«Красцветмет» без сомнения относится к категории тех предприятий, которые за минувший 20 век прочно утвердили себя и в списке выдающихся научно-технических достижений мирового уровня, и в перечне покорителей неизведанных прежде вершин инженерной мысли. Между прочим, завод, не относящийся к признанным гигантам сибирской индустрии, обеспечивает два процента доходной части бюджета страны. За ним 60 процентов мирового производства палладия и пятая часть платины. Дай ему больше сырья, и он в свои 60 лет легко покорит новые высоты производительности.
Это, разумеется, не говорит о том, что завод за свой трудовой стаж не встречал на избранном пути экономических ям и провалов, что движение его к намеченным целям всегда осуществлялось по «зеленому коридору», что он, как говорится, баловень судьбы или же просто везунчик. Все было! Однако успехи минувших лет «Красцветмет» не получал в подарок. Его коллектив, извините за банальность, обеспечивал их прежде всего своим могучим интеллектуальным потенциалом, который был заложен здесь изначально, и той деловой хваткой, которая была приобретена им задолго до перехода в рынок и до реальных возможностей изучать передовой зарубежный опыт. В связи с последним следует сказать, что до конца 80-х годов 20 века все работники «Красцветмета» относились к категории невыездных. Так что одно это принуждало их вариться «в собственном соку», поскольку и принимать у себя иностранных гостей они не имели возможности.
Менялись поколения заводчан, руководители предприятия, менялась подчиненность завода различным ведомствам страны, неизменной оставалась лишь верность однажды избранным деловым принципам. Эта эстафета наиболее бережно пронесена через все этапы большого пути. Но вот что удивляет, выпустив более чем за полвека для своей страны совершенно фантастические объемы всех известных человечеству драгоценных металлов, «Красцветмет» не получил от нее ни единого грамма в ответ в виде правительственной награды. Можно лишь гадать, почему такое произошло в государстве, где ордена и медали, по утверждению статистических служб, всегда имели наивысшую в мире растиражированность. Между прочим парадоксально и то, что на протяжении многих лет высшая в Советском Союзе награда, орден Ленина, изготавливалась при непосредственном участии «Красцветмета». Делали для всех, только не для себя.
Впрочем, как выяснилось, никаких обид за эту «неувязку» на заводе ни на кого не держат, считая, очевидно, что наступит день, когда «награда найдет героя». А если и не найдет, то здесь и без этого знают себе цену. Полезно напомнить, что многим трижды и пятикратно награжденным в стране предприятиям врученные прежней властью ордена, увы, особой славы и стабильности не добавили. Стремительный переход плановой экономики «в рынок» резко обнажил скрытую прежде несостоятельность многих, когда вдруг стало совершенно невозможно получать деньги за продукцию, которая, как выяснилось, почти никому не требовалась ни внутри страны, ни в братских государствах «социалистического содружества».
Исключительно как человек со стороны, думаю, что «Красцветмет» вошел в рынок солидно и подготовлено. А высшим признанием профессионалами данной сферы авторитетности «Красцветмета», бесспорно, стала прошедшая в Красноярске 21-25 сентября 1998 года Первая Международная деловая конференция «Российский рынок драгоценных металлов и драгоценных камней: состояние и перспективы».
«Первая»... в России и тем более в Красноярске, который в честь этого события был публично назван «Столицей российской платины». Подозреваю, что за пределами Советского Союза, а потом и России, это было известно и раньше, но таковы были порядки. От соотечественников было наглухо сокрыто то, о чем прекрасно знали туманные и явные враги. «Первая»... «деловая»... Последнее обстоятельство подчеркивалось почему-то с особым нажимом. Словно для усиления значимости события, которое стало подлинным украшением, а если хотите, и самым ценным подарком, преподнесенным «Красцветмету» в год его 55-летия.
Более ста участников международной конференции из США Англии, ЮАР, Японии, Канады, Чехии, Австрии, Польши и других стран встретились на берегах Енисея прежде всего по своим профессиональным делам, а не ради провозглашения тостов в честь 55-летия «Красцветмета». Хотя, разумеется, время нашлось и для того, и для другого.
