Перебежчик Кучин

Вернувшегося из отпуска, меня с шумом встретили друзья и объявили, что в штабе есть приказ командующего округа Уборевича о награждении меня грамотой "Лучший летчик-истребитель Военного округа", объявлении благодарности и награждении радиоприемником. Ликованию моему не было конца. Летчик моего звена Петр Кузнецов помог донести домой радиоприемник, вдвоем мы установили его на столе, сдвинув книги и газеты в сторону, провели антенну - кусок провода - через форточку, включили приемник. Прибежала Валя из кухни, стали слушать радио. Грамоту повесили на гвоздь над письменным столом, там же закрепили антенну. Вскоре Валя ушла на кухню готовить обед.

- Наелся я сегодня селедки, - сказал Кузнецов, - страшно хочется пить.

- Сейчас принесу воды, стакана хватит?

Пошел на кухню, принес стакан холодной воды.

- Ну а что тут произошло, пока меня не было?

- Пропал летчик Кучин, вместе с самолетом.

- Разбился?

- Нет, предполагают, улетел за границу.

Вскоре Кузнецов стал собираться уходить.

Особых пристрастий к чему-либо младший летчик Кучин не питал. Книг не читал, музыку признавал только танцевальную. 3ато любил выделяться одеждой, манерами, был снобом, вернее, старался им быть. В последнее время стал замкнутым, с товарищами общался редко, по вечерам ходил гулять, но почему-то без жены. Правда, прилежно овладевал искусством вождения своим новым самолетом-разведчиком. В качестве летчика-наблюдателя в его экипаж назначили вновь прибывшего из пехоты командира взвода, проходившего изучение теории полета одновременно с практическими полетами.

В один из пасмурных дней, получив от командира отряда полетное задание, Кучин перед вылетом сказал летнабу:

- Задание, полученное мною, буду выполнять в зоне номер пять. Буду выполнять различные фигуры пилотажа. Ты не боишься?

Кучин обращался с летнабом на "ты" с первого же дня совместной работы, считая, что два его кубаря "перевешивают" один комвзвода. А последний обращался к Кучину на "вы".

- Да нет, не боюсь.

- Это хорошо. Только вот что, свой револьвер оставь технику, а то при фигурах он может упасть, а это сам знаешь, чем пахнет. Свой я оставил в сейфе у дневального.

Кучин лукавил: личный пистолет, купленный по справке в магазине, он всегда носил при себе под френчем. Самолет набирал высоту к зоне. Кучин проделал несколько виражей, сильно наклоняя самолет то в одну сторону, то в другую, пикировал с резким выводом на крутую горку с зависанием в конце ее. Для опытного летнаба такие манипуляции показались бы странными, и, возможно, желанием летчика попугать седока. Но Кульга в этом деле не разбирался, в полет на фигурный пилотаж полетел впервые. Потом самолет вышел на прямой курс. Теперь ведущую роль должен был принять летнаб Кульга, он взглянул на землю в сторону аэродрома, чтобы установить, не нарушают ли они запрет удаляться от него на запад не дальше двадцати километров. Пока он разбирался, сличал карту с местностью, аэродром скрылся из виду, а по большой железнодорожной станции, появившейся на горизонте, он определил, что летят они уже дальше разрешенного расстояния.

- Товарищ младший летчик, вы не в ту сторону летите, - сквозь шум мотора, крикнул с заднего сиденья Кульга.

Кучин не ответил, продолжая лететь в том же направлении. Полагая, что летчик его не услышал, летнаб привстал в кабине, подтянулся ближе к голове Кучина и постучал по плечу.

- Вы неправильно летите, в эту сторону лететь запрещается, вот у меня красная полоса на карте прочерчена у станции, которую мы пролетели, тут близко госграница.

Повернувшись в пол-оборота к летнабу, тот ответил:

- Сиди, пехота, коль ничего не понимаешь в авиации!

