Это - рассказ об Анании Ефимовиче Шварцбурге. Человеке, которого хорошо знал весь музыкальный мир нашего края. О том, что он был необоснованно репрессирован, отбывал ссылку, я знал давно, от него самого. Но только в самых общих чертах. И вот, работая в одном из архивов, неожиданно наткнулся на его личное дело под № 6452, которое хранит многие подробности его нелегкой судьбы.
Из автобиографии: родился Анании Ефимович (Хаимович) Шварцбург в 1918 году в г.Харбине. Его отец, Хаим Борисович, из мещан, выходец из Белоруссии, поселился в Маньчжурии еще до начала первой мировой войны. Здесь, в Харбине, служил на Китайско-Восточной железной дороге (сокращенно КВЖД. Она тогда принадлежала Советскому Союзу). Работал бухгалтером в различных советских профсоюзных организациях. Мать, Рахиль Леонтьевна, урожденная Тышкова, занималась домашним хозяйством.
После окончания средней школы Ананий учился в музыкальном техникуме для граждан СССР и в Высшей музыкальной школе им.И.Глазунова. Уже с 1935 года стал заниматься концертной деятельностью. В следующем году вместе с матерью выехал в Москву, мечтая о поступлении в консерваторию. В кармане лежало рекомендательное письмо советского генерального консула в Харбине на имя Председателя Всесоюзного Комитета по делам искусств при СНК СССР. Видимо, консул уже тогда распознал недюжинные способности молодого музыканта.
Мечта осуществилась, Ананий - студент прославленной Московской государственной консерватории! Его преподаватели - знаменитые профессора, признанные всем миром исполнители. Стены консерватории увешаны портретами великих композиторов. Это было подлинное царство музыки.
Правда, вскоре по семейным обстоятельствам пришлось переехать в Ленинград, но Ананий успешно продолжал учебу в местной консерватории, одновременно занимаясь концертной и педагогической деятельностью. Впереди открывался весь мир...
И тут случилось страшное. 31 января 1938 года последовал арест. Обвинение - хуже не придумаешь: шпионаж в пользу Японии. Естественно, что любой невиновный человек не признается в подобном злодеянии добровольно. Чтобы выбить нужные "признания", потребовались "особые" методы ведения следствия...
- Я органически не могу, не выношу физической боли. Начни меня сильно бить - и я подпишу любую бумагу. Любую: что я японский шпион, что я - германский шпион, что я хотел зарезать кого-то, - с какой-то обезоруживающе-виноватой улыбкой признался мне однажды Ананий Ефимович. - Не веришь?
Отчего ж не верить. Тогда, в конце пятидесятых годов, когда мы с ним познакомились, стране уже стали известны методы "работы" ежовско-бериевских костоломов...
Особое Совещание при НКВД приговорило А.Е.Шварцбурга к десяти годам ИТЛ. Так он попал на Колыму. Хорошо еще, что вскоре дали возможность работать по специальности. Исполнением Моцарта и Шопена, Чайковского и Прокофьева услаждал слух различного калибра начальников Управления Северо-Восточных ИТЛ. Сподобился даже давать частные уроки музыки в семье генерала Семенова И.П. С 1944 года работал в качестве солиста-пианиста и концертмейстера в Магаданском театре все той же системы. В те годы, по словам Анания Ефимовича, в Магадане сосредоточился подлинный цвет советской музыкальной культуры, здесь отбывали срок лучшие исполнители, которым могли позавидовать многие консерватории и филармонии страны. Все они числились "врагами народа", "контрреволюционерами" и "шпионами", которые, надо полагать, с помощью смычка и дирижерской палочки пытались подорвать мощь государства. Экое коварство! Это вам не простые уголовники и бандюги. Те, хоть и воры, но свои, родные. С ними всё проще, А вот проклятое интеллигентское племя, возомнившее о себе бог знает что, нужно проучить как следует, чтобы знало свое место!
...После досрочного освобождения в июле 1947 года А.Е.Шварцбург некоторое время еще оставался в стенах магаданского театра. Через несколько месяцев уволился и по путевке профсоюза, полученной за хорошую работу, уехал лечиться в санаторий г.Сухуми. После этого возвращаться в Магадан, разумеется, не было никакой охоты. Устроился в г.Кутаиси преподавателем местного музыкального училища по классу рояля.
Так бы и прижился на Кавказе, если бы не "бдительность" местных органов госбезопасности. Узнав, что за птица прилетела к ним из дальних краев, здесь, чтобы избавиться от персона нон грата, быстренько состряпали новое "дело". Опять зловещая 58-я статья. Опять упоминание о "шпионаже". Арест последовал в январе 1949 года, а уже в апреле того же года Особое Совещание при МГБ СССР проштамповало привычное: в ссылку! На сей раз в пос.Мотыгино Красноярского края.
