Цифра смерти

На обвинительном заключении арестованного одновременно с Жировым Евгения Четверикова ниже подписей об утверждении документа нарисована красным жирная римская цифра «I». Что же она означала? В служебной иерархии Евгений Николаевич не занимал первое место, хотя и был заместителем председателя, членом президиума исполкома и членом бюро обкома партии. Он не обвинялся как лидер контрреволюционных центров области, так как эти места занимали Сизых — центр «правых», Торосов — центр националистов и Абрамсон — центр троцкистов.

Четверикову шел тридцать пятый год, родом он был из Калужской области. Там вступил в комсомол в 1918 году, там же в 20-м был принят в РКП(б) и работал до 1930 года, когда был направлен партией в Сибирь. Сначала он прибыл в Омск, но в августе 1931 года Запсибкрайком направил его в Хакасию командовать облпланом. После приезда в Абакан Татьяны Жировой Четвериков передал ей дела по управлению нархозучета (УНХУ), а сам ограничился работой заместителя председателя облисполкома. Председателем вскоре стал Михаил Григорьевич Торосов. Работали дружно, напористо, многие дела решались через российские органы власти и ЦИК СССР. Самым слабым местом было сельское хозяйство. Работа во многих колхозах еле теплилась, из-за бескормицы шел массовый падеж скота, и все усилия завсельхозотделом обкома Дениса Решетникова, самого Четверикова и начальника облЗУ Василия Емельяновича Куликова, направленные на выполнение поставленных перед областью планов сельскохозяйственного производства, оканчивались неудачей.

Обыск в квартире Четверикова производили те же Вершинин и Янускин. Они изъяли свыше 100 листов различных деловых бумаг и документов, в том числе специально подготовленные к аресту документы и письма Четверикова в Комитет партконтроля, обком и крайком партии. После изъятия эти документы не были изучены и к делу не приобщались, их просто выбросили, как свидетельство невиновности.

Зато при обыске была изъята литература, считавшаяся контрреволюционной: книга А.И.Рыкова «Трудящиеся женщины» и книга Лурье (тестя Н.И.Бухарина) «Политика партии в деревне». Хотя книги и были по сути большевистскими, но они были написаны врагами, поэтому их уничтожили в печке УНКВД, о чем был составлен акт от 16 июля 1937 года. Акт приобщили к делу.

13 июля Евгению Николаевичу предъявили обвинение по статьям 58-2 и 58-11 УК (участие в подготовке вооруженного свержения власти), но Четвериков сразу же отверг его. Тогда следователи усугубили обвинение изменой Родине и террористической деятельностью и стали заставлять арестованного подписать составленный лично Хмариным протокол, в котором не только говорилось о контрреволюционной деятельности Четверикова, но назывались 53 члена контрреволюционной организации «правых» во главе с Сизых. «Гвоздем» этого признания было указание на антисоветскую деятельность под руководством «правых» со стороны второго секретаря крайкома партии Голюдова и председателя крайисполкома Рещикова, который был другом Четверикова с детских лет еще в Калуге. Правда, самого Рещикова по поводу показаний Четверикова не допросили, так как это было невыгодно следствию.

Четвериков сначала категорически отказался подписать это сочинение Хмарина. Но Мурзаев и Вершинин заверили его в том, что он все равно подпишет — и не таких ломали. И начали ломать. Ставили на «конвейер», не давали ни пить, ни есть, ни спать в течение восьми дней, сопровождая это побоями и пытками. Когда Четвериков требовал очных ставок с Сизых, Голюдовым и Рещиковым, ему заявляли, что когда он признается, тогда и будут очные ставки. Четвериков решил подписать протокол. Это было на восьмой день допросов, 4 августа. После подписания ему предложили написать заявление Хмарину и продиктовали текст. Оно начиналось просьбой: «Прошу Вас дать мне возможность изложить собственноручно показания о своей контрреволюционной деятельности...» Именно тогда в материалах следствия впервые появились упоминания о контрреволюционной деятельности жены Сизых — Анны Гальпериной и Татьяны Жировой, а также бывшего начальника ОГПУ—НКВД области Петра Ивановича Копотова.

