Он не дожил даже до 40 лет. Палачи оборвали жизнь этого крепкого, полного сил, мужественного человека в 1938-м. Безжалостно. Подло. Бессмысленно. А сами, вполне возможно, здравствуют и поныне. Ведь палачи всегда живут дольше, чем их жертвы.
Наш рассказ - о Субботине Александре Петровиче, первом начальнике строительства и одновременно директоре завода «Красмаш».
Из автобиографии: «Родился в 1900 г. в г.Усолье Уральской области в семье рабочего-кузнеца солеваренного завода, который умер в 1902 г. Мать, для воспитания оставшихся 4-х детей, добывала средства способом выпечки хлеба и держанием на квартире рабочих-строителей.
В 1908 г. работал мальчиком на котельных работах. В 1914 г. поступил юнгой в Балтфлот, где был принят в машинную школу и служил во флоте до 1926 г. вначале юнгой, затем машинистом, старшиной-машинистом на «Борце за коммуну» и комиссаром эскадренного миноносца «Войсковой».
В 1917 г. был избран председателем судового комитета, в 1918 г. вместе с флотилией из Петрограда направлен в Волжско-Каспийскую военную флотилию, где пробыл до 1921 г. Был на Южном и Северном фронтах под командованием тов.Раскольникова, Смирнова и Попова. Был ранен, контужен...
…по постановлению ЦК РКП(б) был командирован в Ленинград на учебу во ВТУЗ...
В 1932 г... назначен начальником строительства и директором Красноярского машиностроительного завода...
За время пребывания в партии прошел все чистки без замечаний...»
…На
улице Московской в Красноярске стоит обыкновенный пятиэтажный
дом, каких в городе многие сотни.
Здесь проживает Игорь
Иванович Добровольский - ветеран «Красмаша», теперь уже пенсионер. С
его помощью мы восстанавливаем в памяти годы рождения завода,
прослеживаем трагическую судьбу его первого директора. А уж кому как не
Игорю Ивановичу знать Александра Петровича Субботина, ведь он - его приемный сын.
- У меня жизнь поначалу не очень-то сложилась, - рассказывает Игорь Иванович. - Моя мать Лина Христиановна, сошлась с Александром Петровичем еще в Баку, когда он был комиссаром на миноносце. Вскоре Субботина послали на учебу в Ленинград, а я остался в Батуми. Целый год беспризорничал, связался с воровской шайкой, сам «чистил» карманы... Лишь потом, когда отец уже работал в Иркутске, он взялся за меня. «Я, сказал, сам несколько лет беспризорничал, знаю, что это такое. Берись-ка за ум». И настоял на том, чтобы я поступил в Иркутский политехникум. А после окончания учебы забрал меня в Красноярск, на свой завод. Здесь я работал механиком, был секретарем комсомольской организации промплощадки...
Февраль 1933 года. Лютая сибирская зима, морозы в 45 градусов. А на стройку со всех
концов страны каждый день прибывают все новые отряды
рабочих, служащих, ИТР. Где их размещать? Спешно сооружаются
бараки, закладываются 18 фундаментов под 2-этажные дома на Втором участке.
Весной дела пошли веселей. Замелькали лопаты в руках рослых, как на подбор, землекопов из бригад Штырева, Андрея Солдатова. Перед ними поставили задачу: за 20 дней вырыть котлован в 4 тыс. кубометров. Землекопы уверенно идут в графике, ежедневно выполняют норму на 170-190 процентов. Жарко! Скидывают рубахи. Спины блестят от обильного пота. В обеденный перерыв располагаются прямо на поляне, т.к. никакой столовой тогда и в помине не было.
Точно в назначенный начальником строительства срок - 16 июня - был заложен первый кирпич в фундамент будущей заводской электростанции.
Бригады торопились. Ведь уже стоял октябрь со шквалистым ветром, пронизывающими все тело сквозняками. Иногда пробрасывало и снежок. Пришлось для непрерывной укладки бетона работать в три смены. Вода с Енисея подавалась с помощью стареньких тракторов «Джон-Дир». Ночью, потрескивая, горели яркие костры, бетон укладывался при свете фонарей «Летучая мышь». Перегорали сетки фонарей, заменить их было нечем. Выручала рабочая смекалка: стали сооружать примитивные факелы из кирпичных пирамид. Такие пирамиды, облитые бензином, поджигали, и они ярко освещали все вокруг.
1 марта временная электростанция была торжественно сдана в эксплуатацию.
Небывалым трудовым энтузиазмом охвачен весь коллектив. Стройка закаляет людей, вырабатывает характер. Однажды на «перековку» прибыла группа бывших уголовников-рецидивистов во главе с «папашей» Булыгиным (15 лет воровал в поездах чемоданы). Оборванные, грязные, озлобленные, нехотя взялись за ломы и лопаты. В ответ на какое-то замечание прораба один из них бросил:
- Если Максим Горький описал «дно», то учти, что мы родились этажом ниже, так что с нами не очень...
Через два дня часть уголовников сбежала, осталось семь человек. Позднее один из беглецов, Борис Клименко, вернулся:
- Надоело шакалить, решил жить честно. Вслед за ним объявилось еще несколько человек. Через два месяца бригада бывших уголовников включилась в соревнование, а потом даже была некоторое время в числе передовых. Первую награду за ударный труд - новую обувь, отрезы на брюки - вручил отличившимся сам начальник стройки Александр Петрович Субботин.
Но не надо думать, что все шло без сучка, без задоринки. Трудности были огромные. В один из месяцев на стройку прибыло до тысячи человек так называемых «промпереселенцев» - вместе с семьями и малыми детьми. Куда их расселять? Пришлось использовать недооборудованные бараки и два помещения, предназначенные под гаражи. Из-за невероятной скученности, антисанитарных условий вспыхнула эпидемия, шестеро детей скончались от скарлатины... Все это было потом поставлено Субботину в вину, хотя она поровну делилась и на руководителей города, и на Наркомат.
23 июня 1933 года - новая знаменательная дата в истории «Красмаша». С красными флагами, песнями, под звуки марша направились колонны рабочих к месту закладки первого корпуса будущего гиганта машиностроения. Первый камень в основание бронзовой плиты заложил директор завода А.П.Субботин. Эту плиту можно увидеть и сейчас, надпись гласит: «23 июня 1933 года здесь пересечен тракт «Великий Сибирский каторжный путь»
С этого дня строительство завода пошло все нарастающими темпами.
О многом могут поведать архивные документы. Вот я держу в руках некоторые их них. Они рассказывают о том, как трудно складывалась судьба Субботина.
«Выписка из протокола №93 заседания бюро Горкоме ВКП(б) от 25 февраля 1936 г.
...Считать непартийным поведение тов.Субботина - демонстративный уход с заседания парткома, на котором стоял вопрос удаления со стройки исключенных из партии. Субботин заслуживает сурового партийной взыскания, но, принимая во внимание, что после заседания парткома он лиц, которые должны быть удалены со стройки, уволил, объявить Субботину А.П. за демонстративный уход с заседания парткома - выговор. Секретарь горкома ВКП(б) М.Степанов».
