Владимир Воробьёв. Поздний реабилитанс
Мы тогда работали на заводе масел, занимались оштукатуриванием производственного здания. Однажды подошел ко мне однобригадник и говорит, что неподалеку от нашей зоны, почти рядом с ограждением, работают девушки, копают траншею под кабель, и они просили подойти к ним "профессора". "Какого, - говорю, - профессора?" - "Да я сказал им про тебя, что у нас тут есть один профессор, вот они тебя и зовут".
Только в конце рабочей смены я подошел к "запретке" и спросил, кто тут вызывал профессора? В разговор вступила вначале одна девушка - блондинка, но ничего особенного я в ней не нашел. За нею в разговор вступила другая. Боже мой, какие у нее были живые, яркие, чудесные глаза! Да и вообще, она была красивой. Я перекинулся с нею несколькими фразами, но тут нас позвали в лагерь. Дома я написал ей большое послание и попросил ее дать адрес. Она назвалась Ириной Родштадт из Липецка, училась в институте иностранных языков на французском отделении. Сюда попросилась на работу по комсомольской путевке. Она, как сказала, "в порядке исключения", дала мне свой адрес, а я ей сказал, чтобы она свои послания передавала мне через бесконвойников. Так началась наша переписка. Узнав о нашей связи, ее вызвали на бюро РК ВЛКСМ, требовали, чтобы она порвала связь с "фашистом", но она ответила, что любит меня и не откажется. Ей вынесли выговор, но из комсомола не исключили. Я стал получать послания на французском языке. Вначале мне их переводил Врангель, но лотом Ирина потребовала, чтобы я стал изучать французский сам. Передала мне учебник, словарь, грамматику, литературу. В школе я изучал немецкий. Французский был уже другой, романской группы, и мне его было изучать трудновато, но постепенно, с использованием словаря, я и сам стал переводить ее письма.
После комиссии Верховного Совета Борису Врангелю оставили прежний срок - 20 лет каторги, по-видимому, из-за социального происхождения. Мать его была княжна Голицина, и по отцовской линии, он являлся потомком Ганнибала, предка Пушкина, у него даже ногти были синеватые. Видя бесперспективность своей жизни, он однажды кинулся на электрорубильник, думая покончить с собой, но только сильно обжег руки. На его счастье ему в это время пришло письмо. Писала ему жена - Врангель-Павлова, которая подавала в розыск, и ей, наконец, дали его адрес. Он ответил, она приехала вместе с 12-летней дочерью, о существовании которой он даже не знал. Дочь впустили в зону, и мы вместе гуляли. Я ей купил пару шоколадок. У Бориса появился стимул к жизни, он повеселел. Позже, как я узнал, он освободился и жил где-то в Чуне, по тайшетской трассе. В начале 1958 года нас вновь этапировали в тайшетские лагеря.
Предыдущая глава Оглавление Следующая глава