Игры судьбы

Николай Савин не ошибался, когда писал в своей жалобе, что его следователь Николай Терентьевич Янускин (он принимал участие в расследовании дела Жирова и многих других) за служебные злоупотребления был снят с должности оперуполномоченного УГБ и исключен из партии. Это случилось сразу после отъезда Хмарина из Абакана. Янускина устроили на другую работу. На этом все и кончилось.

О племяннике трех кулаков — Керине — Савин также написал правду, только он не знал истории его восстановления в партии. Вскоре после этого Керина взяли на работу сначала в областное, а затем в Красноярское УНКВД, потом направили в Норильск, где он дослужился до подполковника МГБ и с почестями ушел на заслуженный отдых. 5 января 1957 года президиум Хакасского областного суда при рассмотрении протеста прокурора области при реабилитации Михаила Ивановича Елисеева и еще 19 черногорских жителей вынес решение о возбуждении уголовного дела против проводившего по этому делу следствие Анатолия Ивановича Керина в связи с фактами фальсификации материалов и применения незаконных методов расследования. Расследование было поручено краевому отделу КГБ. Однако ни у КГБ, ни у прокуратуры не было директивы о привлечении к уголовной ответственности исполнителей воли партии и Сталина в ходе массовых казней в 30-е годы. Разоблачение коснулось Сталина, Ежова, Ягоды и Берии. Но Хрущев не мог пойти дальше, не скомпрометировав партию и самого себя. Расследование дела Керина свелось к тому, что по заключению особой инспекции УКГБ 25 мая 1957 года его уволили из системы по состоянию здоровья и признали негодным к военной службе в мирное время. В тот же день дело было прекращено на основании статьи 4 п.4 УПК, ибо с момента работы Керина в должности начальника Черногорского ГО НКВД прошло более десяти лет.

Это было поистине соломоново решение. С одной стороны, не отрицалось, что действия Керина преступны, а с другой — ему была назначена персональная пенсия, в несколько раз превышающая пенсию любой его жертвы, оставшейся в живых, прошедшей все муки сталинских лагерей и тюрем. Решение о прекращении уголовного дела принималось тогда, когда большинство жертв произвола еще не были реабилитированы. Никто не захотел выяснить истинные масштабы произвола в Черногорске, роль Хмарина, Леонюка, Алексеенко, Вьюгова, Кудрявцева. Ответственности за геноцид своего народа, за преступления против человечности советское законодательство того периода не предусматривало. Для этих видов преступлений не существует давности сроков для привлечения виновных к ответственности. Своих врагов за давностью преступлений большевики никогда не прощали. В Уголовном кодексе того времени была специальная статья 58-13, предусматривавшая расстрел для тех, кто при царском режиме или в годы Гражданской войны вел активную борьбу против рабочего класса и революционного движения, то есть против большевиков, так как меньшевики, эсеры и другие революционеры исключались. Примечанием № 2 к статье 14 УК было определено, что давностные сроки по таким делам мог учитывать только суд и смягчать наказание виновным можно только до лишения свободы на срок не ниже трех лет. Но в годы произвола суды, а тем более несудебные органы карательной системы смягчающих обстоятельств не учитывали. Нередко расстреливали 70-80-летних стариков, беременных женщин, многодетных родителей, инвалидов, орденоносцев, Героев Советского Союза и других граждан.

О судьбе Дмитрия Вершинина мы уже говорили. Хотя его и исключили из партии за злоупотребления служебным положением при расследовании дел, но в органах оставили. Он снова попал в партию, и его вновь исключили за воровство. Пришлось хлебать лагерную баланду.

Анатолий Алексеевич Михайлов в 1940 году был переведен в УНКВД Чувашии, где еще долго работал, но судьба его неизвестна.

Николай Селиверстович Глебов тоже был переведен в другой регион и дослужился до должности начальника кадров УКГБ крупнейшего края юга России, после чего был отправлен на пенсию.

Оперуполномоченный Кузьма Грудинин был переведен в Белоруссию и там с почестями отправлен на пенсию в 1954 году.

Александр Федорович Анжиганов не уезжал из Хакасии. Вплоть до 80-х годов его можно было часто видеть в числе почетных гостей органов милиции на торжественных собраниях УВД.

Дмитрий Петрович Кузнецов после 29 лет службы в органах в 1956 году оказался на пенсии. Когда его допросили как свидетеля, он дал подробные показания о всех незаконных методах ведения уголовных дел, которые сам использовал.

Анисим Васильевич Потапов, начальник Аскизского РО НКВД, отличившийся в борьбе с националистами (на его совести дела А.П.Интутовой, Абдина, Селигеева и многих других), к 1956 году был в звании подполковника и на пенсии. На допросе у следователя он никак не мог вспомнить, кого, за что и почему арестовывал в годы массовых репрессий.

