Какое впечатление о Николае Николаевиче Урванцеве оставляют пишущие о нем разные авторы и он сам — о себе?

Трудная судьба выпала на долю известного геолога, полярника, ученого, одного из первых открывателей норильских месторождений. Чтобы выжить, ему приходилось приспосабливаться, как и очень многим его согражданам…

Я читала книги Урванцева, коллег о нем, воспоминания норильчан, и передо мной вставал необщительный, замкнутый человек. Мне показалось, что он был не очень-то откровенен и в своих ответах Анатолию Львовичу Львову… Случалось ему писать и говорить о себе неправду… Но как раз этому-то я нашла и оправдание, и объяснение. Мне просто очень захотелось понять Николая Николаевича, но уж никак не судить его или кого бы то ни было. Думаю, тем самым я объясню себе и другим ВРЕМЯ, в которое он жил, а главное, ЧТО ОНО СДЕЛАЛО С ЛЮДЬМИ после революции и в годы сталинских репрессий.

В книге первой издания «О времени, о Норильске, о себе…» опубликованы воспоминания дочери известного геолога Владимира Сергеевича Домарева (с. 134–141). И.В. Домарева-Ганшкевич приводит слова отца из письма ее тете: «…по собственному почину Н.Н. поступил со мной возмутительно». Н.Н. Урванцев затянул оформление документов на его освобождение, дал ему работу «запущенную и разваленную, где много обещали и ничего почти не дали», а это означало, что жить предстояло в землянках, в 60 километрах от Туруханска, где нет ни одной книги, нет радио, а вокруг одни уголовники (В.С. Домарев, как и Н.Н. Урванцев, был осужден по политической 58-й статье). А ведь Владимир Сергеевич уже тогда не был рядовым геологом: он начал работать еще студентом, полгода в 1925 году обследовал Рудную гору в Норильске в составе экспедиции П.С. Аллилуева (об этом в книге второй издания «О времени, о Норильске, о себе…», с. 9–39), трудился в Геолкоме в Ленинграде на руководящей должности, возглавлял геологические партии. Плохие отношения с Н.Н. Урванцевым прервал А.П. Завенягин, назначивший В.С. Домарева главным инженером геологического управления Норильского комбината… Один лагерник не пожалел другого? Или не хотел работать рядом с серьезным конкурентом? Сегодня нет ответа на эти вопросы…

Мне кажется, что страх, однажды поразивший Н.Н. Урванцева в подвалах губчека в Томске, что-то поломал в нем. А может быть, напротив, страх, основательно изранив его, только укрепил в нем мечту громко заявить о себе и творческих устремлениях в профессии, которую он выбрал (тут я соглашаюсь с версией В.И. Долгова) благодаря Александру Сотникову. Похоже, что несокрушимое честолюбие было свойственно Николаю Николаевичу. Владимир Иванович Долгов, заинтересовавшись отношениями Н. Урванцева и А. Сотникова, нашел документы, ранее неизвестные (подробности в его материале, опубликованном в этой книге). Он доказал несостоятельность версии, что знакомство студентов Томского технологического института началось с того, что Александр Сотников попросил «старшекурсника» Николая Урванцева описать и оценить привезенные им таймырские образцы пород. Эта информация повторяется во многих книгах, Николай Николаевич ни разу не оспорил эту неправду. На самом деле они должны были познакомиться раньше. Может быть, сами, а может, их свели две богатейшие семьи — таймырские родственники Александра и тесть Николая, состоятельный сибирский предприниматель. Может, они даже строили совместные планы по освоению Таймыра? А почему бы и нет — дело выгодное. В любом случае Александр Сотников всерьез был намерен довести до практического осуществления в жизнь несостоявшиеся намерения своего деда по освоению угольных и рудных месторождений. Сотниковы первыми открыли их, и потому я пишу об Н.Н. Урванцеве: один из первооткрывателей норильских месторождений. Пожалуй, Николаю Николаевичу очень не понравилось бы это утверждение, пусть и не профессиональное. Ведь он даже на допросе говорил: «Норильское месторождение мною было полностью освоено». По этому поводу А.Л. Львов свое недоумение только и выразил двумя знаками — вопросительным и восклицательным (см. в этом томе с. 74) А я в странной фразе усматриваю то самое несокрушимое честолюбие Урванцева, которое, кстати, проявилось и в его настойчивых вопросах С.Л. Щеглову о своем первооткрывательстве (их переписка опубликована в этом томе).