Я видел сам, с каким мальчишеским по своей заразительности азартом генеральный директор завода Гулидов комплектовал из прибывших на конференцию коллег небольшие группы и водил их одну за одной в те цеха, куда имели допуски далеко не все работники предприятия. Позже он мне скажет: «Они были в полном отпаде». О чем свидетельствуют высказывания и самих гостей.
Альберт Приор, коммерческий директор фирмы «Приор инжиниринг групп» (Швейцария): «Российские технологии и сами инженеры вызывают у меня чувство уважения. Они занимают самое достойное место в мире. России давно было пора организовать свою постоянную конференцию по благородным металлам. Ведь она наряду с Южно-Африканской Республикой лидирует в мире по их выпуску...»
Стюарт Мюррей, ведущий специалист фирмы «Импала Платенум» (ЮАР): «Красноярский завод работает с теми же с благородными металлами, что и мы, и делает это в лучших традициях, отвечая самым высоким требованиям и стандартам...»
Майкл Стилл, директор по исследованию рынков фирмы «Джонсон Маттей» (Англия): «Охрана окружающей среды — важнейший вопрос для всего мира. Металлы платиновой группы крайне нужны для решения этой проблемы. Производя солидные объемы платины, Россия должна немедля развивать эту отрасль, и наша фирма готова оказать содействие в этом заводу в Красноярске...»
Владислав Шинкоренко, вице-президент Международной академии информатизации (Москва), доктор философских и исторических наук: «Красноярский завод — уникален. Он единственный в мире серийно производит все без исключения драгоценные металлы. Все! Так что лучшую базу для проведения первой в России конференции нам не пришлось долго искать...»
Вячеслав Радаев, главный «кладовщик» Гохрана (Москва): «Я постоянно ощущаю, что Россия не оскудела ни научным потенциалом, ни драгметаллами. Особенно в нашей «кладовой» заметны красноярские металлы. Их узнаешь даже по внешнему виду, а то и на ощупь. Особенно слитки платины. Поэтому так огромен и спрос на нее во всем мире...»
Признаюсь, что сама необходимость писать о Гулидове в прошедшем времени лично для меня — очередное, за все прожитые годы, тягостное испытание. Рыночная распутица высветила так много незаслуженно процветающих говнюков, что кажется абсолютной нелепицей, когда из жизни раньше времени уходят подлинно хорошие люди. Вот и Владимир Николаевич... Он погиб, словно птица, сбитая влет.
Мы не были друзьями, соперниками по
теннисному корту и по отношению ко мне он
никогда не состоял в спонсорах, а именно в
этом качестве он и был известен в городе.
Однако начиная с лета 1988 года, когда я
познакомился с Гулидовым в его
директорском кабинете в старом здании
заводоуправления, мы много и охотно
встречались. Чаще случайно и мимолетно, а
иногда для обстоятельных бесед. Помню,
первая из них была посвящена тем сувенирным
изделиям из кварца, которые «Красцветмет»
начал выпускать, кажется, в год нашего
знакомства. А возможно, чуть раньше. Это
были совершенно очаровательные словно
сделанные из хрусталя «елочки», «рожки с
колокольчиками», «ключи»... от сердца, или,
если угодно, от города. А еще заводские
умельцы массово выпускали по заказам
памятные медали на все случаи жизни. «В
честь окончания средней школы». «В память о
свадьбе»... Для тех лет это были диковины,
как и все то, что появляется впервые.
Помню, мне порекомендовали «заказать у Гулидова» десятка два-три медалей, посвященных установлению дружеских связей между жителями арктического поселка Диксон, что в Красноярском крае, и теми американцами, что проживают в городе Диксон штата Иллинойс, близ Чикаго. Так получилось, что мои публикации в советской и зарубежной прессе позволили диксонцам двух стран не только узнать друг о друге, но и лично познакомиться. Позже мы вместе с моим американским коллегой Уильямом Шоу написали книгу о связях диксонцев. Русский вариант ее был назван «И мы перешагнули океан». Но это позже. А в августе 1988 года мэру нашего Диксона Николаю Картамышеву и мне предстояла командировка в США, вот для нее и нужны были медали. Я представил Владимиру Николаевичу разработанный красноярской художницей Ириной Гладченко эскиз, и при его содействии наш заказ был блестяще выполнен за очень краткий срок.