Вот таким образом и попал впервые в наш край Ананий Ефимович. Сначала перебивался случайными заработками. Потом, когда приехали жена с ребенком, жить стало совсем трудно. В августе 1949 года А.Е.Шварцбург обращается с письмом к начальнику УМГБ Красноярского края, в котором описывает свое бедственное положение и просит перевести его в г.Енисейск, где он мог бы работать по специальности. Просьба была удовлетворена. Здесь, в Енисейске, А.Е.Шварцбург познакомился с другими ссыльными. Но одно из знакомств приняло довольно неожиданный оборот. Вот как описала его дочь А.Е.Шварцбурга, Наталья Ананьевна, проживающая ныне в Израиле, в письме, адресованном автору этих строк: "В первый же день на новом месте папа стал искать работу, но для начала получил доступ к инструменту. Пианино находилось на сцене Дома культуры.
Однажды, играя в полутьме кулис, он заметил, что немолодая изможденная женщина, на первый взгляд весьма непрезентабельного вида, перестала возиться с декорациями и слушает музыку. Когда звуки стихли, она поблагодарила, сказав, что музыка значит для нее очень много. В следующую встречу она принесла старое фото: на фоне Московской консерватории расположилось большое семейство. "В этом доме я провела детство, а это мой отец, Василий Ильич Сафонов" - пояснила она.
Казалось бы после всего пережитого трудно было удивиться чему-то. Но тут папа не смог сдержать волнения: перед ним стояла дочь ректора консерватории тех славных для российского искусства лет на рубеже веков. Дочь главы Московской консерватории, учебного заведения, о котором он мечтал еще в Харбине и куда был принят в том страшном 1937-ом! В.И.Сафонов - известный пианист и дирижер, основатель русской фортепианной школы.
Другими подробностями биографии в те времена обычно не было принято интересоваться. В Енисейске Анна Васильевна занималась оформительской работой в клубе. Была она довольно замкнутым и одиноким человеком (причины этого родители поняли, лишь когда А.В. уехала из Сибири). Приходила к нам не часто, но сидела подолгу, за что получила прозвище "Каменный гость". Наверное, ей просто хотелось посидеть в семье, где что-то варилось на печке и стрекотала зингеровская машинка... Всего этого Анна Васильевна была лишена большую часть жизни. У нас она чаще всего молчала, курила, составляя компанию маме, а уходя, брала простенькую пластмассовую посуду для моих кукол и возвращала ее, украсив золотыми ободочками.
Постепенно ссыльные стали покидать Енисейск. Попрощалась однажды и Анна Васильевна. И тут кто-то поинтересовался у папы, знает ли он, кто она такая.
- Ну, конечно, дочь известного музыканта!
- А кто был ее первый муж, вы знаете? Князь Тимирев, командовавший царской яхтой.
Это сообщение, понятно, не очень обрадовало. Еще не хватало быть обвиненным в дружеских связях с "бывшими"!
- Ну, а имя ее второго мужа - тоже секрет для вас? - продолжал экзекуцию товарищ по несчастью. - Адмирал Колчак!
Папа был добит окончательно. Поэтому никакой переписки, никаких упоминаний и контактов не было до того самого дня, когда в конце 60-х мы случайно не встретились с Анной Васильевной в вагоне московского метро..."
"Каменный гость"... После всех испытаний, выпавших на ее долю, поневоле замкнешься, уйдешь в себя.
В том же письме к начальнику УМГБ Красноярского края есть такая строка: "Занимаясь физическим трудом, я могу повредить руки..."
Его руки... Я их хорошо помню. Крупные, мягкие, теплые с длинными чуткими пальцами пианиста. Помню, как приносил он в редакцию "Красноярского рабочего", где я в ту пору работал заведующим отделом культуры (было это уже после переезда А.Е.Шварцбурга в Красноярск), свои заметки и небольшие рецензии. Они были написаны на небольших узких листках бумаги мелким красивым почерком, безукоризненно грамотным языком. В отличие от некоторых других рецензентов, любящих щегольнуть витиеватостью слога и мудреными музыкальными и театральными терминами, Ананий Ефимович всегда писал просто, ясно и лаконично.
Именно тогда мы особенно сблизились с ним, стали захаживать друг к другу в гости. Ананий Ефимович обладал добрым, незлобивым характером, никогда не отказывал в помощи. И когда я однажды обмолвился, что собираюсь купить для подрастающих сыновей пианино, да боюсь "пролететь", нарваться на плохой инструмент (в магазинах их тогда не было), то он запросто сказал:
- Изучи объявления. Я помогу тебе выбрать пианино. Только вызывай такси, без него, сам понимаешь, не могу.