Летнаб сел и смущенно стал разглядывать карту, смотреть на компас, на землю.

"Может, действительно я в воздушной ориентировке не разбираюсь?" Так они летели довольно долго, задание на полет по треугольнику выполнял фактически один Кучин. И вот самолет со сбавленными оборотами мотора пошел на снижение. "Наконец-то", - облегченно вздохнул Кульга, взглянув через борт на аэродром. Но что это? Совсем не наш аэродром, какие-то люди бегут по полю к месту посадки, одетые в странные мундиры и головные уборы. Страшная мысль мелькнула у него в голове, он подскочил сзади вплотную к кабине Кучина, схватив его за плечи, со всей силой крикнул:

- Мы не туда прилетели!

Но тот, повернув голову назад, спокойно ответил:

- Прилетели туда, куда надо.

Летнаб в бессилии опустился на сиденье. "Предатель!" - и он невольно стал шарить рукой в пустой кобуре на боку. "Как легко он меня обманул", - мелькнула мысль.

Едва самолет остановился, как его окружили люди, штатские и военные, вытащили обоих из кабин и увезли. Они в чужой стране. "Не потому ли Кучин своими авариями на истребителе добивался перевода на Р-5, что на И-3 бензина не хватило бы долететь сюда?" - проносилось в голове летнаба, пока их куда-то везли.

Их завели порознь в какие-то помещения. С первой же минуты летнаб потребовал, чтобы его немедленно отправили на родину, отказался давать какие бы то ни было показания. Ему ничего не обещали, только требовали отвечать на их вопросы. Продержав его так несколько часов, ничего не добившись, повели в ресторан. За столом по обе стороны от него сидели два офицера. На столе было расставлено богатое угощение, различные вина. Кучина поблизости не было. Летнаб, хмурый, расстроенный, сидел молча, не дотрагиваясь, несмотря на уговоры офицеров, разговаривавших на ломаном русском языке, до расставленной еды. Сидели они в отдельной комнате, отгороженной от общего зала. Напротив летнаба была застекленная перегородка, за которой было какое-то другое помещение, но оно не проглядывалось из-за висевшей там занавески. Вдруг она раздвинулась, и летнаб, к удивлению, заметил в той комнате сидящего за столом в окружении нескольких офицеров Кучина. На столе громоздилась куча тарелок и бутылок, а сам он, очень красный, возбужденно что-то говорил, жестикулировал, по всему чувствовалось, что ему там было хорошо, что он был доволен.

- Берите пример со своего командира, ешьте, пейте. Не упрямьтесь, - говорили Кульге офицеры.

Ему не до еды. Даже слова сидящих рядом едва доходили до его сознания. "Где я, в какой стране оказался?" - пытался он по времени пребывания в полете, определить, куда его завез изменник. И то и дело бросал взгляд через стеклянную перегородку на Кучина и его окружение. Там появились раскрашенные женщины с вольными манерами, обхаживавшие офицеров, а больше - крутившихся возле Кучина. Летнабу показалось, что Кучин вел себя так, будто давно был знаком с офицерами. Несмотря на уговоры, летнаб не притронулся до еды. Потом отвели его в какую-то камеру, дали мягкую постель, а на стол поставили еду.

Всю ночь он не спал, из головы не выходили мысли, как он мог поддаться совету предателя оставить револьвер на аэродроме?

Утром в камеру зашел офицер, подчеркнуто вежливо поздоровался, но Кульга не ответил. Затем офицер отвел его в кабинет, где сидело двое штатских. Один из них при появлении Кульги произнес на чистом русском языке:

- Здравствуйте, господин Кульга, или, как это там у вас принято, - "товарищ Кульга".

Он не ответил, мельком взглянув на стол, увидел там свои полетные документы, изъятые после посадки на аэродроме.

- Что у вас за фамилия - украинская или белорусская? Вы кто по национальности?