Получая из наших рук медали, американцы были в полном восторге. А вот рассказать о заводе, где их сработали, мы не имели права. «Красцветмет» тогда все еще был погружен в свою историческую неизвестность.
Владимир Николаевич был искрящимся человеком. Именно таким он мне казался и в те минуты когда рассказывал о действующих на заводе уникальных технологиях, и когда в своем кабинете в новом здании заводоуправления, в ответ на мой вопрос начал вдруг показывать, как не покидая кресла, он мог раздвигать шторы на огромных окнах, включать кондиционер, освещение и что-то еще. Всего 5-7 минут он состоял в роли гида, но исполнил ее по-мальчишески взахлеб и с высочайшей уважительностью к тому, что можно признать совершенством.
Позже я не случайно, а сознательно, стал свидетелем того, как его пытались снять с директорской должности. Тогда, летом 1994 года, завершалось формирование концерна «Норильский никель». Гулидов был предельно взвинчен, считая, что завод не должен входить в состав этого формирования. На все мои тревожные вопросы он ответил мягкой улыбкой и показал выразительный кукиш. Он был бойцом не только на татами, причем, и в делах директорских, и в житейских исповедовал взвешенный атакующий стиль. Да и коллектив не позволил его уволить, проведя пару многолюдных митингов под лозунгами «Руки прочь от Гулидова!». Я был на них, и точно знаю, что не каждый директор может услышать то, что говорили красцветметовцы о своем руководителе.
А однажды мы встретились в Токио, причем, не заметив друг друга, прилетели в столицу Японии на одном самолете в составе крупной делегации Красноярского края во главе с тогдашним губернатором Валерием Зубовым. Летели ночью без промежуточной посадки, так что многие после взлета сразу же заснули в своих креслах...
И вот загадочный Токио. Февраль 1998 года. Идет нудный дождь. Правда, температура была плюс 15. Думаю, тогда у организаторов этой поездки делегации почти из 150 человек на Дни презентации края в столице Японии что-то «не срослось — не заладилось». Наш чартерный рейс прибыл в токийский аэропорт очень ранним утром, и тут же мы узнали, что места в гостинице для всех заказаны лишь с 14 часов. Нам предложили «с вещами» покинуть самолет и разместиться в нескольких автобусах. При посадке в них я и «обнаружил» Владимира Николаевича. Он приветливо подмигнул и заметил: «Красноярский край начал экспортировать свой бардак. Можете сообщить об этом всему миру». По ходу «пьесы» я постепенно начал понимать, о чем он вел речь. Салоны автобусов были очень узкими, так что здоровенные российские мужики едва протискивались промеж сидений. А еще надо было разместить чемоданы и горы свертков.
Нам объявили, что до поселения в гостинице мы будем знакомиться с городом. Увы, и это не получилось, так как Токио просто утонул в плотном утреннем тумане и дождевой пелене. Особенно все ощутили это, когда гостям из Сибири предложили подняться на лифтах, кажется, на 40 этаж какого-то местного небоскреба, где расположена надежно застекленная смотровая площадка. Правда, так и не увидев Токио с «птичьего полета», мы ощутили острейший запах кофе. Но и у стойки расположенного здесь же бара нас, неприкаянных, ждал очередной облом. Япония, как известно, дружит с США заметно теснее, чем с Россией. Однако, как выяснилось, не настолько, чтобы при каких-либо покупках принимать доллары вместо иен. А японской валюты ни у кого из членов делегации не оказалось. Грех было сомневаться в платежеспособности нескольких руководителей красноярских банков или директоров предприятий, различных фирмачей, да и журналистов. Но бумажники у всех нас, как показал проведенный нами блиц-опрос, были «заряжены» исключительно долларовыми купюрами. Понятное дело, их можно было обменять на иены. Но для этого нужно назвать отель или иное место, в котором ты остановился, приехав в Японию. А мы уже шестой час «прописаны» только в автобусах.