Сегодня о деловых связях и дружбе молодых людей говорят прямые и косвенные факты их биографий, книга Ю. Градинарова «В низовье Енисей могуч» (роман-трилогия, ФГУП «Издательско-полиграфическая фирма «Воронеж», 2004 г.), документы и исследования о Сотниковых коллектива Таймырского краеведческого музея, долголетние поиски касающихся Урванцева документов времен Гражданской войны и первых лет советской власти В.И. Долгова, норильчанина по рождению и врача по образованию и основной работе.

Юрий Иванович Градинаров, возможно, первый, кто положил начало восстановлению исторической справедливости в оценке того вклада в освоение Таймыра, который внесли шесть поколений казаков, купцов Сотниковых. Его книгу «В низовье Енисей могуч» можно было бы назвать просто «Сотниковы». Этот увлекательный роман в трех частях («Братья», «Сыновья», «Внуки»), конечно, художественное произведение, допускающее вымысел, авторские симпатии и антипатии, но что совершенно точно — здесь не придуманы главные факты жизни людей, ибо речь идет о поколениях конкретной фамилии, очень известной на Таймыре. Юрий Иванович работал в архивах, музеях Дудинки, Томска, Красноярска. Сам автор не понаслышке знает Заполярье: отдал ему много лет своей жизни, работал начальником управления культуры Таймыра, за эти годы написал несколько книг. Вот как в кратком предисловии к книге «В низовье Енисей могуч» он сам представил себя: «Я, Градинаров Юрий Иванович, родился 31 января 1941 года в Донбасе на небольшой железнодорожной станции Щебенка, что в шести километрах от города Енакиево. Помню: <…>
• летную службу в Военно-Воздушных Силах;
• женитьбу, рождение двух дочерей, внука и внучки;
• Заполярье, служебные командировки от Диксона до Попигая на оленьих, собачьих упряжках, весельных и моторных лодках, катерах, самолетах и вертолетах;
• полярную ночь и полярный день, черную пургу и белые метели, стынь и оттепель, надоедливого гнуса и «белых мух» и много открытых сердцем людей;
• выходы первого сборника рассказов «Шаман Демниме» (1994 г.), за ним — книги рассказов «Аргиш в Париж» (1995 г.), повести «По собственному желанию» (1998 г.), сборника повестей и рассказов «Исповедь» (2000 г.); учреждение и редактирование литературно-художественного альманаха «Полярное сияние», органа Таймырской писательской организации, а также получение премий — имени О. Аксеновой и Ники РАО «Норильский никель». <…>

Сейчас живу на Белогородчине в городе Старом Осколе. 23 июня 2003 года».

С особым вниманием я читала последнюю главу книги Ю. Градинарова, надеясь найти сюжеты, рассказывающие об общении Александра Сотникова с Николаем Урванцевым. К сожалению, ответа на свои вопросы не нашла, что в общем-то неудивительно, ведь роман-то не об этом, тем более что сам Урванцев о тех годах не просто не оставил доказательств их отношений с Александром, а даже сознательно умалчивал о них, и, случалось, даже писал неправду. Поэтому и в романе Ю. Градинарова тоже есть распространенное упоминание о «старшекурснике» Урванцеве, которого младший товарищ попросил сделать анализ образцов, описание минералов Таймыра.

Потрясающе эмоциональным был трагический конец романа: арест Александра Сотникова, допросы, расстрел, прощальное письмо Николаю Урванцеву. Приведу его полностью: «Дорогой Николай! Ты нейтральный человек, каких мало сейчас в России. Ты смог сохранить полное безразличие к царской, к Временной и нынешним властям. Это спасло тебя от душевных колебаний, внутренних разногласий, патриотических побуждений и помогло выжить в смутное время. Дело, которое мы начали с тобой, не должно умереть! Надеюсь, ты продолжишь его и заставишь работать норильские залежи на благо России. Живи долго и за меня! Прощай! Твой Александр Сотников. 20 мая 1920 года».

