П. Соколов. Ухабы
ДЕМАРШ.
"Легко на сердце от песни веселой,
Она скучать не дает никогда,
И любят песню деревни и села,
И любят песню большие города. "
Кроме тех питейно-отдохновительных заведений, о которых я столько написал, было в Бреслау еще одно место, где я любил бывать. Это баня. Она представляла из себя большое 4-х этажное здание. Повышенный интерес к ее конструкции был вызван тем, что на верхнем этаже этого банного комплекса умудрились расположить плавательный бассейн размером 10 х 25 м, и глубиной от 1, 5 до 2, 5 м. Эти 500 тонн воды не только не разрушали здание, но и не просачивались вниз, и во всей бане была завидная чистота, без подтеков, сырых пятен и облупленной штукатурки. На нижнем этаже был такой же бассейн, а на двух средних - сауна и различные процедурные кабинеты. В залах ожидания стояли мягкие скамейки и кресла, кадки с цветами, и в баню можно было ходить не только для мытья, но и чтобы поплавать и спокойно отдохнуть. Ходили мы в баню и в индивидуальном порядке, но после запрета на выход, можно стало ходить только организованно. Правда мы, хоть какое-то начальство, все же изредка получали персональные разрешения, а рядовой состав мог совершать только коллективные выходы. Однажды в воскресный день, состоялся такой выход в баню. Было человек 30-40. Я был назначен старшим. Из наших было человека 4-5, в том числе Вальх, Шеховцов, еще один молодой парень изБолгарии, Крылов, дурак-дураком, но звонкоголосый, наш основной запевала. Из бани мы шли строем, через площадь ратуши и прилегающие улицы. В воскресенье немцы обычно сидели дома, в кругу семьи, или чинно гуляли по аллее вдоль Одера, а на улицах толпились в основном иностранные рабочие - французы, бельгийцы, поляки, и конечно русские. На их одежде были нашивки " OST ", и этим они, как зачумленные, выделялись из других национальностей, у которых ярлыков не было. Эти наклейки, как символ какой то непринадлежности к роду людскому, меня бесконечно оскорбляли. Обычно мы ходили с песнями, и тут мне пришла в голову озорная мысль, и я подсказал ее запевалам. Крылов, не задумываясь, завел: "Утро красит нежным светом Стены древнего Кремля. ..."
В узких улицах древнего города песня, отражаясь от стен, звучала особенно громко. Толпы зевак остановились, русские девушки приветственно махали, подзадоривая поющих. Стали раскрываться окна, и в них появились физиономии порядочных бюргеров и их дородных или худосочных фрау. А песня гремела: " Кипучая, могучая, никем не победимая, страна моя, Москва моя... " В ней звучала и гордость за свою страну и издевательство над пока еще не поверженными угнетателями, но уже вынужденными смириться с русской песней в немецком городе. Сведения о таком демарше все же докатились до начальства: то ли позвонил кто либо из горожан, оскорбленный в лучших чувствах, то ли стукнул кто то из наших, но меня вызвал герр Комендант и снял стружку. Я прикинулся дурачком, а с дурака какой спрос? Однако песню эту категорически запретили. Однажды, возвращаясь с занятий на местности, мы все же снова запели про Москву. Лейтенант Вильд, шедший с нами, забегал, зашикал и запретил петь. Тогда , вспомнив былое, мы запели "У попа была собака... ", и пели ее всю дорогу до лагеря, несмотря на все увещевания лейтенанта.
Оглавление Предыдущая глава Следующая глава