Одной из подлинных святынь «Красцветмета» является вознесенный на самый верхний этаж в новом здании заводоуправления архив предприятия. Он многое знает и, надо полагать, практически все помнит. Четкий порядок стеллажей в центре просторного помещения и вдоль его стен. Ряды полок, на которых, словно наслоения истории, стоят шеренгами и уложены в хронологической последовательности бережно переплетенные фолианты, хранящие дела минувших дней. И может быть, официальные «преданья» эти еще не от «старины глубокой», но ценность каждого пожелтевшего от времени документа с уходом в прошлое очередного года становится все более притягательнее.. Особенно это остро ощущаешь, когда, находясь в помещении архива, бросишь через его широкие окна взгляд на участок современной заводской территории, где все и начиналось...
Первые «Приказания», «Распоряжения», «Приказы» по строительству... Многие из них нанесены на бумагу из школьных тетрадей рукописно, чаще всего почерком очень рано повзрослевшего пяти- или шестиклассника, который явно успешно справлялся с заданиями на уроках чистописания. При просмотре документов невольно фиксируешь и то, что почти все они оканчиваются не только подписью руководителя, но и обязательной для тех «зарешеченных» лет фразой, к примеру, «настоящее приказание ввести в жизнь. Приказание зачесть во всех бригадах». А то и, «ознакомить под роспись...»
ПРИКАЗАНИЕ №183
3.03.1941
по отдельному лагпункту Енисейлага НКВД
...за хорошее и добросовестное исполнение пьесы «Таланты из глубин» и муз. концерт 2.03.41 г. в клубе объявляю благодарность с занесением в личное дело (далее названы фамилии 11 з/к).
РАСПОРЯЖЕНИЕ №136
5.03.41
За пьянство и половую связь с женщинами бригады сапожной мастерской з/к Игнатенко А.И. с работы снять и перевести на общие работы...
.
ПРИКАЗАНИЕ № 233
21.05.41
по 2-му строительному району Енисейлага НКВД
Каждый лагерник, осужденный за какое бы то ни было преступление, должен не забывать, что он искупает свою вину перед Советским государством. Он должен помнить, что его ждет семья после честного отбытия срока исправившегося, полноправного советского гражданина, а не разгильдяя, хулигана и бандита...
ПРИКАЗАНИЕ № 279
1.07.41
Продолжительность рабочего дня з/к со 2 июля 1941 г. устанавливается с 7 час. 30 мин. утра до 20.30, перерыв на обед с 13 до 14 час.
Подъем — в 5.30, отбой в 22.30. В июле установить 2 выходных дня 13 и 27 числа...'
ПРИКАЗАНИЕ №315/1
1.08.41
На основании телеграфного распоряжения зам. наркома НКВД т.Завенягина от 24 июля 1941 года № 30/7631/012 сего числа вступил в исполнение обязанностей начальника управления лагерем и строительства Красноярского аффинажного завода.
И.о.нач. упр. лаг. и строительства
аффинажного завода Голованов Ю.Н.
А вот лишь некоторые эпизоды тех дней, взятые из приказов по строительству завода:
«Шофера гаража Обрядову Любовь за невыход на работу 29, 30 декабря 1941 года отдать под суд как за нарушение Указа Президиума Верховного Совета СССР от 25.04.40 г.»
«22 декабря 1941 года бригада заключенных в количестве 22-х человек ввиду несвоевременной подачи машины в карьер прибыла в зону лагеря с опозданием на 7 часов. В результате чего 12 заключенных были обморожены...»
«Воспретить начисление премвознаграждений бригадирам бригад, имеющих среднесуточную производительность труда ниже 100%, за исключением бригад слабосильных и штрафных...»
«Ввести с 27 января 1942 года, как правило, доставку горячей пищи в обеденный перерыв на места работы. Установить обеденный перерыв с 13 часов до 13 час. 30 мин. Обед выдавать по бригадам только з/к, выполняющим индивидуальные нормы на 100% и выше...»
«...заключенный столяр Бухтаров внес ряд рацпредложений в БРИз: двухсторонний отборник для оконных переплетов заменил два инструмента и увеличил производительность в 10 раз... ПРИКАЗЫВАЮ: премировать з/к Бухтарова пятьюдесятью рублями с занесением в личное дело...»
«В ознаменование Международного коммунистического женского дня, отмечая отличившихся на производстве и примерное поведение в быту, женщинам-заключенным (названы семь фамилий) объявить благодарность и каждой отпустить из ларька продуктов на сумму 15 рублей (колбасы, пряников, мыла, ниток...)»