«Ну, что, пойдем искать «кустики», — сказал мне, мрачно усмехаясь, Гулидов, когда затянувшаяся экскурсия сделала очередную остановку где-то в районе императорского дворца. «Кустики» мы здесь не нашли, а в нормальный туалет нас просто не пустили, так как никто не мог оплатить так желанную для всех встречу с унитазом. Правда, чуть позже кто-то из сотрудников торгового представительства России, которые нас встречали и сопровождали, сумел «размочить» ситуацию. Не то оплатил своими, не то договорился об открытии сугубо туалетной краткосрочной «кредитной линии». Не знаю, но все поздравляли друг друга «с облегчением».
Мелочь, конечно, на фоне тех бизнес-планов, которые предстояло обсудить с деловыми кругами Японии, но, к сожалению, подобные «пустяки» чаще всего и губят наши большие замыслы. Мы, помнится, даже дискуссию на эту тему провели с Владимиром Николаевичем во время нашей прогулки по ночному Токио. Чисто профессионально он подчеркнул, что такая «ржавчина» любой металл сожрать способна. И сопроводил свои суждения о случившемся очень даже ненормативной лексикой. Скверную организацию он просто органически не переносил. Об этом мне не раз и на заводе говорили.
15 марта 1999 года я передал Владимиру Николаевичу первичный вариант рукописи книги об истории завода «Красцветмет», над которой по его просьбе работал начиная с июля 1997 года. К тому моменту я уже знал, какие места в тексте должны быть изменены и чем дополнены. Осталось главное, выслушать замечания заказчика. Как и было условлено, в течение месяца я не беспокоил Гулидова. При обвальной директорской загрузке он не так много имел времени для обстоятельного прочтения того, чем я заполнил 269 машинописных страниц.
Зная, что гендиректор всегда приходит в свой рабочий кабинет к 7 часам утра и до появления в приемной секретаря сам отвечает на все телефонные звонки, этим «секретом» он однажды со мной поделился, я, кажется, 14 апреля позвонил Владимиру Николаевичу. После приветствий он четко сказал: «Прочел. Думаю, что книга получилась. По крайней мере создана очень добротная и серьезная основа. Но есть места, которые придется доработать. Сделаем так, я на два-три дня сгоняю в командировку, а ближе к 20 апреля встретимся. Сходим снова в баньку, там и поговорим...»
Не сходили, не поговорили... Он загадочно погиб ранним утром 17 апреля на обледеневшей за ночь автотрассе, которая ведет в новосибирский аэропорт «Толмачево». Точнее, умер уже на операционном столе вскоре после случившейся аварии. Для многих в Красноярске известие об этом стало подлинным многодневным шоком. Рукопись книги мне вскорости с благодарностью вернули, приложив позитивный отзыв о ее содержании. Как я понял, книга не могла состояться, так как она попала в разряд «не для печати» только потому, что в ней оказалось «много ГУЛАГа». А еще мне выплатили за труды причитающиеся деньги. Правда, это не доставило ни малейшей радости...
Как можно судить по воспоминаниям отдельных ветеранов «Красцветмета», почти в 60-летней истории завода лишь два его руководителя были официально возведены коллективом в отеческий ранг. В связи с этим необходима некоторая расшифровка заводской табели о рангах. До июня 1953 года этим предприятием, согласно нормам системы НКВД-МВД, руководили не директора, а начальники завода, практически каждый из которых сидел на двух стульях, так как был одновременно и начальником лагеря при «Красцветмете». Первым таким дважды начальником был Михаил Ильич Гутман. Как посланец ГУЛАГа, он осенью 1939 года принимал участие в выборе площадки для строительства аффинажного завода, а затем с января 1942 и по июнь 1944 гг. возглавлял и зарождающееся в муках предприятие, и, конечно же, лагерь при нем. Вот его-то и называли «папа Гутман».
«Отцом и учителем» в те времена был, понятно, только тов.Сталин. Но вознесенный до заоблачных высот, он не мог быть полезен каждому реальному человеку, когда требовались добротная лопата или теплая одежда, сытная пайка или же угол для отдыха, укрытый от холода надежными стенами. Таким был житейский практицизм тех дней, когда скорее не разумом, а сердцем люди ощущали, что находившийся поблизости реальный «папа» намного нужнее далекого придуманного «отца». Разумеется, эти откровения каждый доверял лишь внутреннему голосу, не произнося их вслух, даже находясь в одиночестве в пустой комнате. Тогда известная пословица сообразно обстановке была превращена в актуальное назидание: «Слово — не воробей, вылетит — и поймают».