Так и сделали. Объехали несколько адресов, побывали даже в Покровке, и каждый раз Ананий Ефимович величественно, словно на концерте, усаживался за инструмент, брал несколько аккордов, внимательно вслушивался в льющиеся звуки.
В конце концов пианино было выбрано. Известной немецкой фирмы.
В другой раз я очутился у него в квартире, что по ул.К.Маркса. Ананий Ефимович только что вернулся домой после длительной поездки вместе с семьей. В свое отсутствие он пустил в квартиру семью какого-то знакомого, тоже музыканта. И сейчас мы с немым удивлением смотрели на учиненный здесь беспорядок - передвинутую мебель, грязные пятна на полу, на ковре, разбитую посуду...
Но особенно его поразили оторванная наполовину оконная штора и сломанная деревянная гардина.
- Ну, мебель сдвинули, намусорили, чашку разбили - это я еще понимаю, - произнес он. - Но как они могли сломать гардину? Они что, качались на ней, что ли? Как обезьяны? Ведь вроде культурные люди…
И столько в этих словах было чисто детской наивности и растерянности, что стало ясно: нет, истинному интеллигенту, интеллигенту с младых ногтей, каким и был А.Е.Шварцбург, никогда не было суждено понять или хотя бы объяснить мотивы той бесцеремонности и беспардонного хамства, коими наделены, увы, многие из окружающих нас людей. А ведь Ананий Ефимович сам прошел и колымскую ссылку, и лагеря, нагляделся всякого, знал, почем фунт лиха…
Переехав из Енисейска в Красноярск, А.Е.Шварцбург стал выступать с лекциями и сольными концертами как артист Красноярской государственной филармонии, последние годы был ее художественным руководителем. И, как я уже говорил выше, активно сотрудничал с редакцией "Красноярского рабочего".
Его талант блестящего исполнителя и тонкого интерпретатора музыки безоговорочно признавали все, кто его знал. Заезжие и прочие "звезды" почитали зачесть, если им аккомпанировал А.Е.Шварцбург.
...Как всегда в подобных случаях, завершает уголовное дело А.Е.Шварцбурга документ о его полной реабилитации. Арест в 1938 году произведен "на основании справки, не подтвержденной никакими материалами", "в деле не содержалось никаких объективных данных в подтверждение вины Шварцбурга А.Е.", "обвинение основывалось лишь на его признаниях, без проверки показаний обвиняемого о времени, обстоятельствах и целях его вербовки агентом японской разведки". В 1940 году матерью осужденного была предпринята отчаянная попытка пересмотра дела. И, несмотря на то, что "в результате допроса ряда лиц, знавших Шварцбурга А.Е., были установлены положительные данные о нем, в связи с чем 26 апреля 1940 г. было принято решение Особого Совещания о доследовании дела, однако этого не было сделано". Причин искать не надо. И так все ясно. В ГУЛАГе томились, умирали сотни, тысячи человек, в том числе крупнейшие военачальники, ученые, писатели, до Шварцбурга ли тут, какого-то безвестного студента, к тому же еврея? Арестовали - значит было за что!
В конце документа опять та же знакомая по тысячам подобных дел фраза: "...отменить... уголовное дело прекратить". Вы свободны, гражданин Шварцбург! Что вы говорите? Шестнадцать лет исковерканной жизни? Просим пардону! Скажите спасибо, что не шлепнули!
Два десятка лет отдал Ананий Ефимович служению искусству на красноярской земле. Хотя и нелегким, норовистым характером обладает она, все же отогрела, приняла, как родного сына. Не торопясь, солидно и даже немножко вальяжно расхаживал Ананий Ефимович по улицам Красноярска, обзавелся кучей друзей, пользовался успехом у женщин, был всегда полон оптимизма и дружелюбия. Анекдоты любил очень и мастерски их рассказывал.
А потом судьба нанесла ему жесточайший удар: умерла жена. Он сидел у ее гроба, установленного в зале пединститута, отрешенный и совершенно беспомощный.
Вскоре скончался и сам.
А дочь Наташа всего несколько лет назад покинула Красноярск навсегда. Уехала в Израиль. Видно, так и не стал ей родным и близким этот большой, грохочущий и загазованный город на Енисее. Да и не только она сорвалась с места. Оглушенные обрушившимися на них житейскими невзгодами и передрягами, покидают родину все новые тысячи людей. Не будем их осуждать за это...
А тебя, милый мой Ананий Ефимович, об одном лишь прошу: не гневись за то, что потревожил душу твою. Прости. Делаю это исключительно из добрых побуждений: чтобы помнили тебя люди, не забывали, что и ты был среди нас.
На главную страницу Назад Вперед