Следующий документ - стенограмма собрания городского партийного актива, состоявшегося 23 август 1936 года:
«...Субботин. Седова, как говорится, богом сюда занесло, как ссыльного, как инженера-специалиста.
Степанов. Как «инженера»?
Субботин. Да. (Смех), На третий или четверти день после моего приезда ко мне в кабинет вошел человек, назвался Седовым и стал предлагать свои услуги как специалист по газогенерации. Он стоит передо мной, я его спрашиваю: «Да ты откуда взялся?» «Я, говорит, сын Троцкого». Надо сказать, я немножко вспотел. Надо немного подождать», говорю.
И так Седов ходил некоторое время около завода, потом его взяли на работу».
Наконец, еще один документ - постановление бюро Кировского райкома ВКП(б) от 26 августа 1936 г. с весьма красноречивым названием: «О проявлениях либерализма и небольшевистского отношения к самокритике тов.Субботина». Цитирую суть документа:
«Бюро райкома ВКП(б) считает, что тов.Субботин, возглавляя важнейшее предприятие в крае, допустил в практике своей работы притупление большевистской бдительности, выразившееся в допущении на работу Красмаша Седова - сына Троцкого, Закса - племянника Зиновьева и других социально-чуждых людей. Несмотря на сигналы отдельных коммунистов, тов.Субботин продолжал оставлять этих врагов народа на заводе...»
На этот раз бюро райкома предупредило Субботина, что если он не исправит своих «политических ошибок» к нему будут применены жесткие меры партийного воздействия.
А партийная коллегия Комиссии Партийного Контроля при ЦК ВКП(б), заседавшая 25 сентября того же года, объявила Субботину за те же прегрешения строгий выговор с занесением в личное дело.
Сергей Седов, младший сын Троцкого, сосланный в Сибирь - вот она, ключевая фигура, сыгравшая, как мы вскоре убедимся, столь роковую роль в судьбе Субботина...
Следует дать некоторые пояснения к документам, процитированным выше.
Выговор «за демонстративный уход с заседания парткома» Субботин получил за то, что хотел отстоять некоторых инженеров, толковых специалистов, приносящих пользу заводу. Однако, поскольку они были «классово-чуждыми элементами» (кто из дворян, кто бывший белый офицер, кто просто держал себя независимо), партком требовал их увольнения.
О приеме па работу сына Троцкого - Сергея Седова. В своих многочисленных объяснениях - и устных, и письменных - Субботин пытался правдиво рассказать, как все произошло.
Да, действительно, однажды в его кабинете появился молодой человек, назвался Седовым и предложил свои услуги в качестве специалиста по газогенерации. Пояснил, что работал в НАТИ (научный автотранспортный институт) в качестве доцента, что у него есть труды по данному вопросу.
Надо сказать, что Субботин лишь три-четыре дня как вернулся из командировки в Москву, где получил от своего непосредственного руководителя - начальника Главзолото А.П.Серебровского важное задание - освоить впервые в стране производство газогенераторных двигателей. На прощание Серебровский вручил небольшую книжку - «Легкие газогенераторы автотранспортного типа» трех авторов - Н.С.Мезина, С.Л.Седова и Б.М.Черномордика.
Сейчас, неожиданно увидев эту книжку на столе, Седов сказал Субботину, что это он и есть, один из авторов.
До этого момента Субботин и понятия не имел, что перед ним стоит сын самого Троцкого. И лишь когда он поинтересовался, каким же ветром доцента НАТИ занесло в Сибирь, посетитель сказал, что он - административно-ссыльный.
- А за что же вас выслали?
- Я - сын Троцкого...
Вот здесь-то, как объяснял Субботин, «он немножко вспотел»...
- Специалисты по газогенераторам мне, конечно, нужны - сказал Субботин после минутного замешательства, - но вас я сейчас взять не могу, пока мне не будет дано разрешения.
Не надо думать, что Субботин был таким уж наивным человеком, чтобы сразу, с бухты-барахты взять на завод сына «врага народа № 1». На следующий же день он отправился к первому секретарю крайкома партии П.Д.Акулинушкину, рассказал ему и про задание, полученное в Москве, и про Седова. Акулинушкин тут же позвонил в управление НКВД и согласовал вопрос о приеме на работу ссыльного Седова. Был издан соответствующий приказ:
«Приказ № 228 по управлению «Стройкрасмаша» от 21 сентября 1935 года.
1. Начальнику эксплуатационного отдела А.В.Шауб подготовить и приступить к производству газогенераторных установок для моторных судов, заказываемых золотой промышленностью.
2. Работа и испытания по газогенераторным установкам должны проходить в срочном порядке с тем, чтобы суда, начиная с пятого теплохода, непременно были оборудованы такими установками.
3. Для руководства работами по газогенераторным установкам назначить в эксплуатационный отдел инженера Седова Сергея Львовича.
Начальник строительства и директор завода А.Субботин».
Добавим, что оклад новому инженеру был установлен в сумме 750 рублей в месяц.
Вскоре в Красноярске появился А.П.Серебровский, который сказал:
- Конечно, Седов - фигура не совсем удачная, но как специалиста его можно использовать. - И даже поднял перед П.Д.Акулинушкиным вопрос - нельзя ли в Красноярске организовать техническое бюро из всех ссыльных специалистов, которое работало бы под контролем НКВД, а занималось бы газогенераторами, паровыми машинами и прочими механизмами, которые будет осваивать завод.
Из НКВД ответили: бюро создавать нецелесообразно, Седова можно использовать как специалиста. Но не в штате, а по договору.
После этого по заводу был издан другой приказ - об освобождении Седова от занимаемой должности и заключении с ним трудового соглашения. Вот его текст:
«Завод тяжелого машиностроения и вагоностроения в г.Красноярске - «Красмашвагонстрой» в лице заместителя начальника строительства и директора завода Ермилова Александра Васильевича с одной стороны и инженера-механика Седова Сергея Львовича с другой пришли к соглашению:
1. Гражданин Седов С.Л. принимает на себя обязательство провести на заводе работу по переводу выпускаемых теплоходов на газогенераторный газ. План работы прилагается.
2. Работа ориентировочно рассчитана на 12 месяцев и за ее выполнение Красмашвагонстрой выплачивает Седову С.Л. десять тысяч рублей (10000)... ежемесячно в сумме 750 рублей.»
Соглашением оговаривалось также, что работа будет выполняться в эксплуатационном отделе в установленное время, что Седову С.Л. будут обеспечены, как и положено по закону, прозодежда, больничные, отпускные.
В «Деле» Субботина подшит личный листок по учету кадров и самого Сергея Львовича. Из него можно узнать, что родился он в марте 1904 года в г.Вене, беспартийный, окончил Московский механический институт им.М.В.Ломоносова по специальности - автомобилизм, имеет научные труды в области газогенераторов, двигателей и термодинамики. Состоит на учете, как административно-ссыльный. В Красноярск выслан постановлением Особого Совещания НКВД по ст.58 УК сроком на пять лет.
К личному листку приложено и фото - молодой человек интеллигентного вида, стрижен наголо, одет в осеннее пальто, шарф, галстук. Взгляд спокойный, внимательный. По воспоминаниям Добровольского, Сергей Седов отличался общительным характером, был доброжелателен, азартно играл в заводской футбольной команде. В одном из документов сказано, что «Седову даже доверили читать лекции рабочим».