- Вы напрасно молчите, ваш командир экипажа, господин Кучин, более рациональный человек, он сразу вступил с нами в диалог.

- Кучин изменник моей страны и его ждет пуля в лоб, - гневно выпалил Кульга.

Штатские были довольны, что он, наконец, заговорил.

- Пулю, которую ему прочите, он не получит: он обратно отказался возвращаться, а вот вы ее получите, если возвратитесь в Россию. У вас не таких, как вы, а чинов много выше рангом арестовывают, судят и расстреливают. Если уж ваш вождь Сталин с помощью ГПУ добрался до ближайших своих сподвижников, как Каменев, Зиновьев и других, то о вашей судьбе в случае возвращения и говорить не приходится.

- Я никакого преступления не совершил, сюда меня обманным путем привез изменник, мне ничто не грозит.

- А вот и не так, он написал заявление, в котором указал, что летнаб Кульга перелетел к нам по обоюдному с ним сговору.

- Это ложь! - крикнул Кульга. - Он нагло врет, этот изменник.

Следователь спокойно возразил:

- Мы не собираемся утверждать или отрицать истинность его заявления. Однако теперь подумайте, что с вами будет после того, как это заявление мы по своим каналам отправим прямо Сталину, минуя даже ГПУ. Мы знаем, какой вес у вас имеет любая бумага.

Другой следователь, в очках, вставил:

- Он вас пристрелит точно так, как застрелил свою жену.

- Я протестую против вашей клеветы, Сталин вовсе не застрелил Аллилуеву, она сама умерла, и в газетах об этом писалось.

Оба следователя улыбнулись.

- Ну, положим, умираем мы все сами, но часто с помощью других. Одно дело ваши газеты, другое - наше учреждение, в котором вы имеете честь сейчас пребывать, надеемся, вы не недооцениваете наших возможностей и способности добывать нужные сведения из России. О них вам лучше может рассказать господин Кучин.

- Я не хочу больше слышать эту фамилию и обо всем, что с ней связано.

- Ну, хорошо, господин Кульга, давайте перейдем к разговору по существу. Мы еще раз предлагаем вам остаться у нас, жить здесь будете припеваючи, работу получите по своему желанию, единственное, что от вас сейчас требуется, это написать заявление об отказе возвращаться в Россию.

- Я категорически, какой уж раз, требую встречи с советским консулом, и немедленной отправки меня в СССР.

- Ну-ну, не надо так строго с нами разговаривать, иначе мы… - Следователь не договорил.

Потом еще много дней Кульгу уговаривали остаться, ежедневно водили в ресторан, ставили на стол всякие яства, вина, но он до всего этого не дотрагивался. Ел же только то, что приносили ему в камеру, принимая самую простую пищу.

В ресторане его постоянно сажали на то же место против стеклянной перегородки, и за ней он всегда видел веселящегося Кучина.

Это был уже не тот Кучин, которого он знал, не младший летчик - командир экипажа самолета, где летнабом был он, Кульга. Перед ним был офицер иностранной державы, с золотыми погонами на мундире не нашего покроя и цвета, офицер с довольным, поминутно улыбающимся лицом. Всей своей внешностью и поведением, изменник, зная, что Кульга его видит, давал понять, что если он тоже останется здесь, то будет иметь все, что пожелает. Но Кучин видел глаза Кульги, полные ненависти и презрения к нему, и поэтому ни разу не пытался встретиться со своим бывшим летнабом, у которого до сих пор в петлицах блестели малинового цвета кубари. По одному в каждой петлице.

В конце концов, по требованию советского правительства, летнаба Кульгу и самолет возвратили, Кучин же возвратиться категорически отказался. Позже, дома, Кульга рассказал подробности.