Следователь краевого УНКВД Александр Елизарьев, ведший дело на М.Г.Торосова и помогавший начальнику 2-го отделения 4-го следственного отдела Халуимову в допросах С.Е.Сизых, только через пятнадцать лет был уволен с работы из МГБ по служебному несоответствию. Это произошло уже после расстрела Берии, Абакумова, Диканозова и др.

Главный «друг» народов Хакасии Николай Хмарин был отозван из области в краевое УНКВД, еще пять лет занимал различные руководящие должности, а в 1943 году был переведен в систему ГУЛАГа, где руководил крупным Варнавинским исправтрудлагерем, пока в 1953 году (после смерти Сталина) не был отправлен на пенсию и жил в Нижегородской области. 4-5 марта 1959 года по поручению прокурора Красноярского гарнизона Мельникова он был допрошен как свидетель в связи с фактами грубого нарушения законности и произвола при расследовании дел, уже прошедших или подготовлявшихся для реабилитации. Тогда уже вырисовывались контуры этой фигуры и его роль при использовании недозволенных приемов следствия: пыток, выстоек и «конвейера», фальсификации показаний путем «корректировки» протоколов с уничтожением черновиков и угроз расправой семьям.

Судя по протоколу допроса и ответам Хмарина, он был подготовлен и уверен, что его действия останутся безнаказанными. Вот текст его ответа:

«В мою бытность начальником УНКВД Хакасской автономной области (с марта 1935 г. по июнь 1938 г.) действительно было много арестов в области за антисоветскую деятельность. Как я указал выше, после телеграфного распоряжения Сталина и указаний по линии НКВД СССР, в Хакасской области арестовано примерно 1500 кулаков, белогвардейцев и лиц, которые в годы Гражданской войны были в бандах. Следственные дела на арестованных оформлялись в шести райотделениях, городским отделением и УНКВД Хакасской области. Согласно указаниям по линии НКВД СССР, дела на этот контингент велись упрощенно: допрашивался арестованный, один-два свидетеля, а потом составлялось обвинительное заключение. Затем дела направлялись в краевое управление НКВД, где они рассматривалась «тройкой». В 1937 году, когда исключали из партии партийных, советских и хозяйственных работников Хакасской области, как врагов народа или за связь с ними, крайком, обком и руководство УНКВД по Красноярскому краю требовали арестовывать исключенных из партии независимо от того, что у нас в УНКВД по Хакасской области не было данных о контрреволюционной деятельности бывших коммунистов, приходилось арестовывать таких лиц и вести следствие. На совещаниях в УНКВД по Красноярскому краю давались установки добиваться признательных показаний от арестованных советских, партийных и хозяйственных работников области в том, что они были участниками контрреволюционных организаций, которые ставили своей задачей вести борьбу против сталинского руководства партией и страной, намеревались убивать видных деятелей партии, в частности, Сталина. Обычно говорили: «по делам на правых и троцкистов нужно обязательно предъявлять обвинение в терроре». Я говорю об установках, даваемых руководством краевого управления НКВД. Говорилось и о методах следствия.

Как-то на совещании в краевом управлении начальник УНКВД края сказал, что на совещании в Москве бывший секретарь ЦК ВКП(б) Ежов заявил о том, что Сталин разрешил бить лиц, арестованных органами НКВД за контрреволюционную деятельность. Нам говорили и о том, что допрашивать арестованных нужно продолжительное время, без отдыха (так называемый «конвейер»), арестованные должны стоять на допросах, им следовало говорить, что с ними так будут обращаться до тех пор, пока не дадут признательных показаний о контрреволюционной деятельности.

Не буду отрицать того, что такими незаконными методами следствия пользовались и мои бывшие подчиненные, когда велись следственные дела аппаратом УНКВД Хакасской автономной области. Однако я лично никого из арестованных не бил и не разрешал это делать своим подчиненным. Мне неизвестны факты избиений арестованных кем-либо из моих подчиненных. Протоколы допросов арестованных я корректировал по некоторым делам, но только для устранения неграмотных выражений. Как правило, протоколы допросов, в которых были записаны признательные показания арестованных, копировались и посылались в краевое управление, а оттуда мы получали копии протоколов допросов арестованных, по которым велось следствие краевым управлением, например, мы получали копию допроса арестованного бывшего секретаря Хакасского обкома партии Сизых. Лица, которые упоминались в протоколах допросов арестованных, как их соучастники по контрреволюционной деятельности, арестовывались. Они, в свою очередь, называли новых лиц и так далее. Были у нас следственные дела на троцкистов, которые в свое время ссылались в Хакасскую область. Будучи арестованными, троцкисты договаривались между собой в тюрьме о том, чтобы на допросах давать признательные показания, как можно больше называть лиц, которые якобы вместе с троцкистами занимались антисоветской деятельностью, их будут арестовывать, создаваться большие дела, следствие затянется, а когда дела будут рассматриваться судом, отказаться от своих признательных показаний и добиться вынесения оправдательных приговоров. Об этом я доносил в УНКВД по Красноярскому краю. Говорю сейчас об этом факте для того, чтобы подчеркнуть возможность оговоров со стороны ряда каких-либо арестованных других обвиняемых, которые могли быть осуждены по ложным обвинениям.