Из этого можно заключить, что Сергею Седову, несмотря на то, что он был сыном «врага народа № 1», на заводе доверяли. Естественно, что начитанный, всесторонне образованный молодой инженер, уже имеющий свои печатные труды, пользовался в коллективе, особенно среди инженерно-технических работников, определенным авторитетом, к его голосу прислушивались.
В сентябре 1935 года Седову было дано прямое задание - изготовить новый газогенераторный двигатель с тем, чтобы в навигацию будущего года проверить его в действии. С этой целью был заложен новый экспериментальный корпус газохода. Учитывая, что Седов «из лагеря врагов», к нему был приставлен помощник и одновременно соглядатай Рогозов.
Лабораторные исследования, а потом и первые опыты непосредственно на судне дали положительные результаты. Затем Седова арестовали, но Рогозов сумел довести дело до конца. Первые два газогенератора были установлены на судах и дали положительные результаты (заказ поступил на семь судов). В одной из своих объяснительных директор завода напишет:
«Нужно отметить, что в продолжение 10 дней судно «Газоход» испытывалось специальной комиссией из Госпара и дало прекрасные результаты».
Затем дело застопорилось, в газете «Красноярский рабочий» даже появилась обличительная корреспонденция «По вине Красмашвагонстроя суда не выходят в рейс».
В интервью известного ученого, доктора исторических и философских наук Д.А.Волкогонова, которое он дал «Известиям» (18 августа 1990 года), сказано:
«В 37-м в Советском Союзе был расстрелян младший сын Троцкого Сергей Седов. Жива его жена Ольга Гребнер. Мне она рассказала о семье Троцкого. Сергей – в 28 лет профессор, талантливый химик, был далек от политики».
Из документов, которые хранятся в архивах Красноярска, а главное из личного листка по учету кадров, заполненному собственноручно С.Седовым, следует, что маститого профессора О.Гребнер ввела в заблуждение. Во-первых, химиком С.Седов никак быть не мог, поскольку окончил механический институт по специальности – автомобилизм. Во-вторых, он был доцентом, а не профессором.
И, наконец, фамилия жены Седова, которая находилась с ним в Красноярске, не Ольга Гребнер, а Г.М.Рубинштейн. Правда, Д.А.Волкогонов оговаривается, что родственники Троцкого, в том числе жена младшего сына, могли сменить свои фамилии, что, мол, вполне объяснимо. Однако, если фамилия не совпадает, то хотя бы инициалы должны быть одинаковыми. Так что вопрос о жене Седова остается открытым, ясно лишь, что в данном случае это две совершенно разные женщины.
Первый и наиболее известный биограф Троцкого, сам бывший троцкист, Исаак Дойчер отмечал в своей книге «Пророк в изгнании», что, в отличие от старшего брата Льва, Сергей Седов сторонился политики, старался ни в какие дела отца не впутываться. Действительно был типичным «технарем». Судя по всему, являлся неплохим специалистом в своем деле, мог принести стране немалую пользу. Но... Следователей, занимавшихся «делом» Седова-младшего, людей, как правило, не очень образованных, зато с гипертрофированным чутьем на «классовых врагов», не могли не раздражать такие детали его биографии, как длительное проживание за границей (Австрия, Швейцария, Франция, Испания, Америка), знание французского языка, научные труды. Ну, а такие вещи, как ответ в графе «народность» - «русско-еврейская» или в графе «занятие родителей» - «Политика» (да еще с большой буквы!) вызывали просто бешенство. Ишь ты, «Политика»! Все добропорядочные граждане, печатая шаг в сомкнутых колоннах, стремятся построить, как учит «великий вождь и учитель» тов.Сталин, социализм в отдельно взятой стране, а эти, из «образованных», вредят всюду, где только можно, да еще и «Политикой» это называют. К стенке их - вот и весь разговор.
Разумеется, и поставили потом Троцкого-младшего, замаскировавшегося под фамилией «Седов», к стенке. Вот только в мотивах обвинения Сергея Седова Исаак Дойчер не совсем точен. В своей книге он пишет, что младший сын Троцкого был обвинен «в подготовке по приказу отца массового отравления заводских рабочих», за что осужден и расстрелян. Архивные документы, которыми располагаем мы, позволяют утверждать, что Седову приписывались также и вредительство, и саботаж.
Такой конец неминуемо ждал каждого, кто состоял в любых родственных отношениях с Троцким - главным врагом Сталина в то время.
Ясно, что никакие доводы, никакие ссылки Субботина на производственную необходимость при приеме Седова и других специалистов на работу не возымели действия.
Петля, наброшенная на шею директора завода, начала неумолимо стягиваться...
Конечно, работать в таких условиях, руководить огромной стройкой и одновременно готовить цеха к выпуску столь нужной стране продукции, было крайне тяжело. Но Субботин, человек, закаленный в житейских бурях, умел, когда надо, проявить характер, противостоять начавшейся травле.
Он - всегда с рабочими, прекрасно знает их нужды и беды, в общении прост, не чванлив и не гневлив. Вот он на фотографии, хранящейся у Игоря Ивановича, вместе с другими работниками заводоуправления на субботнике, тащит огромные строительные «козлы». Всех ударников стройки директор знал по имени-отчеству. В день закладки первого корпуса завода, после короткого митинга, сел за общий длинный стол, уставленный вином и закусками, ел, пил, песни пел. Рабочие потом часто вспоминали этот день и назвали его - «народный пир»! Любой рабочий запросто мог попросить у своего директора денег взаймы или закурить - никогда не отказывал.
Сыновья - и родной, и приемный - вспоминают, что их отец из всех блюд предпочитал сибирские пельмени, обладал веселым нравом, любил всевозможные розыгрыши. За успешное строительство машиностроительного завода его премировали мотоциклом марки «Харлей». С этим мотоциклом была связана масса всяких историй. Гонял он на нем так, что только ветер свистел в ушах. Разрешал садиться за руль и старшему, Игорю. Однажды, еще в Иркутске, у него пытались выкрасть мотоцикл из гаража. Отец выскочил из дома, стал стрелять из браунинга, сохранившегося, видать, еще с гражданской...
И, наконец, эта бесшабашная езда на мотоцикле едва не стоила жизни отцу с матерью. Он сильно ушибся, а ее пришлось спешно везти в больницу - начались преждевременные роды... Так вот и появился на свет младшенький, Светик, как его ласково называли в семье.
Надо сказать, что и автомобиль М-1, на котором Субботин стал разъезжать в Красноярске, сменив на него «персональную» извозчичью пролетку, был подарком самого наркома С.Орджоникидзе - за ударное строительство завода.
Многие годы по старой привычке Субботин носил бушлат матросский. Лишь потом, когда в командировке за границей побывал (в Германии), стал следить за одеждой, к хорошему костюму да шляпе приохотился.
А уж петь-то как любил! И в своем коллективе, и в семье. Бывало, как затянет во всю свою могучую глотку:
По диким степям Забайкалья, Где золото роют в горах...
- не было такого, чтоб не подтянул.