А «папа Гутман», несмотря на все суровости тех лет, говорят, многое делал «по-людски» и умел относиться, по мере возможностей, к подчиненным заботливо, а иногда и трогательно. Как знать, может быть именно по этим «данным» он и не удержался в занимаемых креслах на более продолжительное время. ГУЛАГ обычно с «иноверцами» долго не дружил.
Последним начальником «Красцветмета» был Николай Дмитриевич Кужель. Он принял хозяйство в мае 1945 года, а через 8 лет, в мае 1953 года, когда в стране начался разворот кампании «по ликвидации последствий культа личности Сталина», Кужель был провозглашен первым гражданским директором предприятия. Он проработал в этой должности до 1955 года, оставив заводчанам за «десятилетку» много добрых воспоминаний о себе. Как, впрочем, и недобрых, от которых никуда, наверное, не денешься, занимая такой пост.
В череде ярких и неординарных персон, которым в разные годы был доверен руководящий «штурвал» «Красцветмета», есть, бесспорно, личности исторического значения, поднявшие предприятие на более высокие орбиты технологического совершенства. Это и Павел Иванович Рожков (июнь 1955 - май 1974 гг.), и Борис Михайлович Грайвер (май 1974 - июнь 1988 гг.). Но только с появлением в директорском кресле Владимира Николаевича Гулидова в заводском коллективе вновь возродилось понятие «отец». Не сразу, а где-то примерно на полпути его 11-летней директорской карьеры. А началась она, как говорил мне Владимир Николаевич, совершенно неожиданно для него. «Весной 1988 года пришли ко мне представители двух цехов и предложили выставить свою кандидатуру на предстоящих выборах директора. Мы, сказали, тебя поддержим».
Гулидов был избран директором на собрании представителей трудовых коллективов завода 26 мая того же года. Это была весна первых демократических преобразований в стране после 70-ти лет тоталитаризма. Еще не было свободной России, но и «Союз нерушимый» уже трещал по швам, которые к тому моменту были прошиты, как выяснилось, окончательно прогнившими нитками «дружбы и единения». Тогда кто-то бульдожьей хваткой держался за старое, кто-то безоглядно рвался к новому...
Вот, вроде бы, отклонился от темы. Но только ради того, чтобы напомнить: время, отпущенное Гулидову для руководства «Красцветметом», вполне можно признать испытательным сроком. Точнее, особо жестким испытательным сроком и для него, и для завода в целом. Оно и сейчас еще таковым остается, но тогда все только начиналось...
Вообще, вспоминая Гулидова, позволю себе утверждать, что он контрастно отличался от всех прежних начальников и директоров «Красцветмета». Разумеется, говорю не только об известной истине, что каждый человек сам по себе неповторим. Нет, речь идет об иных, более значимых различиях. Начнем с того, что директор, под руководством которого завод мог войти в новое столетие, являлся первым в истории предприятия не назначенным «сверху», а избранным «снизу». И не рядовым, а впервые генеральным директором, и не завода, а Открытого акционерного общества «Красноярский завод цветных металлов». Кроме того, заняв кресло руководителя предприятия еще во времена остатков советской плановой экономики, Гулидов стал первым рыночным директором, причем совершенно дикого рынка, когда не существует ни «погонял», ни «нянек», а все держится лишь на прямом диалоге производителя продукции и ее потребителей. И это при ощутимом давлении политики на хлипкую экономику, когда «спасение утопающих», ежели таковое требуется, становится повседневной заботой исключительно «самих утопающих». Впрочем, как и способность предприятий «выходить сухим из воды», опять же, если в этом возникнет надобность.