Мне думается, что в Хакасии было арестовано и привлечено к уголовной ответственности в 1936-1937 гг., когда я был начальником УНКВД области, не больше 2000 человек, в том числе больше ста человек китайцев и корейцев, об арестах которых я уже давал показания на допросе 4 марта сего года. В числе арестованных были настоящие враги Советской власти, националисты, на которых несколько лет велись разработки. Кого и когда арестовывать и о чем допрашивать из числа тех, на кого были агентурные разработки, нам давали указания из краевого управления НКВД, а сами мы не могли арестовывать националистов. Говоря о националистах, я хочу отметить и такой факт: в 1937-38 гг. краевое управление НКВД требовало от меня арестовать 450 латышей, литовцев, эстонцев, поляков и других лиц, которые в разное время проживали за пределами СССР, а на учете в УНКВД Хакасской области было не более 45 человек, которых я не арестовал, потому что не было данных о контрреволюционной деятельности данных лиц. После того, как меня сняли, были произведены аресты поляков и других, а потом прекратили дела на арестованных. За давностью времени и не имея сейчас под руками материалов, я не могу конкретно сказать, кого арестовали неосновательно, но какое-то количество лиц могло быть арестовано неосновательно, что объясняется обстановкой, в которой приходилось работать в 1937-1938 гг.».

Таким образом, Хмарин полностью отрицает свою вину, перекладывая ее на руководителей страны и НКВД и оправдываясь необходимостью исполнять приказы свыше. Методы следствия придумал не он сам — так действовали по всей стране. В конце протокола он добавил, что после выхода известного постановления ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 года крайком партии и начальник Красноярского УНКВД Семенов выезжали в Хакасию для проверки заявления нового хакасского начальника УНКВД Якобсона о нарушениях законности командой Хмарина, но нарушений не установили, поэтому он, Хмарин, за период с 1923 по 1953 год ни разу не привлекался к партийной ответственности. Он сообщил, что находится на пенсии по второй группе инвалидности, имеет жену тридцати семи лет и двух детей в возрасте пяти и двенадцати лет и активно участвует в общественной жизни по месту жительства, несмотря на гипертонию, радикулит и больную печень.

У кого же после этого поднимется рука судить Хмарина?

Больше всех не повезло в жизни Константину Мурзаеву. Его «враги» — Абрамсон и Гусаров — оказались провидцами. Недолго он топтал обильно политую кровью хакасскую землю. Спустя всего полтора месяца после расстрела своих жертв 7 сентября 1938 года он скончался. Умер ли он по болезни, сдали ли нервы, опасаясь ареста после комиссии по Дзедатайсу и Алексееву, осталось неизвестным. Записи в книге загса полностью доверять нельзя, так как и загс был в системе НКВД.

Здесь не упоминаются другие члены команды Хмарина, которые ушли на фронты Отечественной войны и там погибли, защищая Родину в схватке с фашизмом.

Как видно из коротких справок, в команде Хмарина, лютовавшей в Хакасии, никто, кроме Дзедатайса, не понес никакой ответственности за незаконное осуждение и уничтожение около 5 тысяч невинных людей.

Не понесла никакой ответственности за геноцид своего народа и сама партия. Преступления были списаны на мертвых: Сталина, Ягоду, Ежова, Берию, Абакумова. Ни ЦК КПСС, ни Политбюро, ни правительство, ни Верховный Совет страны не были упомянуты. Суд истории так и не состоялся.

Коммунистическая партия так и не покаялась перед народом своей страны за уничтожение целых классов, народов, лучших представителей общества. Никто не возбудил и не расследовал уголовного дела против главного диктатора и его приспешников, не обнародовал истинных масштабов и причин трагедии народа и не показал ему подлинное лицо большевистских правителей, три четверти века господствовавших в Российском государстве. Прошло более шестидесяти лет со времен массовых репрессий 30-х годов. Уже почти не осталось людей того поколения, которое пережило ужасы произвола, но боль утрат напоминает о себе.

25 сентября 1956 года прокурор Хакасии С.П.Адушкин после проведения дополнительного расследования и проверки обстоятельств и оснований ареста Ильи Тихоновича Жирова вынес постановление о прекращении его уголовного дела за отсутствием состава преступления и полной реабилитации погибшего. Никто из родственников Жирова за справкой о реабилитации за прошедшие годы не обратился. Это дает основания предположить, что род Жировых уничтожен. Не удалось пока найти и родственников Татьяны Жировой.

Сразу после реабилитации Адушкин написал представление в крайком партии для партийной реабилитации. И только через тридцать три года, в ноябре 1988 года секретарь крайкома Шенин подписал постановление о партийной реабилитации Жирова:

Постановили: учитывая, что Жиров И.Т. по предъявленным обвинениям, послужившим основанием для исключения из членов партии, оправдан, реабилитировать его в партийном отношении (посмертно).

Оглавление Предыдущая Следующая