Хорошо знал Субботина старожил Красноярска, отдавший всю свою жизнь делу строительства, Борис Вениаминович Воробьёв (ныне покойный). По моей просьбе он прислал свои воспоминания о нем. Приведу несколько отрывков:
«Субботин, как только его назначили начальником стройки, первым делом переместил управление и другие службы с левого на правый берег Енисея. С его приходом стройка как-то сразу подтянулась, все сразу почувствовали опытное, требовательное руководство...
Я был в то время прорабом, сооружал кирпичный завод (за счет и для нужд Красмаша). По работе часто приходилось иметь дело с Субботиным. Был он энергичным и компетентным специалистом. Под его руководством в первые же годы были построены 105 двухэтажных домов на Втором участке, клуб, магазин, стадион, школы и другие объекты...
В 1936 году завод начал выпускать свою первую продукцию. Это были катера «Комсомолец Ямкин» и «Большой Красноярск», которые помогли в какой-то степени решить вопрос перевозки пассажиров через Енисей…
В конце 1936 и начале 1937 года началась кампания по борьбе с разного рода «вредителями». Краевые газеты и местные многотиражки заполнились материалами на эти темы. Не осталась в стороне и наша заводская газета «Сталинец». Один из ее номеров целиком был посвящен «вредительской» деятельности Субботина. Отчетливо помню собрание, когда Субботин сидел в президиуме и вынужден был слушать самые дикие обвинения в свой адрес. Было хорошо видно, как он переживал...
Кстати сказать, репрессии коснулись и нашей семьи. В июне 1936 года арестовали моего отца - Вениамина Константиновича, как тогда говорили - по «Косовановскому делу». Отец был топографом, работал под руководством профессора Косованова. Расстреляли как их обоих, так и других. Лишь в 1957 году отца реабилитировали. После организации на правобережье Кировского района меня избрали депутатом райсовета. Но в 1937 году, как сыну «врага народа» предложили сдать депутатский мандат. Пытались ошельмовать, но созданная комиссия (ее возглавлял старый большевик, жаль, не помню его фамилию) меня защитила. Больше меня не трогали...
И еще мне запомнилось 16 февраля 1937 года. В этот день Субботин приехал к нам на кирпичный завод. Когда Александр Петрович входил в один из цехов, к нему быстрым шагом подошел заведующий кадрами кирпичного завода Прокушев и сказал, что только что звонили по телефону из заводоуправления. Просили передать ему, что в Москве скончался Орджоникидзе... Мы знали, что Субботин был в близких отношениях с Серго, что тот очень ценил нашего директора...
Услышав такое известие, Субботин сразу остановился, как-то «подломился», что при его высоком росте было особенно заметно. Затем резко повернулся, быстрыми шагами пошел к автомашине и уехал.
С тех пор я никогда больше его не видел». Несмотря на немалый уже опыт руководящей работы, Субботин не кичился своим положением, но и критики в свой адрес не терпел - что правда, то правда. Однажды заявил: «Не дано права рядовым членам партии критиковать меня». Ярко высвечивает его характер такой эпизод. На одном из партийных собраний на Субботина вновь обрушилась предвзятая критика, в том числе со стороны члена партии начальника судостроительного цеха Базанова. Отвечая на нее, Субботин сказал:
- Из всех разговоров, которые здесь имели место, я пришел к тому выводу, что оказался вроде бы контрреволюционер. Я уже восемь лет инженер, но всего не знаю и вынужден подчас сам обращаться за советом к специалистам. А Базанов уже все понял. Всего три месяца как работает и берет на себя смелость сказать, что он уже строитель, и что он может обойтись без Телегина и т.д. Я знаю только одно: с одним Базановым программу мы не выполним. А Телегин получил значок стахановца за выполнение плана работы.
О большом личном мужестве, о порядочности и человечности Субботина красноречиво свидетельствует такой факт. Вспомним фразу из протокола заседания Партколлегии: «... и даже после ареста Седова продолжал заботиться о Седове».
Так и было. Субботин, после ареста Седова 16 июня 1936 года не мог оставить без средств к существованию жену Г.М.Рубинштейн. Приняв и выслушав несчастную женщину, Субботин наложил на бумаге в бухгалтерию резолюцию: «Прошу вас произвести расчет с тов.Седовым и деньги не задерживать».
Эти и другие факты вскоре же были поставлены в вину Субботину его преследователями.
За каждым его шагом внимательно следили, все его действия, разговоры, встречи фиксировались. Так, в одной из докладных на имя уполномоченного КПК при ЦК ВКП(б) по Красноярскому краю Хавкина говорится:
«Из материалов расследования установлено… Седов начал свое посещение завода 26 августа 1935 г. (пропуск № 1402), был Седов на заводе и 27 августа (пропуск № 1435) в день отъезда Субботина в служебную командировку.
1 сентября 1935 года Седов назначается на должность инженера отдела эксплуатации с окладом жалованья 750 рублей в месяц и приказ о его назначении на работу подписывается возвратившимся из командировки Субботиным, к которому 19 сентября Седов приходил для переговоров. Так что это не «случайная» встреча.
Установив из разговора с Седовым, что тот является сыном Троцкого, Субботин не счел прямым своим долгом, как коммунист и администратор, заставить его в личном листке по учету кадров четко объяснить занятие родителей, где Седовым было записано, что основное занятие родителей - политика…
...Стараясь снять с себя ответственность за по следствия оставления на заводе Седова, Субботин поручает своему беспартийному заму инженеру Ермилову заключить с Седовым договор, и 10 октября 1935 года заключается соглашение... В общем, ни один из пунктов не обязывает Седова - ни ускорить работу, ни отвечать за качество выполняемой им работы…
После ареста Седова органами НКВД 16 июня 1936 года Субботин вызывает по радиотелефону т.Серебровского и, информируя последнего о полугодовой программе и тяжелом финансовом положении стройки пытается через Серебровского освободить Седова, как незаменимого специалиста, и, получив от Серебровского ответ, что «если взяли - хорошо сделали», не дал распоряжения о тщательной проверке выполненной по договору работы Седовым».
Далее автор докладной подчеркивает, что жене Седова – Рубинштейн действительно было выдано 993 рубля «в то время, когда на заводе хронически задерживалась зарплата рабочим…
Имея полное представление о Седове, как последыше Троцкого, Субботин допустил не только преступление большевистской бдительности, но и расшаркивание перед отъявленным врагом партии, именуя его товарищем».
В общем, предвзятость автора докладной по отношению к Субботину видна невооруженным взглядом, цель ясна – очернить его во что бы то ни стало. Здесь что ни факт – то новый криминал, еще одно лыко в строку. Вот, скажем, такой:
«Кроме Седова, на завод 17 марта 1935 г. был принят племянник Зиновьева – Закс, который неоднократно имел перемещение по заводу с повышением в окладе жалованья… При попустительстве Субботина, как члена парткома, он редактировал стенную газету «Коммунар» и руководил кружком немецкого языка, посещаемый рабочей молодежью...»