«К 20 апреля моему заместителю, старшему лейтенанту госбезопасности тов.Аркалбалсту представить мне кандидатов из числа отличников на возбуждение ходатайств перед наркомом внутренних дел о снижении сроков наказания или досрочном освобождении из лагеря...»
«Для обеспечения лагнаселению сна восемь часов в сутки ПРИКАЗЫВАЮ: с 17.04.42 установить следующий распорядок дня в лагере строительства аффинажного завода. Подъем — 5 часов. Отбой — 21 час. Начало работы на производстве — 7 часов...»
В те же дни красноярские газеты сообщали:
— О начале в городе борьбы с расточителями эл. энергии. «Запретить пользование электролампочками свыше 16-ти ватт для лестничных площадок, коридоров, уборных. Чайниками, эл. плитками и утюгами разрешено пользоваться в часы наименьшей нагрузки сетей.
— О том, что исполком крайсовета принял решение о средствах на проектно-изыскательские работы, а также утвердил заказчика по постройке моста через Енисей в Красноярске в створе улицы Вейнбаума (мимо музея) или в створе ул.Сурикова. (Мост этот, первая в городе капитальная автопереправа, начал действовать лишь спустя почти 20 лет — автор).
— О прибытии в Красноярск первого эшелона с оборудованием завода «Красный профинтерн», эвакуированного из Бежицы.
— О том, что на предприятиях «Минусазолото» женщины, овладевая мужскими профессиями, работают бурильщиками, машинистами электровозов, помощниками забойщиков, грузчиками... Выполняют норму до 135 процентов.
Читая и перечитывая воспоминания ветеранов «Красцветмета», я воспринимал многие из них как исповеди. Они наполнены тем, что люди уже давно хотели высказать, дабы разгрузить душу в назидание потомкам. Но это было запрещено. Поступая на завод, все они давали подписки о «неразглашении». Юридический срок этих подписок наверняка уже давно истек, но таков наш «простой советский человек» старой закваски, он и в новые времена толком не знает, где кончается секретность и начинается дозволенность. Думаю, именно по этой причине некоторые воспоминания наполнены лишь общими словами и самыми ходовыми в те годы газетно-трескучими фразами. И не ради упрека в адрес почтенных ветеранов пишу я об этом, а чтобы высказать свое полное горечи сожаление. Затуркали в те годы людей до полной шизофрении. Даже теперь, когда многое стало можно, над некоторыми стариками все еще словно нож гильотины, нависает железное «Ни-зя-яа!» А по ночам им наверняка снятся вездесущие оперы и цеховые «стукачи», которых при сооружении завода, говорят, было великое множество. Такое вот было время. Остатки его все еще неизлечимы и в наши дни.
Вникая по мере сил в написанное ветеранами, я попытался с помощью фраз, взятых из их воспоминаний, воссоздать обстановку тех лет, когда на завод должен был приехать И.Я.Башилов и другие светила химико-металлургических наук, отловленные ГУЛАГом по всей стране великой.
А.Н.Блинникова:
«Мне на всю жизнь запомнился день, когда нас из Назаровского района привезли на завод. Это было 3 декабря 1942 года. Из окон вагона мы увидели огоньки на пустыре. Нам сказали: «Это и есть ваш завод». Огоньки казались где-то вдали. Нас выгрузили на платформе, а рядом были наши бараки. Наутро, когда мы пошли на завод, то это оказалось совсем рядом, через полотно железной дороги. Завод наш — всего два здания, которые обнесены забором. В цехах еще ничего не было, только работали заключенные. Мы убирали мусор, проходили техминимум. Я сдала его на «отлично», и мне присвоили 8 разряд аппаратчика... Мне некогда не забыть нашего первого директора (начальника завода) М.И.Гутмана и его слова на собраниях, которые тогда проходили в заводской столовой. «Любимые мои девушки, — говорил он, — не огорчайтесь, что сейчас вы живете в бараках и ходите в ватниках. Поверьте мне, вы еще будете жить в высотных домах. А главное — у вас будут ванные и теплые уборные. А ваши дети будут ходить в ясли и садики, которые мы построим для них». Ну, мы тогда, конечно, смеялись до слез. Нам было по 18-19 лет. А сейчас все это сбылось...»