В романе Ю. Градинарова Александр Сотников предстает именно таким: страсть освоения северных земель была для этого целеустремленного человека дороже жизни! И к кому как не к Урванцеву обращаться с таким завещанием, ведь они учились на геологическом отделении одного института, вместе ходили по земле таймырской и мечтали о ее процветании…

…Я совсем забыла, что это роман, и поспешила со звонком в Старый Оскол с вопросом о письме Урванцеву. Ответ разочаровал: не было такого письма. Но по человеческой сути, по тому, как на допросах Александр Сотников рассказывал о возможностях освоения месторождений Таймыра, упоминая при этом фамилию Урванцева, убеждал, что он и сам способен поработать на пользу стране, это письмо вполне могло бы быть. Об этом мне сказал и Юрий Иванович Градинаров и добавил:

— А допросы в губчека невыдуманные, даже фамилия инструктора для поручения контрразведывательного отдела Иркутской губернской чрезвычайной следственной комиссии Крейша Григория Самойловича подлинная. Я читал материалы этих допросов в архивах ФСБ г. Красноярска. Конечно, главным в отношениях Сотников—Урванцев был Александр, и о таймырских месторождениях он знал много больше Николая. Революция, Гражданская война оборвали все планы Сотникова — а они были огромны. Так и получилось, что после его смерти все лавры открытий норильских месторождений, вся слава первооткрывателя достались одному Николаю Урванцеву. Что, по-моему, несправедливо!

А теперь я приведу последний абзац из книги Ю. Градинарова «От автора» (с. 589–590): «Сурово обошлась судьба с Александром Александровичем Сотниковым. Советская власть лишила его не только жизни, но и достойного места в истории Сибири. Работники архива университетского музея сотниковской «альма-матер» ни слова не могли сказать о первооткрывателе норильского меднорудного месторождения. Не имеет никакой информации о нем и Томский областной краеведческий музей. И только в государственных архивах Красноярска и Томска, в запасниках окружного краеведческого музея г. Дудинки я нашел документы о жизни и деятельности Александра Сотникова. Они помогли вернуть из забвения имя незаурядного человека, сыгравшего свою роль в истории Сибири двадцатого века. Его реабилитировала 31 марта 1998 года прокуратура Красноярского края на основании закона Российской Федерации «О реабилитации жертв политических репрессий».

1999–2003 гг. Дудинка—Красноярск—Старый Оскол».

В следующей книге мы опубликуем материалы творческого коллектива Таймырского краеведческого музея о Сотниковых и отдельно об Александре Александровиче, чья жизнь оборвалась так трагически. Музей, созданный в Дудинке в нелегкие 30-е годы, с первых дней изучает и собирает в своих фондах все, что позволяет представить историю народов Таймыра, а это уникальные коллекции, экспонаты, документы по истории полуострова, личные и семейные архивы старожилов и многое другое. Например, коллекция предметов религиозного культа нганасан, по оценкам специалистов, в своем роде единственная в мире. Думаю, что обещанная нашему изданию подборка малоизвестных документов, фотографий о поколениях Сотниковых позволит лучше понять нам историю советского Заполярья.

Продолжает поиск документов, которые более точно помогли бы восстановить годы жизни Николая Урванцева в самое тяжелое для него время, Владимир Иванович Долгов. Своими находками, версиями, изложением событий жизни известного геолога, ученого Н.Н. Урванцева он тоже поделится с нами в следующей книге издания «О времени, о Норильске, о себе…».

И тут я хочу поставить вопрос, который готов сорваться с губ многих людей: зачем копаться в биографиях этих двух людей — Сотникова и Урванцева? Одного хотите обелить, другого, напротив, — очернить? Мы не хотим устраивать суд над прошлым человека — будь это Урванцев, Сотников или кто-то еще, а хотим понять правду времени. Оно было страшным не только потому, что уничтожало людей (безвинно — десятками миллионов, точнее не подсчитано до сих пор!), но отражалось и на оставшихся в живых. Страх убивает их морально и продолжает жить в тех, кто не пережил ужасов репрессий. Это утверждают генетики и историки. Страх — губительная и живучая сила, передающаяся как память поколений.

Есть и еще одна немаловажная причина «копания в биографиях». Большинство героев советской эпохи предстают перед нами забронзовевшими памятниками, но не живыми людьми со свойственными им достоинствами и недостатками. Они такие правильные, не ошибаются, не сомневаются, не задаются неудобными вопросами… Разные люди становятся удивительно похожими и неинтересными. Этакие неизвестные известности — фамилии на слуху, чем прославились тоже, а какими были в жизни эти официально признанные авторитеты? Идеализация героев вредна для нас, она мешает понять прошлое нашей страны.

«Убежден, что лагерь — весь — отрицательная школа, даже час провести в нем нельзя — это час растления. Никому никогда ничего положительного лагерь не дал и не мог дать». Варлам Шаламов, «Что я видел и понял в лагере». Не все разделяют эту точку зрения. Выслушаем всех. А понять можно только то, что стремишься узнать: биографии людей, факты, события и другую информацию о XX веке.

Галина Касабова.

 На оглавление "О времени, о Норильске, о себе..."