Или такой пассаж: «Наличие на ответственной работе строительства завода 22-х человек - антисоветски классово-чуждого элемента и выявленные парторганизацией Красмашстроя 11 троцкистов говорит за притупление большевистской бдительности у Субботина и за его либеральное отношение к Седову, Заксу, Кутузову И.И. - последний занимал должность гл. механика, ярый троцкист, изъятый с завода органами НКВД и отданный под суд за вредительство. И, несмотря на это, Субботин дает ему хорошую характеристику, как хорошему производственнику.
Субботин добивался перед органами НКВД о засекречивании Глебова - бывшего крупного помещика, ярого врага Советов. И, несмотря на то, что Субботину отказали, он обращается в Москву к Серебровскому, прося содействия перед центральными органами НКВД в засекречивании Глебова». И лишь после «изъятия» Глебова с завода, добавляет автор, Субботин прекратил свои хлопоты.
Кроме как грязным доносом, полным фальсификации и злобы, сей документ не назовешь.
Итак, еще одна ключевая фигура в «деле» Субботина - Закс, племянник Зиновьева. Что это за человек?
Из личного листка по учету кадров, заполненном Заксом 25 февраля 1935 года, можно узнать, что Рафаил Самуилович родился в 1911 году, по национальности еврей, образование высшее, несколько лет жил Германии (отсюда отличное знание немецкого языка), где его мать работала в Берлинском полпредстве. По образованию - экономист. Имеет печатные работы. Преподавал в советских школах. Здесь, на Красмаше, был принят в жилищно-коммунальное управление плановиком.
Ага, опять интеллигент! - обрадовались преследователи «врагов народа». - Вновь - печатные труды, пребывание за границей, знание иностранного языка! А главное – племянник самого Зиновьева! Кто не знает про правый «Антисоветский объединенный троцкистско-зиновьевский центр»? Ух, вражина! И вот таких пытается взять под крыло директор завода товарищ Субботин? Да ведь дядю этого самого Закса, Г.Е.Зиновьева еще в январе 1935 года осудила военная коллегия. Оказался руководителем подпольной контрреволюционной организации, которая готовила теракты в отношении руководителей партии и правительства, участвовала в подготовке убийства любимого народом С.М.Кирова! Да разве мог племянник не знать о коварных замыслах своего дяди? Наверняка знал!
А потом, взгляните вы на этого Субботина, «благодетеля» и защитника врагов народа. Куда ни глянь - всюду у него люди с какими-то уж больно подозрительными фамилиями. Взять хотя бы Шауба. Шауб - немец, из потомственных дворян, бывший владелец меднолитейного завода в С.-Петербурге. Вряд ли у него, сына какого-то там академика и архитектора, все чисто, не даром ГПУ арестовывало его в Иркутске в 1931 году. А Субботин не посмотрел ни на что, назначил немца начальником отдела эксплуатации завода. Потом и Седова туда же пристроил.
А Раввин, начальник Техотдела? А Берлин, начальник финчасти завода? Лейман, секретарь парткома завода? Гоман, зам. директора по кадрам? Ведь все они наверняка троцкисты!
Впрочем, и другие не лучше. Вот главный механик завода Грачев Н.Н. Говорят, за участие в монархическом заговоре в знаменитых Соловках сиживал. Еще бы! Ведь капитаном первого ранга был, старшим механиком на яхте самой императрицы служил! Наверняка по старым временам тоскует. Так почему его Субботин пригрел? Неспроста! Специалист хороший, в судостроении разбирается? А это мы еще посмотрим!
Или Телегин А.В., руководит на заводе судостроением. А ведь тоже из дворян, вроде даже к «вышке» приговаривался, да вот сумел, стало быть, выкрутиться. Из Нижнего Новгорода да прямо в Красноярск попал. Теперь вот на нашем, советском заводе работает. А Субботин ему еще и значок стахановца вручил. Недаром рабочие возмущаются.
Гневно «разоблачает» Субботина, этого «пособника врага», на партийных собраниях редактор многотиражки «Сталинец».
Одну бумагу за другой отсылает секретарь парткома, сменивший на этом посту Леймана, конечно же, оказавшегося троцкистом.
Лихорадочно, боясь опоздать, проявляя «бдительность», сочиняет докладную в крайком партии секретарь Кировского райкома ВКП(б).
В травлю включаются краевые газеты.
22 августа 1936 года в «Красноярском рабочем» появляется корреспонденция «Без критики нет бдительности». В ней описывается, как действовали на Красмашстрое вредители, как «экспериментировал» с газогенераторами Седов, как директор завода вместо того, чтобы «оказать активную помощь в разоблачении классового врага, встал на явно непартийные позиции, не прислушался к голосу коммунистов».
Потом еще одна статья, еще и еще... «Не ослабляв ни на минуту борьбы с врагами народа!» - призывает газета. «Горячее одобрение встретил в коллективе завода приговор по делу фашистских наймитов: Троцкого, Зиновьева, Каменева и других гадов!» - информирует она своих читателей.
Под некоторыми заметками и статьями стоят знакомые подписи - М.Крючков, А.Староватов. Я их хорошо знал. Когда был принят в штат редакции в 1952 году, первый из них был заведующим отделом писем, второй - зав. отделом партийной жизни, к тому же несколько лет являлся секретарем партбюро редакции.
Верили ли они в то, о чем писали? Действовали по убеждению или лишь по служебному долгу, приказу, выполняя «указание»? Понимали ли они, что принимают участие в зловещем, кровавом спектакле и что играют в нем роль не просто статистов?
Ответов на эти вопросы мы уже не получим. Крючков умер еще в 50-е годы. Староватов уехал к дочери в Киев и сейчас его тоже наверняка нет в живых.
Но никогда не следует забывать: пресса - оружие очень сильное. Пресса формирует общественное мнение, способна поднять миллионные массы как на доброе, так и на злое дело. Именно так и было в 1936-1938 годах, когда миллионы глоток требовали крови, немедленной расправы с «врагами народа». А потом попробуй разберись - правым иль виновным снесли головы.
25 сентября 1936 года Партколлегия КПК при ЦК ВКП(б) по Красноярскому краю объявила Субботину строгий выговор с занесением в учетную карточку - «за притупление классовой бдительности, выразившееся в засорении строительства антисоветскими элементами».
28 января следующего года Кировский райком принял постановление: «Вывести Субботина из состава бюро и поставить на пленуме крайкома вопрос об исключении его из членов райкома. Поставить перед горкомом и край комом вопрос об исключении Субботина из членов партии.
Партийный билет Субботина задержать».
10 июня 1937 года Субботин был исключен из членов партии (дело об этом в архивах не найдено).
А пока... Пока травля продолжается. Немного раньше, 11 апреля 1937 года Субботина вызвали в горком партии. Здесь секретарь горкома в присутствии первого секретаря крайкома П.Д.Акулинушкина учинил Субботину подлинный допрос (в стенограмме он стыдливо именуется «беседой»). На голову Субботина обрушился град вопросов-обвинений, один зловещее другого: когда и почему он принял на завод Седова? Почему доверил ему производство газогенераторов? Что это за «личные доклады» делал ему Седов? Почему, когда на заводе тяжелое положение с жильем, предоставил Седову квартиру с бесплатными коммунальными услугами? Правда ли, что книга Седова была принята им, Субботиным, в подарок и надписью от автора «На память»? С какой целью послал он в Москву, в Главзолото, телеграмму, в которой извещал Серебровского об аресте Седова? Почему дал положительную характеристику Кутузову, изобличенному, как троцкист? Да еще сидел с ним на диване «в приятельской позе»?
