П. Соколов. Ухабы
БИЗНЕС.
"БАРТЕР-это коммерческая сделка.
основанная на обмене товарами.
(Из краткого словаря для начинающего бизнесмена.
)
Новый лагпункт находился у станции "Чуна", около одноименной реки. Работали мы на лесозаготовке. Путь на работу частично пролегал вдоль реки, неширокой, но полноводной. На том берегу стоял чудесный сосновый лес. На нашем берегу лес был похуже, но тоже достаточно мощный и кубатуристый. Здесь работы были организованы несколько по иному. В составе бригады были и лесорубы и возчики, и выработка бригады засчитывалась по количеству вывезенной на склад древесины. В такой сквозной бригаде оказались и мы с Зотовым. Понятно, что в новой обстановке мы сдружились еще теснее, и сначала работали вместе на навалке, т. е. на погрузке бревен на передки, на которых их и везли на склад. Затем было решено использовать коня, который возил продукты, посуду и пр. на производственную кухню, на вывозке леса. Этого коня, вместе с телегой отдали мне. Я возил на телеге разное коротье, которое на передке было возить несподручно, я же и загружал телегу. Эта двойная нагрузка давала неплохую производительность и меня вполне устраивала. Конь, по кличке Сон, был действительно сонный. Ранее надорванный на трелевке, он на кухонной работе разжирел, обленился и занимался симуляцией. Чуть что, делал вид, что ему воз не под силу, озирался на воз, горестно вздыхал, перебирал на месте ногами. и т. п. Я проявил терпение и выдержку, и постепенно приучил коня к работе, и через какое то время он опять стал годен для работы с передком. Однако этот конь внес некоторые новые нюансы в наши с Зотовым отношения. Мы, конники, выходили из лагеря раньше, и шли на конюшню, где чистили и кормили лошадей, надевали сбрую. а затем, ведя коней в поводу, пристраивались к общей колонне. На конюшне мы имели возможность общаться с вольными работниками конюшни. В это время нам выдали новое трикотажное белье, пользовавшееся спросом и у "вольняшек". В зоне же, как впрочем и всегда, в большом дефиците было курево. Зотов, в котором постоянно кипела коммерческая страсть, не преминул заняться бизнесом. Для начала мы передали через меня конюху пару белья, и получили энное количество пачек махорки. Обмен производился через тайник в стойле моего Сона. Часть махорки обменивалась на новое белье, а часть на хлеб. Таким образом у нас сохранялся оборотный капитал, был усиленный хлебный паек и , как говорится, и нос в табаке. Бизнес процветал, и естественно, кончился тем, что, мы сами остались без рубашек. Не помню при каких обстоятельствах наша фирма обанкротилась, но затем мы долго ходили без рубашек и всего прочего, довольствуясь лишь лагерной робой, да надеясь на русский "авось". Впрочем был разгар лета и наши облегченные туалеты пока нас не беспокоили. Когда Сон снова встал в строй, его передали другому возчику, а мне дали на перевоспитание другую, испорченную неумелым обращением, лошадь, кобылу Машку. Если Сон, в первый период моего с ним сотрудничества, симулировал потуги сдвинуть воз с места, изображая в глазах мировую скорбь, то Машка топталась на месте, затем рывком брала воз с места, и несла его бегом до первого пенька, где снова все повторялось с начала. Я намаялся с ней до обеда порядком. На попытки ее успокоить и приласкать, она отвечала мотанием головы и клацанием зубов. Во второй половине дня я снова запряг Машку, и сделал 2-3 такие же безалаберные ездки. Напоследок, я загрузил телегу дровами - швырком, наиболее легким грузом, и поехал. Дело шло вроде бы хорошо, но переднее колесо наехало на какой то обрубок, и Машка принялась вновь танцевать. Я ее несколько успокоил, и нагнувшись стал вытаскивать из под колеса обломок. И тут страшный удар в лицо отбросил меня метра на три. Машка изловчилась, и выпростав ногу из за оглобли, ударила меня копытом. Острые шипы подковы разорвали щеку, повредив артерийку, и кровь фонтаном брызнула из раны. Зажав рану рукой я пошел искать фельдшера, выходившего на производство с толстой санитарной сумкой. Его я разыскал около полевой кухни. Фельдшер открыл сумку, в которой оказался лишь томик какого то романа, и горестно развел руками. Так я и просидел, зажимая рукой рану, до самого конца работы, и вернулся в лагерь весь залитый кровью. Там врач сделал мне перевязку , и дал освобождение от работы. Я прокантовался с неделю. Лицо опухло, поврежденный глаз заплыл кровью. В конце этого вынужденного отпуска, я пристроился на кухню посудомоем, и даже после выздоровления, повар иногда просил бригадира оставлять меня в помощь кухне, расплачиваясь за это дополнительными порциями ужина. Я вновь работал в лесу, но уже не возчиком. От Машки все отказались, и ее списали с производства, а других свободных лошадей не было.
Однажды , сразу после обеда, вновь зазвонили в подвешенный на сук рельс. Это был сигнал сбора. Стали вызывать по списку. Среди вызванных оказался и я. Всех вызванных под конвоем повели в лагерь. Там тоже был произведен отбор, и всех отобранных стали готовить к этапу. В процедуру подготовки входила сдача постели, инвентаризация выданного вещевого довольствия и т. п. У меня, ясно, обнаружилась недостача рубашки. Я объяснил, что по причине жары, снял ее и оставил на пеньке, а после экстренного сбора уже не имел возможности вернуться за ней в лес. Поверили этому, или нет, но недостачу не проставили, и я уже потом кое-как раздобыл недостающие части туалета. К вечеру того же дня нас погрузили в знакомые нам теплушки, и повезли в восточном направлении. Ехали мы не один день, с долгими остановками. Одна из них была на Ангаре, где состав по 2-3 вагона переправлялся по паромной переправе. Наконец прибыли и началась выгрузка. В составе были и вагоны с продовольствием, обмундированием, постельными принадлежностями и другими грузами. Разгрузка и переноска всего этого имущества заняла целый день. Мы оказались в глухой тайге на самом восточном конце строящейся магистрали, на подходе к Лене.
Оглавление Предыдущая глава Следующая глава