В постановлениях следователя о продлении сроков следствия указывалось, что соучастниками Четверикова являются Жиров, Чернышев, Абрамсон, Никитин, Шкиров, Гусаров, но их следствие не допросило и очных ставок с ними не провело: ни один из них не признался в контрреволюционной деятельности. Но поскольку в глазах Хмарина показания Четверикова имели огромное значение для УНКВД, он распорядился размножить их в 2 экземплярах и вложил в дело каждого члена обкома, Жирова и его супруги. Еще одну партию отпечатали для УНКВД края в связи с уголовными делами руководителей края Акулинушкина, Голюдова, Рещикова и ряда других. Подлинник протокола допроса отсутствует даже в деле Четверикова. Зато приложены копии признаний Рязанцева, Голюдова, Жировой и Сизых, полученные в результате истязаний и провокаций.

Следствие окончили 25 ноября, но до июля 1938 года дело не направлялось в суд. В апреле 1938 года нем появляется протокол допроса некоего Иноземцева, содержавшегося в одной с Евгением Николаевичем камере. Иноземцев сообщает, что Четвериков говорил ему о том, что все, что он подписал у следователя, является ложью, но доказать это он не может. Одна-де надежда — на суд, где можно будет отказаться от признания, а если такой возможности не будет, то уже из лагеря написать в ЦК и другие центральные органы о всех «ненормальностях», допущенных во время следствия. Кроме того, Иноземцев сообщает, что такие же разговоры вел Алексей Рыков, утверждавший, что «ненормальности» в работе НКВД — результат перегиба отдельных работников. Рыков тоже подписал признание, собираясь из лагеря написать жалобу на методы работы следствия.

Слово «ненормальности» показывает, что даже сломленные пытками рассчитывали на восстановление справедливости. На показаниях Иноземцева нет ни даты, ни подписи. 29 апреля 1938 года Четверикова допросили по поводу разговоров в камере, но тот их категорически отрицал. Он подтвердил свое признание и протокол от 5 августа. Затем к подтверждению показаний НКВД привлекло прокурора Симонова, также подписавшего протокол допроса Четверикова.

Согласно обвинительному заключению, Четвериков обвинялся в принадлежности к КРО «правых», куда в 1933 году был вовлечен Сизых. По его заданию Четвериков связался с Решетниковым и Куликовым, а также Абрамсон (все трое категорически отрицали свою вину и на следствии, и в суде). Затем он создал контрреволюционную группу в УНХУ в составе Жировой, Коваленко и Бавыкина. Также ему было известно о контрреволюционной деятельности Серова, Гусарова и Худякова (все трое отрицали свою вину в суде). Кроме того, он осуществлял вредительскую деятельность в сельском хозяйстве области, вместе с Решетниковым и Куликовым уничтожил 15 758 голов крупного и 120 тысяч голов мелкого скота.

Когда дело на Четверикова поступило к прокурору выездной Военной коллегии Липову, он собственноручно исправил статью 58-2 на статью 58-7 (вредительство) и подписал обвинительное заключение. Затем этим же красным карандашом ниже подписи поставил жирную римскую цифру «I». Это означало требование прокуратуры приговорить Четверикова к смертной казни как врага I категории. 17 июля состав Военной коллегии утвердил приговор прокурора. Ни прокурор, ни Четвериков в суде не присутствовали, протокол был фальсифицирован. Напрасно Четвериков собирался писать жалобы из лагеря на «ненормальности в НКВД», его не отправили в лагерь и не позволили компрометировать органы НКВД.

Римская цифра «I» красуется на сотнях дел, рассмотренных Военной коллегией в Красноярске.

Оглавление Предыдущая Следующая