К отличительным «приметам» Гулидова относится еще и то, что он был уроженцем той земли, на которой всю жизнь работал. Богучанский он, с берегов Ангары. Трудовой путь начинал молотобойцем, что, думаю, и сделало его металлургом. Достукался! В 1959 году после окончания Богучанской средней школы поступил Владимир Гулидов в только-только перебазированный тогда из Москвы в Красноярск институт цветных металлов. К слову, этот известный в стране вуз, созданный в советские годы на базе Российской Горной академии, был размещен в Красноярске в самом ГУЛАГовском месте. Как раз напротив, в двух шагах от берега Енисея, в годы разгула сталинского беспредела находился центральный пересыльный центр «Краслага». Отсюда на баржах по реке или другими этапными перегонами уходили десятки тысяч зэков в Норильск, Игарку, Нордвик, в Северо-Енисейск, в Решоты... На предприятия цветной и прочей металлургии, на объекты лесодобычи, на прокладку дорог, по которым большинству узников так и не суждено было вернуться.
Теперь там, где размещался пересыльный лагерь, на народные пожертвования воздвигнут и открыт летом 1998 года Свято-Никольский храм-памятник. Хочется верить, что он не позволит предать забвению трагедии бесконечно многих репрессированных всех времен и народов. Кстати, и Гулидов, и завод, который он возглавлял, относятся к тем, кто наиболее активно материально содействовал сооружению храма...
Сам Гулидов, как говорится, «академиев не кончал», а лишь имел диплом однажды избранного для учебы института. Но, уже находясь на посту руководителя «Красцветмета», как автор почти 90 научных трудов и изобретений в сфере производства платиноидов, золота и серебра, как лауреат Государственной премии (1984 года), он был избран академиком сначала Международной Академии информатизации, а затем и членом-корреспондентом Российской Инженерной Академии. Так что объективности ради отметим и такой факт. Если прежде академики бывали на «Красцветмете» исключительно проездом, то именно с Гулидова начался список заводских, доморощенных академиков, что также следует внести в перечень памятных вех истории предприятия, где от рождения связь науки и практики относят к ценностям высших категорий.
Все перечисленные основные отличия безвременно ушедшего из жизни Гулидова от его директоров-предшественников не имели бы смысла (не ради же «культа личности» они собраны здесь!), если бы с его приходом не началась и новая эра в истории уникального предприятия. К моменту своей гибели он отработал на заводе в разных должностях ровно 33 года, что давало ему уникальное право сопоставлять и сравнивать, начиная с первого в его жизни рабочего дня на заводе. А он был...
— Отлично помню, 2 марта 1966 года я стал мастером в цехе... — говорил мне незадолго до рокового случая Гулидов.
— Владимир Николаевич, а те технологии, которые завод использует, где-то еще в мире применяются?
— За годы моего директорства я познакомился практически со всеми аффинажными заводами, что действуют на нашей планете. Похожих на наш примерно с десяток. Профессионально это очень полезно. Мы, как и аналогичные предприятия, используем одни и те же, известные человечеству законы комплексной химии. Однако непохожесть наша состоит в том, что мы по-разному подходим к этим законам. Есть аффинажные предприятия, которые извлекают по одному, по два металла. Мы же в отличие от них практически всеядны. Когда был Советский Союз, наш завод имел более 10 тысяч поставщиков сырья. При этом каждый из поставляемых концентратов отличается по составу от другого. Но для любого из них мы можем найти самую эффективную технологию извлечения. То есть, используя общие для всех законы, мы отличаемся многочисленными нюансами их применения. У нас, к примеру, нет ярко обозначенной «головы» процесса, как и его «хвоста», окончания. Иначе говоря, мы можем начать обработку любого концентрата и с середины процесса, и с его стартовой отметки. При этом никаких отрицательных воздействий на конечный результат не допустим. Все зависит от поставленной задачи, какой металл мы решили извлечь сначала, а какой позже.
Скажем, в 1989-90 годах самые большие деньги платили за родий, и мы, естественно, его и получали прежде всего. Этим мы и отличаемся от всех аналогичных инофирм. У нас самый короткий, так я считаю, технологический цикл по любому из драгоценных металлов. Платину, палладий, родий, иридий, рутений, осмий по отдельности извлекают многие предприятия. Скажем, на каком-то из них получили первый в нашем перечне, второй и третий металлы, а для извлечения оставшихся концентрат отправляют на другой завод. Весь же букет платиноидов доступен пока только «Красцветмету». И это лидерство, думаю, сохранится за нами еще многие годы.
