответил, что троцкистов на работу он никогда не принимал.

Титову Жиров сказал также, что «смазываний» дел он не допускал, волокита по делам была, но сроки следствия продлялись в установленном законом порядке. Кроме того, ему известны факты прекращения уголовных дел на кулаков со стороны боградского прокурора.

На последний вопрос Титова: «А разве вы не занимались «смазыванием» дела Веревкина?» — Жиров ответил, что дело Веревкина было направлено в суд и он осужден. Допрос был снова прерван. Жиров потребовал очной ставки с Толстухиным, поскольку тот обвиняет его во вредительстве без всяких оснований, просил записать это в протокол. Но следователь записывать отказался, ответив, что доложит об этом начальству. Очной ставки не последовало, дела, о которых шла речь на допросе, не были приложены к делу и никем не проверялись.

Оглавление Предыдущая Следующая