А.А.Романкевич:
«Весь наш класс, не успев сдать выпускные экзамены, был мобилизован на Красноярский завод п/я 121. Нам выдали комсомольские путевки и на грузовой машине доставили в отдел кадров завода. Его территория представляла собой строительную площадку, где в основном работали заключенные. Среди них были и уголовники, и политические. Работали днем и ночью. Кругом военизированная охрана. Ночью на смену ходить было страшно и до завода, и по его территории. Все перекопано, везде канавы, траншеи, кучи земли, переходные трапы, освещение слабое... Нас предупредили, что с завода нельзя уволиться ни по какой причине. Нельзя опоздать или не выйти на работу. За это — тюрьма, и такие случаи были.
Тогда начальником завода был Гутман. Он о нас заботился как отец родной, а мы его за глаза так и называли «папа Гутман». Уж очень он нас опекал. Видно было, что жалел наше еще неокончившееся детство, нашу юность. Те, кто был мобилизован на строительство из ближайших районов, старались привозить свои продукты, в основном картофель и капусту. Ехать нужно было на поезде, а билеты достать невозможно. Приспособились показывать выданные нам пропуска с отметкой «НКВД». А это значило — Берия. По этим пропускам и ездили, никто не задерживал».
З.П.Балашова (Кишукова):
«Мы убирали мусор и караулили лампочки, чтобы их не выкручивали заключенные... В бараках, где мы жили, помню, было очень холодно. Их построили зимой и не успели утеплить. Дров и угля было мало, приходилось воровать у тех, кто был побогаче. Иногда мы умудрялись ночевать в цехе, устраивались где-нибудь за баками, но зато в тепле.
В качестве спецодежды нам давали солдатское нижнее белье, рубашку и кальсоны из белой ткани, они очень часто приходили в негодность. Так что, работали с оголенными коленями. С обувью тоже была проблема, только резиновые сапоги 43 размера. Легче было тем девочкам, которые были побогаче, они работали в своей обуви. Диэлектрические перчатки не гнулись, отчего наши руки были в нарывах и ранах. Душевых первое время не было, гардеробов — тоже. Вся наша спецодежда хранилась в общей куче на полу. Так что кто первый придет, тот и наденет, что покрепче и поцелей. У меня был такой случай. Мне не досталось брюк и пришлось вместо них надевать вторую куртку. Представляете, какой наряд! Смеху было!»
Е.П.Прокопович:
«Помню, через день после поступления на работу наш мастер Мариам Берковна (жаль, фамилию забыла) повела меня и Катю Савоськину (Максимову) показывать цех. Это была очень пожилая женщина. На голове у нее был самодельный берет из серого шинельного сукна, а из-под него торчали редкие седые волосы. На ней было надето что-то очень непонятное, все в узелках, в ленточках, в скрепочках и резиновые сапоги на босу ногу. Когда она шла, лохмотья на ней разлетались в разные стороны. Ведет она нас, а мы все смотрим только на нее, и плохо понимаем, что она нам рассказывает. «Сюда, — говорит, — мы ловим растворы». А нам непонятно, для чего их надо ловить. «А теперь мы их сольем», — сказала она и подошла к ловушке с ведром, а мне крикнула: «Включай! Открой кран. Дай вакуум...» А я все перепутала, и дала «воздух». Сильным напором раствора ее сбило с ног. Она что-то кричит, а я с перепуга ничего не могу понять и не знаю, где и что следует закрыть. Я заплакала. Мариам Берковна поднялась, вся в растворе, без берета, без сапог, в мокрых своих лохмотьях. «Не реви, — говорит мне. — Это тебе — наука!» Да, это был урок на всю жизнь. С тех пор я никогда не касалась тех кнопок, которых нельзя касаться. А позже наша спецодежда превратилась в такие же лохмотья, как у Мариам Берковны. Мы ведь серную кислоту ведрами таскали, растворы переливали руками. Ток что и руки и даже животы наши были в болячках от растворов. Посторонние люди всегда с подозрением поглядывали на наши руки, а мы не знали, куда их девать...»