Субботин, как мог, защищался, отметая наветы и клевету. Никаких «личных докладов» Седов ему не делал, были обычные служебные разговоры. Да, Седову была предоставлена комната (не квартира!) наряду с другими специалистами, но коммунальные услуги - платные, как у всех. Книгу Седов ему не дарил, надписи не делал. Телеграмму в Москву Субботин не посылал, был обыкновенный телефонный разговор. С Кутузовым приятельских отношений не поддерживал, а на диване вообще ни когда сидеть не любил, только на стуле...
Далее - очень характерный диалог, показывающий Субботина человеком твердых убеждений:
«Субботин. ...Но ведь Рамзин был враг, а ему потом орден дали. Я дал ему характеристику (положительную - К.П.) за внимательное отношение к работе...
Степанов. Но ему можно было дать отрицательную характеристику, раз он враг?
Субботин. Но ведь враги исправляются.
Степанов. Значит, вы его не считали врагом?
Субботин. Я считал его работником.
Степанов. А врагом?
Субботин. Не считал.
Степанов. Приходится констатировать, что вся система вашей работы была построена на покровительстве врагам. Вы покровительствовали врагам - Смирнов! Кутузову, Седову...
Субботин. Если вы это находите. Но фактов, по-моему, пока нет».
Было ясно, что «беседа» зашла слишком далеко. Приходилось защищаться изо всех сил, а то и наносить контрудары. Как, например, такой:
«- У нас вот было три секретаря парткома - троцкисты, так я тоже могу сказать, что горком покровительствовал троцкистам, ведь этих секретарей парткома нам присылал горком».
Но Субботин в эти минуты уже явственно чувство вал, что эта схватка проиграна...
Особенно тяжким преступлением в то время считалось непочтительное отношение к «любимому вождю и учителю всех народов» товарищу Сталину, проявление недоверия к проводимой им и правительством политике.
А Субботин позволял себе иметь свое мнение, не хотел действовать по указке сверху, быть марионеткой в чужих руках. В одном из документов (очередной донос), отправленном из Кировского райкома в крайком партии, говорится:
«Субботин на партийном собрании, где изучался доклад и заключительное слово тов.Сталина, категорически отказался выступить и предопределить свое отношение к этому важнейшему партийному документу, мотивируя отказ тем, что он не подготовился к выступлению по данному вопросу.
Такую линию поведения нельзя рассматривать иначе, как протест против доклада и заключительного слова тов.Сталина».
Позже, уже находясь под арестом, Субботин твердо стоял на своем: «... я, наконец, не мог мириться с внутри партийной жизнью, которая лишала прав члена партии высказывать свои взгляды по вопросам политики партии, а решения низовых партийных организаций принимались по прямому указанию партийного руководства...»
Такое признание мог сделать только очень мужественный человек, А далее?
«Я не разделял также линии партии в вопросах массовых репрессий и судов, применяемых иногда совершенно необоснованно к лицам, не разделяющим полностью политики партии».
О широте взглядов Субботина, независимости его суждений говорят и такие его слова, записанные в протоколе одного из допросов:
«…Я не разделял политики партии в отношении взятых темпов индустриализации страны, которая проводилась, по-моему, за счет ухудшения материально-бытовых условий рабочих».
Еще в 1934 году Субботин побывал как-то на квартире у своего непосредственного руководителя, начальника Главзолото Серебровского. У того гостил наш военный атташе из Франции. Хозяин квартиры сказал тогда: «Сколько бы мы ни нажимали на развитие промышленности, все равно нам не догнать передовые капиталистические страны» и привел в качестве примера производство автомобилей.
И военный атташе, и Субботин, по сути, поддержали подобное мнение. А это, по тем временам, могло быть расценено только как капитулянтство, антисоветчина. Естественно, что Серебровского впоследствии тоже арестовали и расстреляли как «врага народа». Атташе, вероятно, тоже.
Да, были люди, твердо убежденные в своей правоте, мужественно отстаивающие свои взгляды даже в те непростые годы, в годы бурного расцвета культа личности и развязавшейся кампании террора в отношении инакомыслящих. Эти люди не соглашались с политикой голого командования в партии, слепого и бездумного копирования идущих «сверху» указаний. Они открыто протестовали против произвола и необоснованных репрессий, видели серьезные изъяны в политике индустриализации страны. Одним из них и был Александр Петрович Субботин.
Естественно, подобное свободомыслие и «строптивость» ему простить не могли. Первый секретарь крайкома партии П.Д.Акулинушкин, поначалу защищавший директора Красмашстроя от необоснованных нападок и травли, видимо, решил перестраховаться и откреститься от человека, ведущего себя столь независимо и дерзко. И вот на свет появляется документ, который показывает нам, к сожалению, иное лицо П.Д.Акулинушкина. Это - официальное письмо на имя тогдашнего секретаря ЦК ВКП(б) А.Андреева. Приведем из него несколько отрывков:
«На Стройкрасмаше в 1936 году вскрыта контрреволюционная троцкистская вредительская группа, возглавляемая Седовым - сыном Троцкого, Заксом - племянником Зиновьева и другими.
Установлено, что начальник строительства и директор завода Субботин, лично зная арестованных вредителей, расставил их на самые важные посты и, имея с ними весьма тесную и близкую связь, своей защитой и поддержкой создавал обстановку и условия для вредительской и подрывной деятельности этим врагам народа...
Когда Седов делал эксперименты по газогенератостроению и выпустил газ, что повлекло сильное угорание рабочих, то Субботин так объяснил этот факт: «в газете была заметка, что Седов, якобы, открыл клапаны у газогенераторов в цех... выяснилось, что клапаны про сто забыл закрыть его помощник».
Удивляешься тому, как можно казалось бы ясные, бесспорные факты извратить, дать им совершенно иное толкование. Говоря о том, что Субботин премировал за рационализаторскую деятельность котельного мастера Хохлова, отметил его в приказе и советовал рабочим держать с него пример, Акулинушкин обвиняет директора завода в... двурушничестве. Цитируя другой его приказ - о прекращении склок, мешающих работе - «Разговоры о вредительстве прекратить, вредительства никакого нет, кто будет заниматься болтовней - выгоню!» (надо было иметь мужество, чтобы так заявить в то время!) - Акулинушкин извращает смысл и этого приказа, поворачивая дело таким образом, будто Субботин защищает вредителей-троцкистов.
Все учел автор письма в Москву: и благодарность директора завода Заксу, племяннику Зиновьева, и повышение ему зарплаты, и премии «вредителям» из «особо секретных фондов». На деле же этот спецфонд в сумме 41 тыс. рублей никакой тайны и не представлял. Он был выделен Наркоматом целевым назначением - для поощрения наиболее отличившихся рабочих и специалистов. Да вот беда – не тем людям был роздан, считает Акулинушкин. На его взгляд, не менее 75 процентов фонда надо было раздать партийцам, из проверенного же списка в 16 человек членом партии оказался лишь один, некий Кислицын! Да это же явная крамола, выпад против партии! –, возмутился первый секретарь крайкома. А вот как про явили себя партийцы в деле - это его уже не интересует.
