«Колуны»

С этой целью к делу была приложена копия протокола опроса обвиняемого Михаила Альфера, 38 лет, работника облкоммунхоза. Его жена сотрудничала в областной прокуратуре. Под пытками Альфер признал свое участие в контрреволюционной организации правых, куда якобы был вовлечен Гусаровым. От него же он узнал, что участником организации является Жиров. Гусаров дал ему задание сформировать террористическую группу в составе Жирова, Москвитина и Шипицына (председателя облкомитета профсоюза учителей). Альфер переговорил со всеми, в частности с Жировым, в конце 1936 года, когда тот вернулся из Москвы. По утверждению Альфера, разговор проходил в красном уголке прокуратуры:

— Я ему стал говорить о правильности позиции Бухарина и Рыкова, о необходимости организации террора, но положительного ответа от него не добился. Указания Гусарова о создании террористической группы я не выполнил.

На допросе Жирова 3 декабря следователи задали ему вопрос о встречах с Альфером в красном уголке и об их контрреволюционных разговорах.

Жиров ответил, что таких встреч с Альфером он не помнит, антисоветских разговоров с ним не вел. Тогда следователь упрекает его в неискренности показаний и начинает очную ставку с Альфером. Альфер повторяет свои показания о членстве в КРО «правых», о роли в ней Гусарова и о задании Гусарова создать террористическую группу с участием Жирова:

«Альфер: После приезда Жирова из Москвы я встречался с ним в красном уголке облпрокуратуры, в беседе я высказал сомнение в правильности линии партии, убеждая в целесообразности прихода к руководству страной Бухарина и Рыкова и что одним из методов должен быть террор.

Следователь Жирову: Вы подтверждаете такой разговор с Альфером?

Жиров: Альфера в начале 1937 года я видел в красном уголке прокуратуры, где играли в бильярд, но никаких разговоров о контрреволюционной деятельности не велось, и я эти показания Альфера категорически отрицаю».

Подписывая показания о неудачной попытке вовлечь Жирова в подготовку терактов против вождей, Альфер, скорее всего, не знал, что одно лишь участие в таких разговорах по указанию Прокурора СССР, присланному на места в январе 1935 года, квалифицировалось как особо опасное государственное преступление. В указании говорилось: «Контрреволюционные выступления, одобряющие теракты в отношении вождей партии и Правительства, квалифицировать по ст.58-10 УК РСФСР. Если выступления носят организованный характер (группа, обсуждение необходимости, обработка) — то даже при отсутствии элементов подготовки теракта квалифицировать по ст.58-11 и ст.58-8 УК» (то есть организованная контрреволюционная группа, готовящая теракт).

Эту практику утвердила и директива Нарком госта СССР от 15 апреля 1938 года: «Дела о контрреволюционных выступлениях, содержащих одобрение терактов, а также высказывания террористических намерений в отношении вождей партии и Правительства квалифицировать как подготовку террористической деятельности».

Эти московские директивы были в то время секретными, и Альферу можно простить их незнание. Но Хмарин-то их знал хорошо. Понимал и Жиров, куда на очной ставке клонит следователь.

3 декабря Мурзаев перепредъявил Жирову обвинение, дополнив предыдущее, предъявленное по ст.58-10, статьями 58-1«а» (измена Родине), 58-2 (подготовка вооруженного восстания), 58-8 (террористическая деятельность) и 58-11 УК (участие в контрреволюционной организации). Свою вину Жиров полностью отрицал.

«Следователь: Вы обвиняетесь в участии в правотроцкистской контрреволюционной организации правых и деятельности, направленной на свержение существующего руководства страны и восстановление капитализма. Дайте показания.

Жиров: Я по этому вопросу показать вам ничего не могу, так как ни в какой антисоветской организации никогда не состоял и о наличии таковой мне ничего не известно.

Следователь: Вы в служебном кабинете встречались с районным прокурором Боградского района в конце 1935 года или в начале 1936 года?

Жиров: Вообще-то с Баевым я в своем служебном кабинете встречался (глупо было бы предполагать обратное отношении горрайпрокуроров), но когда это было точно, не припомню. Допускаю, что это могло быть в конце 1935 года или в 1936 году.

Следователь: Когда и при каких обстоятельствах вами был вовлечен Баев в контрреволюционную организацию и какие вы давали ему поручения по антисоветской работе по линии вашей контрреволюционной организации? («Вы», «вашей», «вами» — все написано с маленькой буквы, чтобы тем самым умалить честь допрашиваемого. Для сравнения можно упомянуть, что при допросе Майбродского, Криворуцкого они величались на «Вы».)

Жиров: Баева Василия Артемьевича я ни в какую антисоветскую организацию не вовлекал и никаких ему заданий по антисоветской работе не давал».

В этот же день Баев был вызван Хмариным и Мурзаевым на профилактическую беседу в связи с предстоящей очной ставкой с Жировым. Ему было рекомендовано не пасовать, не трусить и прямо в глаза сказать Жирову, что тот вовлек его, Баева, в контрреволюционную организацию и хотел сделать террористом. Только таким путем Баев может получить смягчение наказания. Если же он будет увиливать на очной ставке, то не доживет до суда. Баев понял, что, сдавшись один раз, он вынужден теперь все время играть в поддавки.

Очная ставка состоялась на следующий день, 4 декабря.

«Следователь Баеву: Вы подтверждаете показания на своем допросе 29 ноября? Дайте пояснения.

Баев: Да, я полностью подтверждаю свои показания от 29 ноября. Я действительно состоял членом контрреволюционной организации правых, куда был вовлечен, завербован Жировым в конце 1935 года в его служебном кабинете прокурора области. Жиров неоднократно обсуждал со мной политику партии и правительства в антисоветском духе, и мы с ним приходили к выводу о необходимости замены руководства ЦК правыми элементами. Жиров ставил задачу подготовки террористических кадров, вести подрывную работу в промышленности и сельском хозяйстве, извращать и дискредитировать карательную политику советской власти, вести вербовку новых лиц в КРО.

Следователь Жирову: Вы подтверждаете показания Баева на очной ставки? Признавайтесь! Вы полностью изобличены!

Жиров: Мне признаваться не в чем, а показания Баева я не подтверждаю. Считаю их совершенно ложными».

Это была последняя очная ставка в расследовании дела Жирова. Все предпринятые Хмариным попытки «расколоть» Жирова оказались пустой тратой времени. Все выстрелы падали мимо цели. Оставался последний «крупнокалиберный патрон» — Вьюгов.

Оглавление Предыдущая Следующая