А.А.Романкевич:
«Завод только начинал подготовку к пуску. Оборудование было кустарное, техники безопасности не существовало. А работать приходилось с горячими кислотами, спеками, плавильными печами. Вытяжки и вентиляции не было, все опробовалось, и сроки на все — минимальные. Трубы с кислотами, проведенные поверху, протекали, кислоты капали на головы. Ходили мы с зелеными волосами, с изъеденными руками, в прожженной одежде, которая больше походила на лохмотья. Цехом руководил молодой инженер Юрий Дмитриевич Лапин, и при его появлении многие из-за такой одежды прятались... Были слезы, боль, обида, но деваться некуда: на войне, как на войне. Нас, десятиклассниц, брали на завод для работы в ЦЗЛ. Но пока лаборатория строилась, мы работали в цехе, с которого и начался завод... ЦЗЛ начиналась с одной комнаты, в которой работали 8-10 человек вместе с руководителем лаборатории Елизаветой Алексеевной Шапсон, эвакуированной из Ленинграда. Рядом с нами и находилась опытная установка. Мы делали анализы для тех, кто работал на этой установке, там постоянно была дымовая завеса от кислот и «царско-водочных» растворов. На этой установке и была получена первая продукция. Это было событие!»
А.Н.Блинникова:
«Когда мы получили первую продукцию, первые ее граммы, мы все ходили именинниками. Я и много позже, когда с 1950 по 1958 годы работала уже старшим мастером, много рассказывала своим рабочим про первые граммы, сравнивая их с теми, что мы стали получать позже».
Так уж получилось, и этот факт оставил свой след в истории завода, что рожденная в муках опытная установка уже по прошествии ровно трех месяцев с начала ее эксплуатации вполне созрела для выдачи первой продукции. Легко сказать — не просто сделать. Можно только догадываться о том, сколько напряженных дней и бессонных ночей провели подле установки те, кому было поручено работать на ней. Сколько неизбежных в таких случаях ошибок было совершено, пока наконец-то не начала возникать едва ощутимая взаимность между агрегатом и людьми, пытавшимися не просто оживить «железяку», а исполнять то, что требовалось.
Увы, толстые подшивки приказов по заводу того периода, как и положено документам подобного рода, не имеют ни малейшей эмоциональной окраски. По существующей традиции они строги, лаконичны, свободны от излишеств и, не в обиду будет сказано, даже заметно равнодушны по отношению к тем, кому суждено их прочесть через несколько десятков лет. Наверное, иначе и не могло быть и по законам «жанра», и по требованиям военного времени, и, наконец, согласно действовавшим в НКВД порядкам.
Не отмечен в приказах и сам факт получения первой продукции, ни поздравлениями, ни намеком, что такое событие произошло. Наверное, тогда оно было хоть и радостным, но все же рядовым, текущим в беспрерывной череде проводившихся экспериментов. Ни банкетов, ни пышных презентаций «по случаю», что так типично для наших дней, явно не проводилось. Ну, может быть, как говорится, в узком кругу, по-семейному, кто-то и поднял тогда наполненные самогоном или спиртом рюмки, и пожелал новых побед над врагом, наверное, здоровья товарищу Сталину, самому заводу и его тогда еще не созревшему коллективу.
Такое обязательно могло быть по неписаным законам нашей страны, которые во все времена ее истории соблюдались с нерушимой святостью. И лишь двадцать лет спустя, как утверждают некоторые документы и ветераны, в 1963 году, день получения первой продукции обрел наконец-то официальный статус исторического для судьбы завода дня, став узаконенной датой его рождения.
Как тут ни вспомнить, что воистину «большое видится на расстоянии». К примеру, Бастилия, исторически известная государственная тюрьма в Париже, была взята штурмом восставшим народом 14 июля 1789 года, и лишь спустя почти 100 лет этот день был объявлен во Франции общенациональным праздником. Как говорится, лучше поздно, чем... Ну, далее, известно.
А теперь обращаю внимание еще на два обнаруженных мной в архиве документа:
«...назначить Башилова Ивана Яковлевича научным руководителем исследовательских тем научно-исследовательской лаборатории завода с окладом содержания 1.600 рублей в месяц с 1 августа 1943г...»
«За выполнение и перевыполнение взятых социалистических обязательств к 27-й годовщине Великой Октябрьской Социалистической революции и высокое извлечение металлов премировать ордерами (именно «ордерами», а не орденами — авт.):
— Тов.Селиверстова Н.С., начальника цеха, — на кожаное пальто.
— Тов.Заиграеву, нач.отделения обогащения, — на платье и туфли.
За высокое качество контроля и успешное проведение ряда научно-исследовательских работ премировать тов.Башилова И.Я., профессора — ордером на кожаное пальто...»
Именно последний пункт этого приказа, в котором все еще «враг народа» Башилов, думаю, ошибочно, впервые был официально назван товарищем, и откроет нам двери в следующую главу книги.
В начало Пред.глава След.глава