Цена страха

Хмарин позвонил Вьюгову и сказал, что следствие заканчивается, но нужно, чтобы он, Вьюгов, изложил в докладной записке на имя начальника УНКВД все обстоятельства контрреволюционной деятельности Жирова. Вьюгов не мог решить, как представить дело, и Хмарин велел ему подойти к Мурзаеву: тот поможет написать правильно. Когда Вьюгов явился в областной НКВД, Хмарин посоветовал ему оформить дело в виде протокола допроса, но Вьюгов стал возражать, опасаясь, что ему придется давать показания в суде в присутствии Жирова. Хмарин успокоил его: в суд Вьюгова вызывать не будут — и предложил написать докладную. Так под диктовку Мурзаева заместитель облпрокурора написал докладную записку о контрреволюционной деятельности своего, им же арестованного начальника.

Здесь следует отметить, что перечень репрессированных с помощью Вьюгова органами НКВД работников прокуратуры Хакасии можно продолжить. В этот список попал арестованный в 1938 году бухгалтер Казимир Генрихович Орловский, умерший в Минусинской тюрьме 14 сентября 1938 года. Но и мертвый он был осужден 19 октября к высшей мере наказания. В список вошли также следователь прокуратуры Ширинского района Иван Семенович Тахтараков, 27 лет, арестованный 23 августа 1938 года как участник националистической организации, якобы завербованный для контрреволюционной работы прокурором Чустеевым В.С.; прокурор г.Абакана А.А.Карамчаков, исключенный из партии и снятый с должности как буржуазный националист; и помощник прокурора области Семен Иванович Карагусов, застрелившийся в кабинете после исключения на бюро ОК ВКП(б).

И это только в одной малочисленной прокуратуре! Удар был нанесен с такой силой, что до начала войны прокуратура не смогла восстановить свой потенциал. Да и вновь назначенные областные прокуроры — Кудрявцев и другие — до 1953 года оставались послушным орудием в руках крупных и мелких сотрудников УНКВД.

Но вернемся к докладной записке Вьюгова. Он продолжал:

«В оперативной работе прокурор Жиров проводил исключительно антигосударственную политику. Особенно по делам, где преступление квалифицируется по ст.58 УК и Закону от 7 августа 1932 года, как правило, по этим делам можно наблюдать исключительно никчемную придирчивость к отдельным мелким процессуальным нарушениям.

Пример:

а) отказано в санкции на арест попа Горячева Ефима, обвинявшегося по ст.58-10 УК в 1936 году, потому что не было протокола опроса свидетелей;

б) отказано в санкции на арест по делу вредительского ремонта тракторов в Июсском мясомолсовхозе в 1936 году из-за противоречивости показаний свидетелей обвиняемому Кузубову Федору, Нора А. и др.».

Как видно, «придирчивость к мелким процессуальным нарушениям» выражалась в отказе дать санкцию на арест по делу, по которому не были допрошены свидетели, не проводились очные ставки, то есть отсутствовали доказательства преступления. Ясно, что Вьюгов при таких обстоятельствах в санкциях не отказывал!

Далее в докладной перечисляется ряд уголовных дел, указанных при допросе председателя облсуда Толстухина: дела Сафрыкина, Крастоги, Сидорова, Фабри и кулака Красноперова, «смазанные» прокурором, а также ряд дел, по которым контрреволюционные преступления были переквалифицированы на должностные: Шешина, Бельского по бейскому совхозу «Овцевод», дело Тузовского, Шохина и других по облзаготскоту. Кроме того, Вьюгов указал на незаконное прекращение дела в отношении Бориса Косончука и Ивана Будокова, обвиняемых по статье 58-9 за вредительскую аварию парогенератора на Черногорской ЦЭС, дела троцкиста Руднева Михаила Ивановича, бывшего секретаря Коммунаровского РК ВКП(б).

Конечно, прокурор мог и ошибаться, принимая решение по делу. Однако у начальника УНКВД всегда оставалось право обжаловать принятое решение в краевой прокуратуре в соответствии с процессуальным законом. Но этот путь Хмарина никак не устраивал. Далее Вьюгов написал:

«Не лучше обстояло дело во время работы Жирова в областном аппарате прокуратуры с наблюдением за судебной практикой приговоров. Как правило, работа суда не контролировалась и приговоры не опротестовывались, так было не опротестовано дело Роскошного, последний работал в Копьевском совхозе, руководил вредительски. В итоге вся работа областной Хакасской прокуратуры за время работы в ней Жирова строилась исключительно на развал, как оперативная, так и техническая. Отсюда повседневно наблюдалось у большинства среди прокурорско-следственного аппарата пьянство (Бокалдин, Тарабрин, Филистович, Боговаров и т.д.), недисциплинированность, волокита и бюрократизм.

Трудящиеся, не получив удовлетворения по своей жалобе в районном аппарате прокуратуры, так же бесполезно обращались в областную прокуратуру, так как ни контроля, ни учета исполнения не было.

В части какого-либо воздействия на бездеятельность оперативно-технического аппарата Жиров никому не доверял, но сам ничего не делал» (стиль докладной сохранен полностью).

Теперь перенесемся на девятнадцать лет вперед и заглянем в протокол допроса Вьюгова 24 августа 1956 года, произведенного по поручению хакасского облпрокурора прокуратурой Алтайского края:

«Старший помощник Пушкарев: Вам зачитывается копия вашей докладной записки от 4.12.1937 г. Факты, в ней изложенные, соответствуют действительности?

Вьюгов: С копией докладной записки от 4 декабря 1937 года я ознакомлен, то, что в ней записано, категорически отрицаю и заявляю, что данная записка мной никогда не писалась и эта записка сфальсифицирована работниками НКВД, так как мне никогда не было известно о контрреволюционной деятельности Жирова и других работников, которые указаны в этой докладной».

В связи с позицией, занятой Вьюговым, прокурору Хакасии Адушкину пришлось выслать в Барнаул подлинник собственноручно написанной Вьюговым докладной записки. Вот выписки из протокола допроса Вьюгова 14 сентября 1956 года заместителем прокурора Алтайского края Рагозиным:

«Рагозин: На допросе 06.08.56 вы показали, что на Жирова и других работников облпрокуратуры вы подали докладную в адрес Хакасского НКВД, о контрреволюционной деятельности Жирова не писали и категорически отрицали это, указывая, что вам ничего не известно о контрреволюционной деятельности Жирова и других работников облпрокуратуры. В настоящее время вам предоставляется подлинник этой докладной. Скажите, вами или кем-то другим написана эта докладная?»

В 1956 году Вьюгову было уже шестьдесят шесть лет. Судить его не стали. На первом допросе Пушкарев выяснял у Вьюгова, почему он ушел из прокуратуры. Тот ответил, что его уволили в 1939 году «за непригодностью». «В чем заключалась моя непригодность, при увольнении мне не сказали, но я лично считаю, что меня уволили за то, что я был плохо подготовлен к прокурорской работе». Возможно, и так. Но можно предполагать и другое: подвела репутация человека, спасшего свою жизнь ценою жизней сослуживцев.

Получив от Вьюгова докладную записку, Хмарин предложил Мурзаеву и Титову заканчивать расследование и составлять обвинительное заключение.

Оглавление Предыдущая Следующая