Изменнический перелет Кучина в Польшу на самолете Р-5 вызвал шок от низшей до высшей ступени начальства. Boрoшилов издал приказ, в котором заклеймил факт предательства летчика Кучина и одновременно отметил отсутствие бдительности в бригаде, особенно в 56-м отдельном авиаотряде. Вердикт был суровым: отряд распустить, летчиков и авиатехников перевести в различные авиационные части, номер "56" исключить из списка авиационных частей. Одновременно началась скрытая и открытая слежка за летчиками, в первую очередь за теми, кто носил нерусские фамилии, проявлялась "бдительность".

Прошло два года.

Во время одной предполетной подготовки командир эскадрильи, прежде чем дать задания летчикам, вынимая из планшета бумаги, сказал:

- Поступил приказ наркома, дано указание ознакомить с ним личный состав, изложу содержание. Как вы знаете, после окончания авиационной школы в нашей эскадрилье служил младший летчик Кучин, за недисциплинированность впоследствии был переведен в отряд разведчиков, а как он вел себя в быту, вы знаете. Агенты польской разведки внимательно следили за ним, и вскоре он был ими завербован, совершил измену родине, перелетев на самолете Р-5 вместе с летнабом на территорию Польши, рассчитывая, что там будет жить в роскоши, что ему предоставят такие замечательные условия жизни, каких и во сне не увидит. Но вскоре его начали обучать методам шпионажа и диверсий, а потом послали отрабатывать за все подачки на территорию нашей страны. При переходе границы он был замечен пограничниками, пытался скрыться, завязалась перестрелка, и он был убит. При обыске трупа были обнаружены пропуски на различные аэродромы двух военных округов, два пистолета, патроны были все израсходованы во время перестрелки. Вот краткое содержание приказа.

Командир поискал глазами среди присутствующих нужного летчика и сказал:

- Товарищ Курдюмов, расскажите нам о дальнейшем.

Все уже знали, что вскоре после того, как Кучин улетел за границу, Курдюмов зарегистрировал брак в ЗАГСе с бывшей его женой.

- Когда меня вызвали в штаб бригады и сказали, что поступил приказ из округа направить меня в командировку, не объяснив при этом цели, я удивился, но еще больше удивился, когда сказали, что должен ехать вместе с женой. Всю дорогу в поезде мы с ней строили предположения о цели странной командировки. Но так и не разгадали ее, пока не оказались в Москве. Завели меня в помещение морга, где под покрывалом лежал труп, приоткрыв его, спросили:

- Вы узнаете этого человека?

Мне он показался совсем незнакомым, у трупа была густая борода, большие усы и широкие бакенбарды. Я стал внимательно всматриваться, мысленно отбрасывая все его заросли волос, тогда опознал его. Потом отдельно завели в морг жену, она тоже признала в трупе Кучина (командир отряда Курдюмов вскоре после этого погиб при перелете с группой летчиков в плохих погодных условиях через горы Западного Китая, которому советское правительство оказывало военную помощь).

- Вот финал, - сказал командир, - изменника родины, шпиона.

- Разве летнаб не мог под дулом пистолета заставить Кучина возвратиться на свой аэродром? - спросил Петровский.

- Пистолет Кульга оставил на аэродроме, к тому же он совсем не разбирался в аэронавигации. Приказом наркома он с позором из армии уволен.

Кулдин на обороте приказа написал:

"Проработано с личным составом". Поставил дату и расписался.

В 1935 г. эскадрилья получила новый тип самолетов И-16, заменивший самолеты И-7. Получили накануне Первомайского праздника в Москве. Прибыв на один из подмосковных аэродромов, мы передали свои И-7 другой авиачасти, а сами стали обкатывать самолеты И-16, прибывавшие по одному-два в день с московского завода. До воздушного парада над Красной площадью оставалось шесть дней, правительство во чтобы то ни стало требовало построить десять самолетов и впервые продемонстрировать их над Москвой, в то время И-16 был самым мощным истребителем в стране и мире, овладеть которым было поручено нашей эскадрилье.

Проведя успешно участие в воздушном параде в составе десяти И-16-х, побывав на следующий день на правительственном банкете в Кремле, эскадрилья возвратилась в Брянск.

