Страхи палачей

Прочитав обвинительное заключение, полистав дело от начала до конца, а затем от конца до начала и увидев, что протокол об ознакомлении с делом Жировым не подписан, а признание собственной виновности от него так и не получено, Хмарин мысленно представил, как будет проходить суд над Жировым. Судья спросит, признает ли он свою вину? Жиров, конечно, заявит, что он ни в чем не виновен и дело на него сфабриковано работниками НКВД Хакасии, поскольку ранее он передал информацию о недостатках их работы в обком. Он сообщит, что его ходатайства не занесли в протокол, с делом он не ознакомлен; показания о том, что он польский шпион, даны провокатором, которого он никогда не знал и не знает, а ходатайство о допросе жены и других лиц не удовлетворены. И, наконец, он скажет, что Хмарин вообще не имел права вести следствие по его делу, а должен был передать его прокурору края или РСФСР. Тогда, согласно подсудности, дело подлежит направлению либо в военный трибунал СибВО, либо в Военную коллегию Верховного суда СССР. И там, и тут сидят не новички, и судить будут не новичка, а высококвалифицированного юриста, да еще прокурора, который долгое время работал на секретной работе в штабе СибВО и в крайпрокуратуре. В лучшем случае нужно ожидать доследования и предписания о выполнении ходатайства обвиняемого. А это — крах всех его планов. А крах этих планов может обернуться крахом для самого Хмарина, а также для Мурзаева, Вершинина, Янускина, Медведева, Титова, Керина, Казарина, Анжиганова, Рери и других, кто работал под его руководством. Хмарин похолодел от этих мыслей, и его душу обжег страх за свою карьеру и даже свою жизнь. Ведь по закону «домино» могут стать под сомнение и другие дела на руководителей правотроцкистского центра в области, да и на всех националистов. А это чревато угрозой не только ему, но и краевому УНКВД и даже наркому Ежову. Ведь это он прислал из НКВД СССР своих работников Говлича и Аррова, чтобы арестовать первого секретаря крайкома Павла Дмитриевича Акулинушкина, второго секретаря Голюдова, председателя крайисполкома Иосифа Ивановича Решикова, вместе с ними 200 руководящих работников края, а главное — собирать компромат против бывшего первого секретаря Запсибкрайкома партии Роберта Индриковича Эйхе, переведенного в 1937 году на пост наркома земледелия СССР (в 1940 году он был казнен как враг народа). Хмарин позвонил Леонюку и спросил, как ему поступить. Тот ответил: «Пришли дело». Дело пошло в Красноярск. Вообще контрреволюционных дел поступали сотни, поэтому помощник Леонюка подписал обвинительное заключение. Но Леонюк, взявший дело под свой контроль, сам просмотрел его и приказал возвратить в Абакан. Потом он позвонил Хмарину и сказал:

— Дело в суд не направляй, а с Жировым что-нибудь придумайте.

В середине декабря Хмарин пригласил Мурзаева и Вершинина и объявил, что из УНКВД края сообщили: что если дело Жирова передать в суд, то оно наверняка будет направлено на доследование или даже окончится оправданием Жирова.

Мурзаев сразу запаниковал:

— В этом случае мне останется застрелиться, потому что меня самого подведут под расстрел. Жиров уже обещал мне это при допросе.

Хмарин сказал, что застрелиться никогда не поздно, но нужно подумать, как избежать беды. Выручил Вершинин. Он сообщил, что после окончания дела из Минусинской тюрьмы пришло медзаключение на Жирова, в котором сказано, что у него найден туберкулез. Вершинин пояснил, что за противозаконное поведение среди заключенных он приказал перевести Жирова в одиночную камеру и на всякий случай подсадил туда одного уголовника, больного туберкулезом в стадии распада легких. Они так и сидели вдвоем, пока уголовник не умер, после чего Вершинин снова перевел Жирова в общую камеру.

Оглавление Предыдущая Следующая