В письме приведен длинный перечень фактов «вредительской деятельности как самого директора, так и нашедших у него убежище «врагов народа», в том числе срыв выполнения приказа Орджоникидзе о начале вы пуска на заводе четырехосных вагонов и т.д. и т.п.
В заключение - «выводы крайкома партии: «органически сросся с троцкистами, вредителями и классово-враждебными элементами», «сомкнувшись с этими врагами народа, сам встал на путь вредительства».
Это был, по сути дела, смертный приговор... Какими чувствами руководствовался Павел Дмитриевич Акулинушкин, пользовавшийся в крае немалым авторитетом, сочиняя столь зловещий документ? Как мог он, в прошлом сын бедняка, честный и открытый рабочий парень, прошедший фронты гражданской войны, в 20 лет ставший комиссаром, а в 35 - возглавивший краевой комитет партии в только что созданном Красноярском крае, - как мог он подписать этот смертный приговор, в котором не было ни строчки правды?!
Впрочем, подписал он не только это письмо. Его подпись, как члена зловещей «тройки», стоит еще под целым рядом других документов, отправляющих многих и многих на верную смерть, ибо это были действительно приговоры.
Вместе с Сергеем Седовым были арестованы многие руководители отделов, другие специалисты. Официальное сообщение о том, что на заводе раскрыта крупная диверсионно-террористическая организация (в одном из документов значится цифра 100) парализовал коллектив. Резко упала производственная дисциплина, люди боялись всего - неосторожного слова, жеста, поступка...
Весть о тревожном положении на заводе дошла и до Наркомтяжпрома, в ведении которого находилось тогда Главзолото. Коллегия Наркомата вроде бы приняла решение об укреплении порядка на Красмашзаводе. Сам Серго Орджоникидзе позвонил и, как записано со слов работника радиосети завода, сказал Субботину:
- Бросьте заниматься паникерством! Вам надо руководить заводом! Надо сказать, что работники радиостанции завода нередко тогда транслировали, в целях агитации, подобные переговоры, которые велись по радиотелефону, на всю территорию предприятия, так что этот разговор Орджоникидзе с Субботиным слышали многие. Подтверждение мы находим и в воспоминаниях Добровольского:
- Однажды я услышал транслировавшийся по заводу разговор Орджоникидзе с Субботиным. Это было в период, когда у Александра Петровича партбилет уже отобрали, но из партии он еще не был исключен. «Ты, Александр, не беспокойся, - говорил Орджоникидзе, - я добьюсь того, чтобы партбилет тебе вернули».
Не успел. Сам пал жертвой чудовищных интриг Сталина. А ведь Орджоникидзе и Субботина связывало очень многое - и общая борьба с контрреволюцией еще в годы гражданской войны в Закавказье, где они и познакомились и совместная работа на протяжении многих лет. Вполне возможно, что они дружили семьями, обращались друг к другу на «ты». Серго высоко ценил деловые качества Александра Петровича. Об этом свидетельствует хотя бы его речь на XVII съезде ВКП(б). Говоря об успешной работе объединения «Спецсталь», нарком тяжелой промышленности тепло отозвался о Субботине – «заводском волке», который заводское дело знает как следует», умеет работать с людьми.
И вот теперь Субботин лишился последней поддержки. Но, находясь в одиночестве, упрямо продолжал не равную борьбу. Арестовать его, члена партии с 1918 года, в прошлом боевого комиссара? Ну уж нет, дудки! Ведь он был к тому же награжден орденом Трудового Красного Знамени, имел Знак стахановца золотоплатиновой промышленности и другие награды и поощрения. Да и по партийной линии к нему не придерешься: в далеком 1921-м - член Батумского обкома, в 1930-м - член Иркутского горкома, затем два года - член Восточно-Сибирского крайкома. Здесь, в Красноярске, тоже избран в состав крайкома партии.
Но - тщетно. Обвинения, одно страшнее другого, налипали, росли как снежный ком, «улики» становились все более неопровержимыми: приятельские, почти семейные связи с изобличенным «врагом народа» Серебровским, подозрительная командировка в Москву к самому Пятакову! А цель командировки? Получить директиву о снятии 75 процентов финансовых средств со стройки. А это, явствует потом из обвинительных документов, «ставит под угрозу срыва выпуск вагонов» и «вызвало тяжелое материальное положение рабочих».
Короче говоря, хватит с ним церемониться, рассудили его преследователи, пора брать!
16 июня 1937 года он был арестован.
«Постановление об избрании меры пресечения и предъявления обвинения... Субботин достаточно изобличается в том, что является участником антисоветской диверсионной террористической организации... Привлечь в качестве обвиняемого по ст.ст.58-1 «а», 58-8, II УК, мерой пресечения избрать содержание под стражей при тюрьме УНКВД Красноярского края. 17 ноября 1937 г.»
(Впрочем, из «Анкеты арестованного» мы узнаем про другую дату ареста - 16 июня. Очевидно, она точнее, постановление написано задним числом).
Следом - другое постановление: «описать лично принадлежащее имущество Субботина А.П.: легковую автомашину и мотоцикл с прицепной коляской...»
Войдя в раж, преследователи «вредителей» и «врагов народа» уже не могли остановиться. Масштабы репрессий все увеличивались, число жертв росло. Был арестован и вскоре расстрелян Акулинушкин. Не избежали ареста также Степанов, другие руководящие работники партийно-советского аппарата города и края.
Теперь необходимо рассказать о семье Александра Петровича, его близких. А для этого вернуться в Баку той далекой революционной поры. Здесь мы снова пре доставим слово И.И.Добровольскому:
- Наша квартира в Баку, по рассказам моей матери, служила явкой для революционеров. В ней бывали и Орджоникидзе, и Микоян, а также те, кого потом стали называть «26 бакинских комиссаров» - Шаумян, Джапаридзе и другие. Сестра моей матери - Мария Христиановна - вышла замуж за одного из этих комиссаров - Амирова, который, таким образом, стал моим дядей
Помню, когда мне было лет пять, к нам в квартиру зашел жандарм. Я лежал в постели со сломанной ногой. Жандарм спросил мать, нет ли в доме кого из посторонних. Мать ответила, что никого нет. В страхе молчал и я, хотя именно в тот день у нас прятался один из революционеров.
Потом, уже в первые годы Советской власти, у нас в квартире появился бравый комиссар с эсминца - Александр Петрович Субботин. Мать моя занималась вопросами продовольственного снабжения города. И к ней часто приходили по служебным делам. Вот после этого знакомства они и по женились.
Здесь же, в Баку, состоялось первое знакомство Субботина и с Серебровским, который занимался восстановлением нефтяных промыслов, разрушенных во время гражданской войны.
После того, как революционная буря пронеслась над всем Кавказом, началась мирная работа, Субботина направили в Батуми, оттуда на учебу в Ленинград.
Читать и писать Игоря научила его тетя, Мария Христиановна, которая потом учительствовала в Москве. После окончания Игорем политехникума в Иркутске семья вновь воссоединилась в Красноярске. Здесь вскоре у Субботиных родился сын, которого назвали Святославом.