— Вы продаете свои технологии?
— Наоборот, держим в строжайшем секрете. Имею ввиду не полный технологический цикл, а те самые нюансы, о которых я упоминал. Да и золото, в отличие от многих предприятий, мы получаем не традиционным, электролизным методом, а несколько иным, который обеспечивает нам очень короткий технологический цикл. Когда в России, наконец, будет создан нормальный рынок драгметаллов, все основные добытчики золота, уверен, станут поставщиками сырья только на наш завод. И не из-за любви к Красноярску, просто мы можем максимально сократить время получения чистейшего золота, а это в свою очередь уменьшит расходы на оплату банковских кредитов. То есть, опять же, наша рыночная привлекательность — самая привлекательная в мире. Это я утверждаю со слов большинства наших партнеров.
А мощности у нашего завода просто потрясающие! Я не знаю в стране, да и в мире второго предприятия, которое может получать в год 250 тонн золота, то есть в два раза больше, чем производит вся Россия. Или другой пример. Конец 80-х - начало 90-х годов. Я еще очень молодой директор. Встает вопрос о повышении заработной платы всему коллективу. Правительство разъясняет: хотите больше получать, увеличивайте объемы производства... Такую возможность мы тогда имели, так как и мощности недогружены, и запасы сырья скопились колоссальные. Мы и взялись за них. Получили фантастические объемы платины и палладия. За пару лет мы фактически 10-летний запас сырья переработали. Реализовали металлы, и не только повысили заработки, но и построили производство ювелирных изделий. Правда, позже, набравшись опыта, я бы не пошел на такие расходы запасов сырья. Поторопились мы, надо было рациональнее ими распорядиться.
— Помните, Владимир Николаевич, мы с Вами 1 июля 1990 года в составе большой делегации красноярцев во главе с руководителем края Валерием Сергиенко вылетели прямо из Красноярска через Аляску в США. А потом несколько дней жили в семьях американцев в городе Диксон, близ Чикаго. Это была Ваша первая поездка за рубеж?
— Прекрасно помню. Она была первой не только для меня, но и первой для всех работников завода. Фактически именно тогда была преодолена одна из нелепиц минувших лет, когда мы все были «невыездными». Если считать ту мою поездку в США как ознакомительную, то можно утверждать, что заочные деловые контакты с зарубежьем начались для нас чуть раньше, в 1989 году. Тогда ведь факсов не было, и мы первые свои связи с инофирмами поддерживали через Москву, через «Алмазювелирэкспорт». Обменивались телеграммами, звонками... Это было достаточно спокойное время. Советский Союз еще не развалился, ничего нового к тому моменту не сформировалось. Если можно так сказать, мы вошли в международную жизнь при достаточно благоприятных обстоятельствах.
А началось все с того, что однажды к нам на завод из Южной Африки через «Алмазювелирэкспорт» поступила посылка, оцененная, между прочим, в один миллион долларов. С такой вот «визитной карточки» и зародилось наше сотрудничество с известной южноафриканской фирмой «Импала Платенум». Она, к слову, является второй в мире по объемам выпускаемой платины.
Получив посылку, мы узнали, что безо всякого контракта и каких-либо других официальных документов, только под джентльменское доверие, нас просят извлечь из направленного нам концентрата все находящиеся в нем драгоценные металлы. Мы в ответ телеграммой запросили: какие должны быть получены результаты? Дело было для нас привычное, так как доставленный посылкой концентрат мало чем отличался от норильского. И вскоре мы выполнили эту работу. Наши африканские коллеги остались довольны, однако их удивило, что родия мы выдали им больше, чем они предполагали.