Шести летчикам, в том числе командирам двух отрядов Бочарову, мне и четырем младшим летчикам, по два из каждого отряда, приказом из Москвы было дано задание на проведение войсковых испытаний самолетов И-16 на прочность и маневренность, всем требовалось произвести по пятьсот фигур пилотажа: мертвых петель, штопоров, иммельманов, переворотов и других, при этом были достигнуты определенные рекорды: Бочаров сделал 110 посадок без перерывов (один за другим), а я сто тридцать мертвых петель безостановочно, за один вылет, о наших войсковых испытаниях была написана статья в газете "Красная звезда".

После освоения самолетом И-16 мы соблазнились проводить опасные полеты по примеру летчика Чкалова, три командира отрядов - я, Бочаров и Семенов - стали отрабатывать перевернутые полеты, то есть вниз головой. Удалившись подальше от взоров начальства, каждый в своей зоне тренировался. Надеясь впоследствии производить перевернутые полеты в составе звена, я брал с собой сопровождающими на самолетах Кузнецова и Баланова, которым демонстрировал, как это делается. Однажды, летя вниз головой, мотор моего самолета вдруг забарахлил, начал "чихать" и готов был вот-вот остановиться, я тут же перевернул самолет в нормальное положение, перевел в пикирование, чтобы пропеллер от встречной струи воздуха стал вращаться, но он не двигался. Мне было с чего испугаться: оглянувшись, увидел, что аэродром далеко от меня. Мои летчики умчались, чтобы не мешать мне маневрировать, помочь мне они ничем не могли. Прикинул, что с неработающим мотором допланировать до аэродрома не смогу, а подо мной пригородные дома.

Стал искать площадку для посадки, но подходящего ничего не видел. И тут мне показалось, что смогу сесть на футбольное поле позади моего дома, хотя оно не соответствовало длине пробега самолета после посадки. Планируя в том направлении, экономя высоту, заметил, что дотяну до аэродрома. Когда самолет "шлепнулся" у самой изгороди, едва не зацепив за колючую проволоку ограждения, я с облегчением вздохнул, самолет же продолжал катиться по инерции в другой конец поля. Примчался инженер на автостартере, пытались завести мотор, но он не завелся, автомобилем оттащили самолет к ангару.

В это время над аэродромом, на высоте двухсот метров появился самолет Семенова, летевшего вниз головой. Вдруг, у всех на виду, из-под его ног вырвалось огромное пламя, язык его, обдавая летчика от ног, через голову и далее к хвосту самолета, длинной шлеёй тянулся за ним. Похоже, летчик хотел продемонстрировать свой полет вниз головой всем, кто его знает. Пламя заживо погребало командира отряда на виду у всех летчиков, стоявших на летном поле, самолет, беспорядочно падая, качаясь в разные стороны, летел в направлении футбольной площадки, куда я до этого намеревался приземлиться, где бы я нашел свою могилу, там самолет Семенова упал и взорвался. Было это совсем близко от окна дома, в котором он жил с женой.

На второй день, по указанию Алксниса, прибыл генеральный конструктор самолета И-16 Поликарпов. Ознакомившись с катастрофой, он велел поставить козлы, положить на них исправный самолет в перевернутом положении, из карбюратора тут же потек бензин, разливаясь по обичайке (круглый капот вокруг двигателя воздушного охлаждения).

- Вот почему сгорел ваш летчик, бензин, попавший на обичайку, вспыхнул от горячих патрубков двигателя, проникнув в кабину, сжег летчика и самолет.

- А почему Чкалов, Супрун, Стефановский, Коккинаки не горят? - спросил Кузнецов.

- Потому что на их самолетах установлены специальные карбюраторы двойного действия, попеременно вступающие в работу в зависимости от положения самолета.

Жене своей о том, что я летал вниз головой, я не рассказал.

Предыдущая Оглавление Следующая