Игорь Иванович в 1934 году тоже обзавелся собствен ной семьей, пошли дети, внуки, а потом и правнуки... Внук Евгений работает инженером все на том же Красмаше.
- Игорь Иванович, а вас лично коснулись события 1937 года? - спрашиваю своего собеседника.
- Еще как! - отвечает. - Этот год мне всю жизнь испоганил. Все время таскали меня из-за отца, «троцкистом» называли за то, будто я, используя комсомольский кружок, проповедовал взгляды Троцкого. А когда отца арестовали окончательно, вызвал следователь меня и сует под нос бумажку: «Подписывай!» Я читаю, а в бумажке сказано, что Субботин - «враг народа». Я: «Не буду!» Тогда следователь выхватывает наган. «Пристрелю на месте, как собаку!» - грозит. Но не на таковских напал. Меня, бывшего беспризорника, на понт не возьмешь. Послал я его подальше...
- В общем, ничего у них со мной не вышло. Хотя вижу, чувствую, что осведомлены они обо мне хорошо: мои высказывания среди комсомольцев знают, и про драку с отцом (было дело, заспорили мы с ним на стройке по поводу возможностей трактора, спаренного с канатной дорогой, да так, что потом сцепились, и разнимать пришлось). А вот друг мой, Борис Рогозов, который помогал в работе Седову, сыну Троцкого, не выдержал преследований, покончил с собой...
Вскоре после ареста мужа Лина Христиановна вместе с сыном Святославом перебралась в Москву, где и умерла в 1980 году. В Красноярск не раз потом приезжал Святослав, здесь мы с ним и познакомились. Он ходил в крайком партии, поднимал вопрос об увековечении памяти отца, но безрезультатно...
- А после ареста отца вы о нем что-нибудь слышали?
- Был у отца, так сказать, «персональный кучер», еще до того, как у отца появился легковой автомобиль. Горбатый такой, Денисом звали. Так вот, его тоже забрали, за то, что он, рассердись на кого-то или на что-то, хлестнул кнутом по забору, а на этом заборе, как на грех, портрет Сталина висел. Вот за «оскорбление» нашего «дорогого товарища Сталина» и сунули Денису десять лет. Отсидел он свое, заявился как-то ко мне. Я и спрашиваю про отца, не довелось ли им «там» встретиться. «Видел, - говорит, один раз, но поговорить не удалось». Вот и все.
Обвинения, выдвинутые против начальника Красмашстроя, были тяжелыми. К тому же их умело переплели с обвинениями против Седова. Будто он, Субботин, всячески затягивал испытания машин с газогенераторными двигателями, сорвал выпуск вагонов, открыто покровительствовал «врагам народа», занимал двурушническую позицию и вообще чуть ли не возглавлял всю эту банду. Это подтвердили все схваченные вместе с ним «участники контрреволюционного заговора»...
Надеяться было не на кого (самый влиятельный друг Орджоникидзе, - мертв), и не на что.
Теперь мы знаем, какими методами тогда выбивались «признания». Поэтому не приходится удивляться, что Субботин в конце концов подписал все, что от него требовали, в том числе - и то, что он «возглавлял контрреволюционный центр на заводе». А то, что он оговорили Акулинушкина, и Серебровского, и других, теперь уже никакого значения не имело: они давно, как и он сам были обречены на гибель. С того злосчастного дня, когда появился на заводе Седов...
И вот - приговор.
«... Предварительным и судебным следствием установлено, что Субботин А.П. в 1935 году по заданию врага народа Серебровского создал и возглавил на Красноярском заводе тяжелого машиностроения право-троцкистскую террористическую организацию, контрреволюционной деятельностью которой лично руководил и сам занимался активной вредительской (и «шпионской» - вписано чернилами сверху - К.П.) деятельностью, направленную на срыв строительства завода; вербовал в состав организации других лиц, был лично связан с врагами народа Серебровским и Пятаковым, подготовлял совершение террористических актов над руководителям» ВКП(б) и Советского правительства...
На основании изложенного и руководствуясь ст.ст.319, 320 УПК РСФСР, Выездная Сессия Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССР приговорила Субботина А.П. к высшей мере наказания - расстрелу с конфискацией всего лично ему принадлежащего имущества. Приговор окончательный и на основании постановления ЦИК СССР от 1 декабря 1934 года подлежит немедленному исполнению...» В «Деле» имеется справка. Сухим, бесстрастным языком в ней сообщается, что «приговор о расстреле Субботина А.П. приведен в исполнение в Красноярске 13 июля 1938 года».
13 июля, 13 июля... Знакомая зловещая дата. Уж не в этот ли день одновременно с Субботиным был расстрелян и профессор Косованов? Нахожу соответствующий документ. Точно. совпадает. И крупный хозяйственный руководитель, бывший боевой комиссар, и известный ученый, гордость Сибири, были лишены жизни в один и тот же день, пали от рук одних и тех же палачей. Те, кто творил расправу, очень торопились, обоих расстреляли немедленно, сразу после вынесения приговора…
Но наверняка в тот день, 13 июля 1938 года, были расстреляны и другие люди. Кто они? Со временем придет ответ и на этот вопрос. Думаю, что придет.
В заключение - еще один документ - Определение Военной Коллегии Верховного Суда СССР от 14 ноября 1956 года: «Произведенной дополнительной проверкой по делу установлено, что Субботин А.П. в суде виновным себя не признал , (подчеркнуто мной - К.П.) и заявил, что на предварительном следствии он себя и других лиц оговорил. Что же касается Серебровского А.П., который, якобы, завербовал Субботина А.П. в антисоветскую организацию, то он осужден был необоснованно и дело в отношении его Военной Коллегией Верховного Суда СССР 19 мая 1956 года прекращено за отсутствием состава преступления.
Проверкой также установлено, что обвинявшиеся в принадлежности к контрреволюционной организации, созданной Субботиным - Ермилов, Раввин, Рагимов, Дорохов, Бурмакин и ряд других лиц осуждены были необоснованно и в настоящее время полностью реабилитированы. Никаких объективных обстоятельств виновности Субботина в антисоветской деятельности в материалах дела не имеется и он был осужден необоснованно.
Соглашаясь с доводами заключения, Военная Коллегия определила: Приговор Военной Коллегии Верховного Суда СССР от 13 июля 1938 года в отношении Субботина по вновь открывшимся обстоятельствам отменить и дело о нем за отсутствием состава преступления прекратить».
Любопытная деталь: отметая в 1956 году все обвинения во вредительской деятельности, предъявленные Субботину, Военная Коллегия в качестве одного из аргументов привела и такой: завод в 1934-37 годах строился в соответствии с проектами и находится в хорошем состоянии.
После обращения жены Субботина - Лины Христиановны - в Комитет Партийного Контроля при ЦК КПСС в 1957 году она получила ответ, в котором есть такая строка: «Реабилитировать Субботина А.П. в партийном порядке».
Остается надеяться, что в Красноярске найдут возможность и средства, чтобы каким-то образом увековечить память об Александре Петровиче Субботине.
Он достоин этого.
На главную страницу Назад Вперед