А вскоре мне поступило приглашение посетить Южную Африку... Кроме упомянутой вами нашей поездки в США, напомню, других зарубежных визитов у заводчан не было. И тут сразу — Южная Африка. А там — разгул апартеида... Я позвонил генеральному директору Норильского комбината Анатолию Васильевичу Филатову. Он одобрил наш контакт. Я ему говорю, что, наверное, поедут пятеро наших специалистов. Он возразил: «Ты сам специалист, так что поезжай один». Вот так, вместе с Алексеем Карасевым из «Алмазювелирэкспорта», мы и отправились в Южную Африку, в город Йоханнесбург. Понятное дело, в столь дальней дороге натерпелись мы всякого, но приняли нас хорошо. Как специалисты одной отрасли мы сразу нашли общий язык. Фирма «Импала» находится примерно в 70 км от Йоханнесбурга. Осмотрев завод, мы сразу заметили, что по уровню аффинажа мы стоим заметно выше. К примеру, чтобы получать больше металлов, они увеличивают прежде всего добычу руды. Мощностей же завода у них была явная нехватка. По этой причине они и ищут партнеров-переработчиков, чтобы к ним направлять часть своего сырья. Помню, во время деловых бесед мы доказали коллегам, что родия из их первой посылки было нами получено ровно столько, сколько его содержал присланный концентрат. Они не скрывали от нас своего удивления в связи с этим.
— Теперь, надо полагать, «Красцветмет» не имеет каких-либо ограничений в сферах международного сотрудничества?
— Конечно, не имеет, если в эти отношения не вмешивается политика или те российские законы, напоминающие топор, которым пытаются рубить тот самый сук, что всех нас держит. Я только так называю отрасль, в которой всю жизнь работаю. Скажем, за те четыре года, что мы принудительно находились в составе РАО «Норильский никель», заводу неоднократно пытались «перекрывать кислород» при установлении деловых контактов на мировом рынке. Тем самым нам хотели доказать, что без сырья из Норильска или от каких-либо еще предприятий РАО наш завод не проживет. Мы доказываем обратное, но нам внушали только это.
— Интересно, если не секрет, при каком минимальном уровне загрузки оборудования ваш завод сохраняет рентабельность?
— Не секрет. В наиболее худшей для нас ситуации мы сохраняли рентабельность и при 20-процентной загрузке. Повторю, у нас очень емкие мощности. В начале 1999 года мы использовали их уже на 30 процентов. Беда в том, что в настоящее время из-за экономического спада Россия крайне мало потребляет платиновых металлов, а раз так, то и вторичное сырье поступает к нам для переработки в очень ограниченных объемах. А именно на этом мы и получали прежде свою прибыль. Но, уверен, все вернется на круги своя.
— Когда читаешь документы из истории завода и воспоминания его ветеранов разных лет, невольно ощущаешь не только все неимоверные тяжести того времени, лишения и унижения, но и чувство их осознанной гордости. Многим изначально было понятно, что создается совершенно уникальный завод. Борис Михайлович Грайвер, к примеру, работавший директором лет на 30 лет раньше Вас, как-то сказал мне, счастье «Красцветмета» состоит в том, что еще при рождении в него были заложены сильнейшие гены талантливых людей...
— Я абсолютно с этим согласен. У нас, действительно, очень крепкие корни. Они достались нам от тех корифеев советской металлургии и химии, которые были вольными и невольными создателями нашего завода. Мы всегда обязаны помнить о них. У нас есть цеха, где действуют одни традиции, совершенно не похожие на традиции других цехов. Есть трудовые династии... Но главное, все с очень большой ответственностью относятся к тому, что делают. В настоящее время в России имеется еще несколько предприятий, которые могут извлекать золото и серебро. Это мощный Приокский завод цветных металлов, аффинажное предприятие в Новосибирске и аналогичное ему в городе Щелково, под Москвой. Есть еще небольшое производящее золото и серебро, предприятие в Кыштыме, появился недавно завод, кажется, в Колымске. Подчеркну еще раз, с платиной от рождения и на протяжении более 55-ти лет работаем только мы! Причем не имея ни единой рекламации на свою продукцию за минувшие годы. И, полагаю, с этих позиций нас еще долго никто не сдвинет и не обойдет. Давайте встретимся лет через 10 и прикинем дальнейшую перспективу «Красцветмета»...
Все еще невозможно в это поверить, но уже не встретимся. Впрочем, жизнь не застыла на месте, и завод, по воле коллектива в три тысячи человек удостоенный имени Гулидова, теперь, надеюсь, навечно обеспечен запасами делового и житейского оптимизма...
В начало Пред.глава След.глава